Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Июня 2014 в 15:23, шпаргалка
Борис Николаевич Чичерин (1828-1902) являлся крупнейшей фигурой в либеральной философской мысли России второй половины XIX в. Он был автором пятитомника <История политических учений> (1869-1902), а также ряда фундаментальных работ в области государствоведения'и философии права - <О народном представительстве> (1866), <Курс государственной науки> (1898), <Философия права> (1900). Активный за щитник реформ начала царствования Александра II и сторонник в отдаленной перспективе конституционной монархии, Чичерин - после непродолжительной профессорской карьеры в Московском университете (1861-1867) - оказался в опале и долгие годы провел в уединении родового поместья
Учение о государстве. Ядро юриспруденции Чичерина базируется на гегельянской трактовке государства как основного двигателя и творца истории. Государство для него - показатель высшего развития человеческого прогресса и воплощение нравственности, единства народа, территории и верховной власти.
70. Учение Б. Чичерина о государстве и праве
Борис Николаевич Чичерин (1828-1902) являлся крупнейшей фигурой в либеральной философской мысли России второй половины XIX в. Он был автором пятитомника <История политических учений> (1869-1902), а также ряда фундаментальных работ в области государствоведения'и философии права - <О народном представительстве> (1866), <Курс государственной науки> (1898), <Философия права> (1900). Активный за щитник реформ начала царствования Александра II и сторонник в отдаленной перспективе конституционной монархии, Чичерин - после непродолжительной профессорской карьеры в Московском университете (1861-1867) - оказался в опале и долгие годы провел в уединении родового поместья
Учение о государстве. Ядро юриспруденции Чичерина базируется на гегельянской трактовке государства как основного двигателя и творца истории. Государство для него - показатель высшего развития человеческого прогресса и воплощение нравственности, единства народа, территории и верховной власти. Еще большая роль
государства в отечественной истории. Русское государство выступает не только надклассовой, но и надсословной организацией. Оно возникло из средневековой неурядицы и должно было требовать от подданных посильной службы для того, чтобы учредить правильноеуправление, водворить благоустройство, создать силу и могущество России. Государство возложило на все сословия обязанности, общие для всех, не делая исключения ни для кого. И сословия покорились и сослужили эту службу. Но когда государство достаточно окрепло и развилось, чтобы действовать собственными средствами, оно перестало нуждаться в этом тяжелом служении. В результате в конце XVIII в. изменилось положение дворянского, а также городского сословий. Жалованными грамотами 1785 г. были предоставлены разные права и преимущества дворянству как высшему сословию в награду за долговременное служение Отечеству, а также определенные льготы городскому сословию. Теперь должна уничтожиться, наконец, и последняя принудительная связь - пожизненная служба крестьян помещикам и государству. Во времена Чичерина не было трудов, в которых государство возвеличивалось бы до такой степени. Народная стихия, предоставленная самой себе, проявлялась, по его мнению, лишь в бесплодном анархическом разгуле. С юношеских лет он испытывал острую неприязнь к <толпе>, ему в равной степени были чужды и широкое революционное движение, и то учение, которое претендовало-на самое полное выражение чаяний масс - русский социализм. Видимо, не последнюю роль сыграло усвоенное с детства патрицианское презрение к демосукак к стихийному, слепому, разрушительному началу. Но, кроме психологических, существовали и рациональные основания, сказавшиеся на всем мироощущении мыслителя. Раньше, чем кто-либо из его идейных соратников, Чичерин понял, насколько глубока пропасть между программными требованиями <передовой общественности и реальными интересами народа. Из этого он сделал соответствующие выводы: всякие попытки опереться на демократию опасны и даже преступны; подлинной силой, способной провести преобразования в нужном духе, выступает власть, посему либералы должны настойчиво искать подходы, позволяющие направить усилия правительства в нужное русло. Только <либеральным партиям> (так Чичерин обозначал свободомыслящую часть общества) дано возвысить свой голос, подсказывая правительству самые разумные, законосообразные, безопасные способы претворения либеральной программы в жизнь. Расхожее представление о Чичерине как о стороннике абсолютизма не соответствует действительности: будучи противником власти <толпы>, т.е. демократической республики, он неизменно отстаивал монархию, основанную на законах. Приверженность к легитимной и просвещенной монархии определялась в той мере, в какой она содействовала реформам и развитию прогрессивных отношений в стране, закладывая тем самым основы будущего правопорядка. Отмена крепостного права также обосновывается мыслителем с позиции государственной школы. Он считал,
