История архивной мысли

 Речь в брошюре идет только о культурно-историческом значении. Снегирев и его последователи и единомышленники призывали организовываться к кружки, клубы, общества по спасению и изучению исторических материалов. И частично они были услышаны культурной частью населения, но не властью.

Весной 1921 г. появляется новое распоряжение (на этот раз от имени сразу трех ведомств: Президиума ВСНХ, Нар-компроса и Наркомата Рабоче-Крестьянской инспекции), в котором говорилось: "Вследствие переживаемого бумажной промышленностью серьезного кризиса учреждается Особая Комиссия (Особкомбум)... [которой] предоставляется право изъятия на всей территории РСФСР тряпья, архивных материалов, старой бумаги и обрезков, не представляющих исторической или деловой ценности». Впервые документ подписывает Сталин.

Главархив с введнием этого документа становился серьезной помехой.

Вторая угроза была еще  более весомой, хотя о ней долгое время не говорили. Главархив в самом начале своей деятельности  провозгласил принцип "гласности" в пользовании документами со стороны исследователей,  т.е  при предоставлении соответствующих документов и рекомендаций к архивным документам допускались все за редким ограничением. В таких условиях вести политику «секретности « большевикам не удавалось. В результате чего появилось огромное кол-во жалоб на «антисоветские действия» архивистов.

Первым сигналом послужил выход  сборника редакцией С.П. Мельгунова (впоследствии он будет выслан из страны) и М.А. Цявловского (он будет репрессирован), в котором вниманию "будущих историков русской социал-демократии" предлагались документы об успешной работе охранки по вербовке и засылке в ряды ленинцев штатных провокаторов.

Другим сигналом послужили политически "вредные" лекции, с которыми выступали перед  слушателями архивных курсов в Петрограде И.Л. Маяковский, Е.В. Тарле и другие историки и архивисты. И.Л. Маяковский убедительно доказывал идею о  преемственности архивной реформы  в России, исходя из трудов Н.В. Калачова и Д.Я. Самоквасова (впоследствии он будет вынужден публично отречься от этой точки зрения). Е.В. Тарле в лекциях, а также в сборнике "Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции. Воспоминания современников и документы", опубликованном в 1918 — 1919 гг. под его редакцией, позволял себе недопустимые с точки зрения официальной идеологии аналогии красного террора с кровавым террором якобинцев.⁸

Даже этих фактов было более  чем достаточно, чтобы партия и  советское правительство обратили самое серьезное внимание на деятельность Главархива. Период мирного сосуществования науки и идеологии подходил к концу.

 В августе 1920 года  образована новая Коллегия Главархива, в состав которой вошли М.Н. Покровский (председатель, противник Рязанова), а впоследствии Адоратский и Н.Н. Батурин (Замятин). Результатом стала полная смена Главархива "рязановского" состава.

Смена руководства и активное привлечение  к работе партийцев привело к  политизации архивов. После смерти Ленина внутрипартийная борьба еще больше обострилась и архивные документы стали в ней действительно важным политическим оружием. Регулярно появлялись компрометирующие документы на Л.Д.Троцкого, Н.С. Чхеидзе , и.В. Сталина и др. деятелей. Можно привести немало примеров использования "в нужное время и в нужном месте" архивных документов. Так, ленинское письмо от 18 октября 1917 г. о "штрейкбрехерах революции" Каменеве и Зиновьеве, открыто высказавшихся при голосовании против немедленного начала октябрьского переворота, было впервые опубликовано в "Правде" 1 ноября 1927 г. под заголовком "Ленин о штрейкбрехерах в Октябре 1917 — штрейкбрехерство в 1917 и штрейкбрехерство в 1927". Именно к дате десятой годовщины Октябрьской революции антисталинская оппозиция во главе с Каменевым и Зиновьевым приурочивала свои демонстрации. Аналогично Сталин поступал и в борьбе с Бухариным в самом конце 20-х годов.  Все происходящее не осталось без внимания властей и в внутри Главархива  был создан Истпарт. Сначала как второстепенная , а в последствии как самостоятельная главенствующая структура, своей деятельностью вложившая свой смысл в понятие «централизация»  -осуществление жесткого политического контроля со стороны своеобразного "надведомственного" органа — ЦК партии, верным проводником политики которого и стала Коллегия Главархива во главе с Покровским и Адоратским.

  Постепенно изменяются правила  пользования архивами, вводятся  ограничения и анкеты, учитывалась  партийная принадлежность, цели  работы, издания, в котором предполагается  напечатание работы, и т.п. 

В 1926 году архивы получили полное право  самим определять степень доступа  к своим материалам, произвольно  относя документы к категории  секретных или открывая их, что  случалось гораздо реже. Особенно широко пользовались правом засекречивания могущественные центральные ведомства. В конце 20-х годов архивы превратились в своеобразные вспомогательные идеологические учреждения, обслуживающие марксистскую историографию или же органы, в функции которых входило содействие оперативно-разыскной и иной деятельности государственного аппарат. В эти годы началась тотальная замена старых специалистов новыми кадрами, которые отбирались преимущественно по принципу преданности господствующей партийной идеологии. Государственный архивный фонд в это время состоял из девяти секций:

1)законодательства, верховного управления внешней  политики;

2)  юридической; 3) военно-морской; 4) народного просвещения; 5) историко-экономической; 6) внутреннего управления и самоуправления; 7) историко-революционной; 8) печатных изданий; 9) историко-литературной. В 1925 г. секционное деление было заменено системой центральных и местных архивов и архивов текущего делопроизводства.

 Принципы «государственной целесообразности» и «партийно-ведомственный» подход определили на десятилетия многие шаги в области сохранности, экспертизы документов

Но протяжении всего этого сложного периода работники архивов пытались отстоять свою точку зрения, доказать необходимость пересмотра подходов в работе, найти компромисс с властью. В противоборстве двух подходов к науке и культуре вообще и к архивному строительству в частности прошли все последующие годы.

В середине 20-х годов повторилась  попытка формирования мощного объединения  культурных сил России на внепартийной, не зависящей от государственного аппарата, сугубо общественной основе. Естественно, что советская власть не могла  допустить этого. В 1921, 1925 и 1929 годах прошли съезды и конференции где бурно обсуждались вопросы партийности архивов. На одном из них Покровский заявил "задача архивного ведомства не только нашего Р.С.Ф.С.Р., но и всего мира заключается не только в сохранении старого, но и в собирании новых документов. Он назвал "первой задачей наших архивных работников и исследователей" "собирание документов по истории революции" и "документов настоящего момента"; причем к этой работе, по его мнению, должен быть привлечен "весь Главархив", а не только его "слишком малочисленная коммунистическая часть".  Все это было чуждо архивистам старой школы, воспринимавшими подобные изменения как трагедию и гибель архивного дела.   Ззакрытие археологических институтов в Москве и Петрограде, отсутствие средств на исследования хозяйственные нужды и зарплату работников архивов, приостановка научной работы, разрушение фондов  - вот те проблемы которые интересовали архивистов. Кардинальное расхождение между реальными запросами и нуждами отечественных архивистов и искусственно навязываемыми им со стороны центра задачами "историко-партийного" характера. Вскоре краеведческое движение будет ликвидировано, все его руководители в центре и на местах — репрессированы.

Жестокость репрессий, которые  обрушатся на краеведов и архивистов, объясняется тем, что тоталитарный режим несовместим с самим  фактом существования независимой  структурной части общества, ставившей  перед собой чисто гуманитарные, историко-культурные цели. По существу, это уже был разговор "с позиции силы".Архивисты подошли к той роковой развилке дорог, после которой свобода выбора одной из них перестанет существовать. 1929 год откроет новый период в истории отечественного архивного дела, период повсеместного и всеохватывающего торжества принципов тоталитаризма.⁹

С 1929 г. начинается самый драматический  период в истории отечественного архивного строительства. Он отмечен  такими катастрофическими для архивов  явлениями, как «макулатурные» кампании и массовые «чистки» архивистов. Создание жесткой бюрократической системы управления архивами под

надзором  партийных органов получило логическое завершение в передаче архивов в  прямое подчинение НКВД в 1938 г. Полная потеря архивистами прав на свободу  мышления и профессиональную самостоятельность привела к застою в области теории и практики архивного дела. Тем не менее работа в архивах продолжалась. Одним из наиболее важных законов, относящихся к архивному делу, можно считать постановление ЦИК и Совнаркома СССР от 5 февраля 1936 г. «Об упорядочении архивного дела в народных комиссариатах и центральных учреждениях СССР». В нем среди других первоочередных мероприятий по повышению уровня работы с документами в учреждениях и обеспечению условий их сохранности предусматривалась разработка перечней дел и документов со сроками их хранения. Этим постановлением было положено началообязательной разработки ведомственных перечней.

25 октября 1928 г. в Большом зале Московской консерватории состоялось торжественное заседание, посвященное 60-летию со дня рождения и 35-летию научной деятельности М.Н. Покровского.