что пришла пора сделать решительный шаг по пути освобождения народа, <искупившего свои анархические стремления> многовековым подчинением железной государственной дисциплине и тем доказавшего способность к политической жизни. Необходимо окончательно раскрепостить сословия, провозгласив свободу от крепостного положения, а также другие свободы: совести, книгопечатания, общественного мнения. Такие идеи соответствовали духу времени. Вместе с тем в них отражаются убеждения их автора: единственным созидательным орудием предстает самодержавнобюрократическое государство, к которому и обращены главные надежды. Все намеченные реформы рассматриваются как <предмет попечения просвещенного правительства>, проводящего их сверху, под своим строгим контролем. Народу же вменяется сохранять покой, поддерживать дисциплину, не проявляя чрезмерной самостоятельности. Форма правления для России. Через несколько месяцев после отмены крепостного права Чичерин высказывает мысль, что нужно постепенно подключать весь русский народ к государственной деятельности, не ограничиваясь правительством. Было время, когда правительство делало и направляло все. Этим достигались целостность и могущество империи, общественный порядок и благосостояние. Но так дальше продолжаться не может. Для большего могущества, для высшего развития и благосостояния нужны новые силы, нужна энергия целого народа. Ссылаясь на опыт европейских держав, Чичерин подчеркивает, что сейчас условием сохранения и развития всякого государства является привлечение к участию в политической жизни общественных сил. Это усложняет задачи правительства, требует пересмотра взглядов, применения новых способов правления, которых не было в прежнем правительстве. Но в настоящее время, считал Чичерин, без этого обійтись невозможно. Чичерин, однако, высказывает ряд опасений. Общественное мнение может быть разумным, и тогда оно составляет первое условие свободы и плодотворного развития. Но оно бывает и безрассудным, вызывающим только реакцию, и бросающим тень подозрения на свободу. В России ученый видит именно второе. Либерализм дошел до неразумных пределов. К тому же <просвещенный абсолютизм, дающий гражданам все нужные гарантии в частной жизни, содействует развитию народного состояния гораздо более, нежели республики, раздираемые партиями>. Поэтому он призывает ждать тех времен, когда в результате упорной работы мысли и воздержания от <кипучих стремлений> в России разовьется разумное общественное мнение, а гражданами станет все население. Сейчас в стране к участию в политической жизни способно не все население. Русские крестьяне - львиная доля всех подданных империи - не способны к управлению государством, так как их мысли и деятельность не выходят за пределы сельской сферы. Среднее, городское сословие имеет <городовое и государственное> назначение. Город - не только средоточие торговли, но и культурный центр. А вот назначение дворянства - управлять государством, быть руководителем остальных сословий. Таким образом, по мысли Чичерина, и в пореформенный период сохраняется ведущая роль дворянства в российской политике при возрастающем участии в государственной жизни купечества и разночинной интеллигенции, которые в дальнейшем будут составлять цвет труда и образования. Большинство же населения, крестьянская масса, по-прежнему остается вне политики. Равноправие сословий Чичерин видит не в установлении одинаковых прав, а в распределении деятельности в соответствующих сферах: крестьянство - в сельском управлении, среднего сословия - в городском, дворянства - в областном. При этом дворянству принадлежит право участия в сельском и городском управлении. Оно должно также преобладать в учреждениях, где представлены разные сословия, что может быть выражено в количественном перевесе членов от дворянства и в председательствовании; это последнее право особенно важно, ибо председатель оказывает огромное влияние на ход дел в учреждении. Чичерин допускает народных представителей к <законосовещательству>, ссылаясь на опыт Европы и России (Земские соборы, Уложенная комиссия при Екатерине II). С самодержавной властью совместимы 4 способа учета мнения сословий в правительстве: 1) вызов экспертов по частным вопросам, 2) вызов в отдельных случаях депутатов от сословий, 3) постоянное присутствие депутатов в Государственном совете во время прений, 4) совещательное собрание из представителей от сословий. Но идея единого собрания (парламента) даже сословных представителей не удовлетворяет Чичерина, ибо опять-таки крестьяне, с его точки зрения, не способны к роли законодателей. Вдобавок он высказывает сомнение в наличии такой способности и у купечества. Возможность участия городского сословия в государственной жизни относится им к будущему, когда установятся <известные условия>. На первых порах, очевидно, что единственное сословие, которое может иметь голос и вес, - все то же дворянство. Однако Чичерин высказывает опасение, что при таком исключительном преобладании дворянства в законодательстве государственные интересы будут принесены в жертву сословным интересам. В результате Чичерин все более склоняется к легитимному и просвещенному самодержавию, ограниченному своими собственными законами, возрождая в новых исторических условиях проекты Сперанского, согласно которому гражданские свободы обеспечиваются всем в первую очередь, а политические - остаются в руках русского дворянства. Чичерин о либерализме. Суть либерализма, по мнению мыслителя, состоит в представлении о человеке как о существе свободном, которое в таком качестве вступает в общество. Он остается свободным даже тогда, корда ограничивает свою волю совместной волей других, подчиняясь гражданским обязанностям и повинуясь власти. Он и здесь сохраняет свое достоинство, человеческое и прирожденное право на беспрепятственное развитие разумных своих сил. И в обыденной жизни и в общественном мнении либерализм, по Чичерину, предстает в нескольких главных направлениях. Низшую ступень занимает либерализм уличный. Уличный либерализм подвержен своеволию, он больше всего любит шум, ему хочется волнения для волнения. У него отсутствует терпимость, уважение к чужому мнению и к человеческой личности. Другой вид либерализма Чичерин именует либерализмом оппозиционным. Однако в этой категории весьма пестрая смесь типов. <Сколько разнородных побуждений, сколько разнохарактерных типов от Собакевича, который уверяет, что только один прокурор - порядочный человек, да и тот свинья, до помещика, негодующего за отнятие крепостного права, до вельможи, впавшего в немилость и потому кинувшегося в оппозицию, которая снова обратит его к власти>. Если либеральное направление желает получить действительное влияние на общественные дела, оно долино искать иных начал, положительных; оно должно приноравливаться к жизни и искать уроков из истории; оно должно действовать с пониманием природы и необходимых условий существования власти и не становиться к ней в систематическое враждебное отношение, оправдывая себя избранием беспристрастной и независимой позиции. Такой либерализм Чичерин называет либерализмом охранительным. Чичерин о естественном праве. Сама область естественного права - в отличие от права положительного - это область требований правды, справедливости, это <система общих юридических норм, вытекающих из человеческого разума и долженствующих служить мерилом и руководством для положительного законодательства>. Справедливость как общее разумное начало и есть мерило, с помощью которого разграничивается область свободы отдельных лиц и устанавливаются требования законов. Цель социально-политического развития - избежать крайностей индивидуалистического анархизма и механического этатизма и суметь гармонически сочетать личное и государственное начала, индивидуальную свободу и общий закон. Право не сводимо к пользе или к интересу, его сущность связана со свободой как индивидуалистическим и априорно-метафизическим началом. Право с этой точки зрения есть внешняя свобода человека, определяемая внешними законами. Поскольку закон определяет права и обязанности, то есть <свободу с ее границами> и вытекающими отсюда отношениями, то эти границы и есть основное начало права как идеи, как нормы свободы. Чичерин частично использует гегелевскую трактовку права как развитие идеи свободы, но критически относится к ее этатическим и антииндивидуалистическим истолкованиям. Свобода в его трактовке предстает в следующих ступенях развития - внешняя (право), внутренняя (нравственность) и общественная свобода. Другими словами, свобода как субъективная нравственность переходит в объективированную и сочетается с правом как нормой свободы в общественных союзах - семье, гражданском обществе, церкви, государстве. Этатистский подход к российским политико-правовым явлениям приобретает более стройную либерально-доктринальную форму во взглядах Б.Н. Чичерина. Он был чрезвычайно чуток к запросам и нуждам русского народа, но считал, что удовлетворение этих запросов и нужд возможно только на почве закона. Чичерин был одним из основателей юридической (государственной) школы русской историографии второй половины XIX века. Находился под большим влиянием государственной теории Гегеля. Движущей силой российской истории считал монархию, которая в интересах общества в целом закрепощала все сословия, а затем, когда исторические цели были достигнуты, раскрепощала их. Сообразно своему либеральному настроению Чичерин всегда враждебно относился к социалистическим теориям. Чичерин сформулировал основной принцип, который назвал <охранительным либерализмом> и считал его исключительно плодотворным для России: <либеральные меры и сильная власть>.