Но с этим юбилеем волею  судеб совпал еще один. В декабре  1929 г. отмечался 50-летний юбилей И.В. Сталина. Это событие, справедливо отмечают историки, знаменовало начало эпохи культа личности. Однако в мощном и единодушном хоре приветствий в его адрес не прозвучал голос Покровского, хотя его и ждали.

Сталин был не только ревнив к чужой славе. Он с подозрением  относился к самостоятельно мыслящим, образованным людям, а Покровский —  при всем своем ортодоксальном марксистском мировоззрении относился именно к их числу. Сталин не умел прощать  не только врагов, но и друзей своих  врагов. А Покровский именно в дни  своего юбилея совершил непоправимую ошибку: он высоко отозвался о Давиде Борисовиче Рязанове. Покровский осмелился  пренебречь тем известным всем видным партийцам фактом, что Рязанов  публично высказывал презрение к теоретическому багажу Сталина.

2-й съезд архивных работников  РСФСР, состоявшийся 25 мая - 1 июня  1929 г. ¹⁴, в традиционной историографии отечественного архивного дела было принято называть "крупным событием... в истории советского архивного строительства" Сегодня мы с полным основанием можем называть его "съездом обреченных". Это был последний форум, на котором выступил Покровский. Ни одна надежда делегатов 2-го съезда не осуществилась. На съезде столь явно проявилось стремление президиума, то есть руководства Центрархива, не учитывать в своих докладах и выступлениях запросов делегатов. Делегаты впервые обнаружили, что это почти демонстративное невнимание к их вопросам происходит не от нежелания прислушаться, а от бессилия помочь.

Здесь в последний раз  архивисты попробуют свободно дискутировать  по самым животрепещущим проблемам, не придерживаясь жестко регламентированной повестки дня и "спущенных" сверху указаний.

Здесь в последний раз  прозвучат голоса тех, кто вскоре будет репрессирован в ходе процессов, которые начнутся в 1930 г. и окончатся в 1938 — 1939 гг. На съезде присутствовали академики С.Ф. Платонов, М.К. Любавский, Е.В. Тарле, которые будут арестованы меньше чем через полгода, а также те, кто разделит их судьбу немного раньше или чуть позже, А.М. Рахлин, А.И. Андреев, Д.Г. Истнюк, А.К. Дрезен и многие другие, известные и безвестные историки, архивисты, краеведы. Только из-за болезни, о чем специально извещены делегаты, не смог присутствовать на съезде Д.Б. Рязанов, которого арестуют спустя год с небольшим и уничтожат в конце 30-х.

В дальнейшем, на протяжении всего рокового десятилетия, ни одного съезда уже не проводилось. Без всякого  объяснения причин было внезапно отменено Всесоюзное совещание архивистов, первоначально  намеченное на декабрь 1932 г. Только в 1936 г. по примеру других наркоматов ЦАУ провело чисто "парадную" всесоюзную конференцию ударников-архивистов и еще в августе 1937 г Всесоюзное совещание архивных работников, на котором присутствовали только два представителя от союзных республик (Белоруссии и Грузии) Эти совещания не оказали ни малейшего влияния на развитие архивного строительства и созывались скорее для формального выполнения пунктов в отчетных планах ЦАУ.

В 1938 г. состоялось решение о подчинении архивов НКВД.

До последнего времени  ход и результаты так называемых макулатурных кампаний рассматривались исключительно в узком, "производственно-техническом" смысле. В результате сложилось представление об этих кампаниях как о серии неизбежных, хотя и болезненных мероприятий, продиктованных временными трудностями народного хозяйства. Внимательное изучение архивных материалов и публикаций начала 30-х годов позволяет сделать вывод о том, что такой подход абсолютно тупиковый. Он затушевывает подлинную суть "макулатурных" кампаний, которые приобрели в 30-е годы качественно новый характер, став проявлением радикального изменения государственной политики по отношению к архивам. Масштабы и темпы процессов выявления и ликвидации "сырья" для нужд бумажной промышленности, их точное совпадение по времени с пиком "чисток" архивных кадров позволяют отнести эти кампании к числу важнейших историко-культурных феноменов отечественной истории 30-х годов. По катастрофическим последствиям для судеб архивов России эти кампании вполне сопоставимы с таким явлением, как коллективизация для судьбы российского крестьянства. Суть этих "чисток" в архивах соответствовала общей, "генеральной" линии партии, направленной на духовное закрепощение родившегося после революции 1917 г. поколения, на установление и закрепление тоталитарного режима в стране с использованием самых жестких мер. . Для ускорения процессов ликвидации макулатуры предписывалось привлекать активистов-общественников. Попытки Центрархива противостоять этому мощному удару, катастрофические последствия которого ясны были любому культурному человеку, не принимались во внимания или давали противоположные результаты.