71. Учение С. Муромцева о государстве и праве
Социологическое
направление в теории права и государства
методологически исходило из того, что
существование и развитие права и государства
определяются общественными факторами.
Большое внимание представители этого
направления придавали изучению общественных
интересов и отношений, классификации
социальных групп, исследованию психологических
и моральных основ государства и права.
Выдвинутая Р. Иерингом
теория юридически защищенного интереса
нашла немало сторонников в России. Наиболее
известными из них были С. А. Муромцев и
Н. М. Коркунов.
Сергей Андреевич
Муромцев (1850—1910) — профессор гражданского
права юридического факультета Московского
университета, лидер конституционно-демократической
партии, председатель I Государственной
думы. Под влиянием концепции Иеринга,
лекции которого он слушал в Геттингенском
университете, Муромцев создал собственное
учение о праве. Его труды содержат исследования
по римскому праву, гражданскому праву
и общей теории права. Назовем "Очерки
общей теории гражданского права" (1877
г.), "Определение и основное разделение
права" (1879 г.), "Что такое догма права?"
(1885 г.).
В своей теории Муромцев
придавал главное значение правовым отношениям.
В основе права лежат интересы индивидов,
общественных групп, союзов и т.д. На базе
интересов в обществе возникают различные
отношения, регулирование которых осуществляется,
отмечал ученый, с помощью различных санкций:
юридической, моральной, религиозной и
др. При этом каждое отношение может быть
предметом нескольких санкций одновременно.
"Мы соблюдаем их не думая, просто потому,
что привыкли их соблюдать, что считаем
это должным, без всякой связи с какой-либо
санкцией", — отмечал Муромцев.
Отношение, соблюдаемое
по привычке, обладает особенной прочностью
и именно в силу этого, утверждал Муромцев,
не нуждается в юридической санкции. "Если
отношение сопровождается юридической
защитой, но существует и осуществляется
без ее влияния, то ошибочно почитать такое
отношение правовым. К праву не принадлежит
все то, что соблюдается из приличий, из
нравственности, из привычки, из обычая,
из чувства долга, без внимания к факту
юридической защиты. Правовое и прочное
не одно и то же", — писал он.
Значение юридической
защиты необходимо придавать только тем
отношениям, которые еще недостаточно
прочны и требуют дополнительных гарантий
от государства. Однако форма правового
существования тоже не является постоянной
принадлежностью отношения: вначале, когда
отношение несет в себе элемент случайности,
необходимо его гарантировать юридической
защитой, однако позднее, возможно, оно
станет прочной и привычной нормой в данном
обществе и не потребует государственного
вмешательства. Юридической санкцией,
считал Муромцев, обеспечивается только
та часть общественных отношений, которая
признается наиболее важной для интересов
личности и государства и не может быть
обеспечена иначе, как силой государственного
принуждения.
По учению Муромцева
правовой порядок — это существующий
порядок отношений в обществе. На него
воздействует ряд факторов: юридические
нормы действующего законодательства
государства, идеи справедливости, надежды
на правовой порядок будущего времени,
научные предположения и ориентиры и др.
Однако, утверждал Муромцев, все они только
атрибуты правопорядка — факторы, воздействующие
на процесс его образования. Правом в собственном
смысле всегда является только правовой
порядок.
На содержание правопорядка
влияют интересы и отношения социальных
групп. Муромцев писал, что общество пронизано
союзами разной степени общности: дружеские
кружки, товарищества, семья, община, сословие,
партия, государство. От характера отношений
внутри общественной группы зависит и
форма их защиты, которая может выражаться
порицанием со стороны общественного
мнения, насильственными действиями потерпевшего
против нарушителя, отказом от провинившегося
сочлена (в партии, общине) и т.п. Эта защита
интересов каких-либо групп населения
происходит в формах, не определенных
заранее, она "определяется в каждом
отдельном случае, смотря по обстоятельствам".
Муромцев называл такую форму защиты "неорганизованной
защитой", а сами отношения, которые
гарантируются от нарушений таким образом,
— "правовыми".
Муромцев различал
"правовое" отношение (отношение
"защищаемое") и "юридическое"
отношение (отношение "вынужденное,
или защищающее").
К правовым он относил
те общественные отношения, которые складываются
по поводу типичных для данного общества
интересов отдельных лиц и их объединений.
Эти отношения и интересы по мере признания
обществом получают "неорганизованную
защиту" со стороны общества и социальных
групп.
Однако при столкновении
различных интересов "неорганизованной
защиты" уже недостаточно и необходимо,
замечал ученый, обратиться за защитой
нарушенного права к государственным
органам, т.е. к "организованной защите".
Действие ее жестче и, как следствие, "понудительное,
нежели действия формы неорганизованной".
Она "вручается" судьям, должностным
лицам государственных органов или общественных
властей, действия их облекаются в точные
формы с указанием границ компетенции,
определенной процедурой принятия решений,
и т.д. Организованную форму защиты Муромцев
называл "юридической".
Различая "юридическое"
и "правовое", Муромцев оговаривал
отсутствие между ними четкой границы,
особенно в периоды "развитого государственного
быта" (по существу, гражданского общества),
когда в обществе действует и получает
государственное закрепление особый,
частный и групповой, не зависимый от государства
интерес. "Тот факт, — писал Муромцев,
— что государство может всегда выступить
против неприятного для него права, созданного
в союзе, подчиненном государству, вовсе
не значит еще, что государство может всегда
помешать возникновению такого права.
Но только в подобном случае можно было
бы говорить о государстве как единственном
субъекте правообразования".
Тем не менее, утверждал
Муромцев, сила государственной власти
не абсолютна. В обществе существуют и
другие силы, оказывающие влияние на правовой
порядок (настроения в обществе, внешние
условия). При установлении юридического
характера отношений (возведение какого-либо
отношения на степень права) деятельность
власти ограничивается тем, отмечал Муромцев,
что устанавливается факт притязаний
у субъекта права по отношению к правонарушителям.
Юридические отношения всегда возникают
в форме притязаний.
Юридические нормы,
которые создает государство, заявлял
ученый, не всегда соответствуют существующему
в данном обществе правопорядку. Встречаются
случаи некоторых противоречий между
предписаниями нормы и правопорядком,
но бывает так, что правопорядок идет наперекор
юридическим нормам. В результате "не
только не будет защищаться то, что предписано
в норме, но напротив, будет защищаться
нечто, совершенно тому враждебное".
Большие надежды
на преодоление противоречий между юридическими
нормами и правовым порядком Муромцев
возлагал на судебные и другие правоприменительные
органы, которые, по его мнению, должны
быть способны постоянно приводить действующий
правопорядок в соответствие со "справедливостью".
По утверждению ученого "законодательная
реформа — единственное верное средство
для осуществления справедливости".
Однако нельзя, замечал Муромцев, полагаться
только на законодательный орган, реформы
которого "могут слишком задерживаться".
Основное внимание Муромцев обращал на
суд и другие органы, применяющие право.
Во все времена, утверждает ученый, "положительное
право ограничивается, изменяется и дополняется
под влиянием нравственных воззрений
и чувства справедливости, руководящих
лицами, применяющими право". Задача
суда состоит в обеспечении полной гармонии
между юридическими нормами и конкретным
случаем, в ин-дивидуализировании права.
Для этого судья должен "осуществить
справедливость", т.е. "применить
юридические нормы именно в той степени,
в которой случай характеризуется типичными
свойствами, служащими основанием нормы".
Таким образом суд, считал Муромцев, превратится
в арбитра между законом и конкретным
правоотношением и сможет в соответствии
со своим правосознанием проверять "жизненность"
позитивного права, приводить закон в
соответствие с "живым" правом.
Достоинство концепции
Муромцева в том, что он защищал право
как систему правоотношений, возникающих
на основе конкретных интересов людей
внутри гражданского общества. Право,
по его глубокому убеждению, создается
не только "велениями государства",
"сверху", но и в процессе развития
общественных отношений, т.е. "снизу".
Созданное таким образом право нуждается
в гарантиях государства от нарушений
с помощью "организованной защиты".
В этом процессе главную роль Муромцев
отводил суду, организованному на современных,
цивилизованных началах, основная задача
которого состоит в юридической охране
правовых интересов.
Учение о праве С.
А. Муромцева оказало значительное влияние
на социологическое направление правоведения.
В России аналогичные идеи развивали М.
М. Ковалевский, Ю. С. Гамбаров, Н. А. Гре-дескул
и другие правоведы.
Сергей Андреевич Муромцев (1850—1910) — выдающийся правовед и государственный деятель в пореформенной России. Его учение о праве развивалось в русле социологического подхода к праву, истолкования права как действующего правопорядка и оправдания свободы судейского правотворчества, способного, но его оценке, содействовать эволюции России в сторону более либерального режима властвования. «Нечего опасаться произвола со стороны судей... Высокий уровень образования, правильное движение по службе (т. е. соблюдение при назначении известной, законом установленной последовательности в должностях), избрание кандидатов на судейские должности самою судейской корпорациею, развитый контроль гласности при действительной независимости и несменяемости членов этой корпорации гарантирует и справедливость, и солидарность судей данной страны». Закон, обычай, наука («право юристов»), общественные воззрения на справедливость и нравственность — все это, отмечал Муромцев, суть авторитеты, которые «неминуемо руководят судьею, но которым он не подчиняется пассивно. Указания различных авторитетов постоянно расходятся, и судье приходится делать выбор между ними» (Суд и закон в гражданском праве, 1880).
Защита правотворческой функции с приведенной аргументацией носит характер преимущественно социально-правовой, социологический. Но существует также аргументация этическая, философская, поскольку суд облечен доверием «постоянно и постепенно проводить в жизнь справедливость». В отличие от социологического и этического обсуждения проблем взаимоотношений между судьей и законом, отмечал Муромцев, формальная догматическая теория права, олицетворяющая типичную профессиональную узкодогматическую и техницистскую позицию, проводит между судом и законом резкую грань и особую иерархическую соподчиненность — «закон творит, суд осуществляет волю законодателя».
Новизна социологического подхода Муромцева к правопо- ниманию состояла в том, что в его концепции «вместо совокупности юридических норм под правом разумеется совокупность юридических отношений (правовой порядок). Нормы же представляются как некоторый атрибут порядка» (Определение и основное разделение права, 1879). Эта новая позиция в российском правоведении способствовала усвоению и распространению взгляда на право, который не отождествлял право с велением носителя верховной власти в государстве (короля, царя, парламента) и тем самым содействовал более глубокому пониманию специфики права, его сущности и роли.
Еще одной характерной особенностью творческой манеры выдающегося правоведа была многосторонность и основательность его юридико-социологических обобщений. Он сближал предметы, казалось бы, самые разнородные, и в области сухой и частной, которую образует, к примеру, гражданское право, он находил источник для мысли с общим значением, сближая цивилистику и с обществоведением, и государствоведением. Ему принадлежит также фундаментальный труд о соотношении права и справедливости, что дает основание причислить его одновременно и к социологам, и к философам права. Обсуждая область взаимоотношений права и политики, он склонялся к мысли о настоятельной необходимости для юриспруденции осуществлять самостоятельное руководительство правовой жизнью и с этой целью проводить переработку старых авторитетных конструкций и положений в духе современных требований.
В годы преподавания в Московском университете Муромцев зарекомендовал себя сторонником умеренно-либеральных конституционных преобразований (Земский собор, более прочное обеспечение прав личности). В 1881 г. во время студенческих волнений он получил отставку, работал в адвокатуре, в последующем был избран председателем I Государственной думы. На его могилу студенты возложили венок с надписью: «Первому русскому гражданину — от будущих граждан».
72. Учение С. Коркунова о государстве и праве
Видным государствоведом,
теоретиком права и историком правовой
мысли был профессор Николай Михаилович
Коркунов (1853— 1904), преподававший в Петербургском
университете, Военно-юридической академии
и других учебных заведениях теорию и
энциклопедию права, государственное
право российское и зарубежное. Основные
его произведения: "Государственное
право (теория)" (1877 г.), "Лекции по
общей теории права" (1904 г.), "Общественное
значение права" (1892 г.), "Сравнительный
очерк государственного права иностранных
государств" (1890 г.), "Русское государственное
право" (т. 1, 1892 г.; т. 2, 1893 г.), "Указ
и закон" (1894 г.), "История философии
права" (1896 г.).
Восприняв ряд идеи
Иеринга, Коркунов отвергал данное Иерингом
определение права как "защищенного
интереса", утверждая, что право предполагает
не отдельный интерес, а связь, отношение
не менее чем двух лиц с встречными интересами.
Кроме того, рассуждал ученый, поскольку
охрана интереса неизбежно включает контроль
за выбором наилучшего способа его реализации,
концепция Иеринга ведет к оправданию
безграничной правительственной опеки
над личностью.
Право, по определению
Коркунова, есть не просто защита интересов,
но их разграничение. Юридические нормы
разграничивают интересы различных субъектов
в отличие от норм технических, указывающих
средства достижения определенной цели,
и правовых правил, дающих сравнительную
оценку разных интересов одного и того
же лица. "Подобно оценке интересов
и для разграничения их человеческое сознание
вырабатывает определенные нормы — нормы
разграничения интересов, которые так
же, как и нормы оценки, служат той же цели,
совместному осуществлению всех разнообразных
человеческих целей", — писал Коркунов.
"Следовательно, и нормы разграничения
интересов суть нормы этические. Но в отличие
от нравственных норм они не дают мерила
для оценки интересов, для различия добра
и зла. Они указывают только, насколько
мы имеем или не имеем права осуществлять
наши интересы при столкновении с чужими
интересами. Следовательно, нормы разграничения
интересов определяют границу между правом
и не правом и суть юридические нормы".
Содержание общественной
жизни составляют разнообразные интересы;
чтобы определить границы осуществления
сталкивающихся интересов, право устанавливает
права и обязанности субъектов общественных
отношений и тем самым, писал Коркунов,
создает "важный порядок общественных
отношений".
Коркунов отмечал,
что гражданское право разграничивает
интересы частных лиц, уголовное право
— интересы обвинителя и подсудимого,
гражданский процесс — истца и ответчика,
государственное право — интересы всех
участников государственного общения
от монарха до подданного, международное
право разграничивает интересы людей
как участников международных отношений
и как граждан конкретных государств.
Учение Коркунова
о праве сложилось под сильным влиянием
социологических концепций, трактующих
право как средство достижения согласованности
интересов личности и общества. Определенное
воздействие на его учение оказали и модные
в то время идеи социальной психологии.
Коркунов рассматривал право как "взаимное
психическое воздействие людей", связывал
общеобязательную силу закона с авторитетом
веления органов власти, вызывающих "почти
инстинктивное к себе повиновение".
В еще больших масштабах
психологические категории использовались
Коркуновым при исследовании понятия
государственной власти. Подобно Еллинеку
и другим государствоведам Коркунов, решая
непосильную для юридического позитивизма
проблему связанности государства своим
правом, стремился соединить юридическую
концепцию государства (государство как
"юридическое отношение") с социологическими
и психологическими конструкциями.
Государство, по
учению Коркунова, — не лицо, а юридическое
отношение, в котором субъектами права
являются все участники государственного
общения, а объектом служит государственная
власть как предмет пользования и распоряжения.
Он возражал против формально-догматического
подхода к государственной власти как
к единой воле. Подобная концепция, рассуждал
Коркунов, не объясняет, чья воля осуществляется
в отношениях между государственными
органами, каждый из которых имеет свою
волю. Само понятие власти, по его мнению,
не связано необходимо с понятием властвующей
воли. Не всякая воля властвует, она может
быть бессильна, безвластна. Вместе с тем
воля всегда стремится к власти, приобретает,
теряет ее, т.е. власть является объектом
помыслов и действий воли. В то же время
власть не предполагает обязательно волю.
Властвуют иногда божества, представления
о болезнях и грозящей беде.
Таким образом, власть,
утверждал Коркунов, не обязательно направлена
на властвование воли; это может быть и
"воображаемая воля", которая, тем
не менее, оказывает на человека такое
же воздействие, какое имеет и действительно
существующая воля. Для факта властвования
нет необходимости, чтобы зависимость
была реальной. "Для властвования требуется
только сознание зависимости, а не реальности
ее", — отмечал Коркунов. Государство
может властвовать, утверждал он, не обладая
ни волей, ни сознанием своей силы.
Важно только, чтобы
люди сознавали свою зависимость от государства.
От степени осознания ими этой связанности
государством зависят мера и граница власти
государства. Таким образом, государственная
власть основывается, по Коркунову, не
на чьей-либо воле, а на коллективном сознании
людей, на их психологическом единении.
"Власть есть сила, обусловленная не
волей властвующего, а сознанием зависимости
подвластного", — отмечал ученый. Таким
состоянием постоянного властвования,
опирающегося на добровольное подчинение,
является, по Коркунову, государство: "Государство
есть общественный союз, представляющий
собой самостоятельное и признанное властвование
над свободными людьми".
Обращаясь к идее
разделения властей, Коркунов отвергал
общепринятое понимание разделения властей
как обособление законодательной, исполнительной
и судебной власти. Сущность разделения
властей, по его мнению, заключается "в
обеспечении свободы надлежащим распределением
функций властвования". При безусловном
единстве власти как силы, служащей объектом
отношения, возможно, утверждал Коркунов,
разделение распоряжения государственной
властью.
Взаимное сдерживание
органов власти, обеспечивающее свободу
граждан, достигается, по его мнению, не
только обособлением разных функций государственной
власти, но и вообще "совместностью
властвования", которое находит проявление
в трех формах: 1) в осуществлении одной
и той же функции несколькими независимыми
друг от друга органами; 2) в распределении
между несколькими органами различных,
но взаимно обусловленных функций; 3) в
осуществлении различных функций одним
органом, но различным порядком. Эти формы
могут образовывать всевозможные комбинации
государственных органов. "Нет ни одного
государства, — отмечал Коркунов, — где
бы законодательство, исполнение и суд
были строго обособлены друг от друга".
Возведением принципа
разделения властей к более общему началу
— совместного властвования, по мнению
Коркунова, объясняется признание за правительством
самостоятельного права издавать общие
юридические правила в административном
порядке. Установление законов и правительственных
распоряжений (указов) в Российской империи
служит лишь одним из проявлений совместного
осуществления государственной власти.
Взаимное сдерживание государственных
органов выражается, по его мнению, в том,
что указы имеют силу только при условии
непротиворечия законам (законом Коркунов
считал веление верховной власти, состоявшееся
при участии Государственного совета;
все остальные общие правила, исходящие
от монарха, причисляются им к категории
высочайших указов, издаваемых в порядке
управления). Верховенство законов не
может гарантироваться только депутатами
либо министрами, необходимо, утверждал
Коркунов, чтобы суду принадлежало право
проверять юридическую силу указов. Поэтому
отделение законодательной функции от
правительственной возможно и в абсолютной
монархии, где оно подходит под третью
форму совместного властвования.
Рассуждая о государстве
вообще или о государственном праве стран
Запада, Коркунов нередко излагал радикальные
идеи. Так, он неоднократно высказывался
против ограничений избирательного права,
поскольку "государство по самому существу
своему призвано служить не отдельным
классам, а быть организацией всего народа,
как одного целого". При ограниченном
представительстве, утверждал Коркунов,
неизбежны противоречия между государством
и теми слоями народа, которые не представлены
в государственных органах, возникает
опасность розни, недоверия между государством
и обществом.
Особенные возражения
Коркунова вызывали цензовые избирательные
системы: "Против ограничения избирательного
права имущественным цензом в какой бы
то ни было форме говорит то веское соображение,
что этим искусственно усиливается и так
резко проявляющееся различие между имущими
и неимущими. Крайнее неравенство экономических
условий и вытекающая из этого зависимость
неимущих от владельческих классов и так
составляет самое больное место современного
общества. А всякое искусственное усиление
экономического неравенства неизбежно
усиливает и так опасный антагонизм общественных
классов".
Характеризуя государственный
строй самодержавной России, Коркунов
отмечал устарелость российских законов
о правах гражданской свободы, противоречие
между гласным судом и местным самоуправлением,
с одной стороны, и "странным анахронизмом",
каким является бесправие личности перед
административным произволом и полное
отсутствие хотя бы малейшей свободы общественной
деятельности, с другой стороны.
Коркунов с сожалением
отмечал, что в России "государственная
служба является единственной формой
участия подданных в общей политической
жизни страны", и потому политические
права имеет лишь "узкая сфера наличного
служебного персонала", сформированная
"на началах сословности", причем
"административная власть вооружена
правом устанавливать такие ограничения
свободы, которые отнюдь не могут быть
оправданы необходимостью". Однако
Коркунов полагал, что ближайшей перспективой
развития государственного строя России
должна быть не представительная, ограниченная
монархия, как в странах Запада, а "правомерная,
но самодержавная монархия".
По мнению Коркунова,
упорядочение издания законов, наделение
судов правом разрешать противоречия
между указами и законами, учреждение
административной юстиции в виде самостоятельной
системы судов, предоставление им права
отмены незаконных распоряжений, обеспечение
гражданских прав (неприкосновенность
собственности, право граждан на подачу
петиций) в России не требуют наделения
подданных политическими правами и создания
представительства, ограничивающего власть
самодержца. "Государь сосредоточивает
в своих руках всю полноту верховной власти
безраздельно, но осуществляет ее правомерно",
— писал Коркунов.