История политических и правовых учений

Российское правоведение конца ХIХ в. будет всегда связано с именем Николая Михайловича Коркунова (1853–1904). 

В отечественной научной литературе его творчество еще не получило всестороннего изучения и общей объективной оценки, хотя к исследованию наследия знаменитого автора ученые обращались неоднократно.1 Однако возможности недавнего прошлого в раскрытии той или иной теории, в демонстрации позиции ученого далеко не революционного толка были ограничены определенными идеологическими рамками, условностями и стереотипами. Несмотря на это, авторам удавалось рассмотреть основные положения доктрины гения правовой мысли, порой тонко обходя «веления времени». 

Семь крупных монографий и около 50 статей – таков творческий итог жизни великого правоведа России. Среди них работы по общей теории права, государственному, административному и международному праву, отзывы и рецензии в известных журналах того времени. Определяя политическую ориентацию Н.М.Коркунова, современная наука относит его к идеологам российского либерализма.2 

В сегодняшних дискуссиях о праве, об определении данной категории небезынтересны взгляды на эту проблему более чем столетней давности. 

В своем экскурсе мы будем ориентироваться на несколько работ, которые составили славу Н.М.Коркунову. В основе их лежит курс лекций, прочитанный в Санкт-Петербургском университете и изданный впервые в 1886 г. под названием «Лекции по общей теории права». Ему предшествовала статья «О научном изучении права», увидевшая свет в «Журнале гражданского и уголовного права» (1882. № 4, 5). Огромную пользу отечественному правоведению, нормотворческой и правоприменительной практике в определении соотношения категорий закона и иного нормативного акта принес труд Н.М. Коркунова «Указ и закон», изданный в 1894 г. 

Научная деятельность Н.М.Коркунова начинается в период перелома в методологии познания государственно-правовых явлений. «Любопытный момент переживает теперь наука права, – отмечает он, – вспоенная и вскормленная под кровом метафизических систем, с падением их она очутилась вдруг лицом к лицу с новым философским миросозерцанием».3 Это время ознаменовано в науке переходом от метафизики к позитивизму, критикой установившихся приемов и положений юридической науки, необходимостью обновления всей системы знаний и утверждения позитивного анализа фактов и явлений действительности. 

По мнению основателя позитивизма Огюста Конта, человеческое познание должно сосредоточить внимание на изучении явлений, описании и классификации их внешних сторон.4 Аппарат юридической науки, основанный на метафизике, также потерпел крах, был отвергнут и требовал замены. Но попытки обновления были крайне разрознены и единства в вопросе о том, к чему собственно оно должно было привести, не существовало. Было очевидно одно: предмет изучения не может изменяться со сменой научных направлений. В противном случае со сменой предмета исследования может встать вопрос о существовании данной науки как таковой.

Именно в это время были предприняты попытки пересмотра теории права. Перестройка науки в соответствии с основными идеями позитивизма, считал Н.М. Коркунов, может касаться только приемов исследования, т. е. метода. Отделение факта от его объяснения при ориентации на позитивистскую трактовку опыта должно быть учтено и в рассмотрении предмета правовой науки. 

Все достигнутое нами знание, утверждает Н.М. Коркунов, обыденное, житейское точно также, как и научное, опирается на одно и то же основание – на наше собственное сознание. Оно указывает нам, что мы различно относимся к внешним обьектам – одушевленным или нет. В отношении неодушевленных объектов с нашей стороны возможно лишь физическое воздействие, а в отношении одушевленных объектов наряду с ним мы можем применить и психическое воздействие, стараясь вызвать в душе другого такое представление, которое бы побудило совершить желательное нам действие. Для этого могут быть использованы известные символические действия (слова, мимические телодвижения), обладающие определенным свойством вызывать в уме данное представление. «Одна из частных форм психического воздействия есть требование от другого соблюдения известного поведения как необходимого следствия какой-либо общей идеи, служащей... необходимым мотивом поведения».5 

Сознание обусловленной какой-либо общей идеей возможности требовать что-либо от другого и есть чувство права, а сама возможность – право. Так, мы говорим о праве, продолжает Н.М. Коркунов, на все то, что охраняемо законом, в смысле возможности, обусловленной общей идеей обязательности законов. Утверждая за собой право на что-либо, человек всегда ссылается как на основание на какую-либо общую идею (свободы, равенства), осознает право как возможность, обусловленную общей идеей, причем всякое препятствие в осуществлении конкретного субъективного права побуждает его к противодействию. Таким образом, «непосредственные данные нашего сознания, проистекающие как из самонаблюдения, так и из наблюдения окружающей нас общественной жизни, представляют нам право как взаимное психическое воздействие людей, основанное на возможности обусловленной какой-либо признанной ими идеей».6 

Достоинство такого рассмотрения предмета науки права заключается в том, что им не предрешаются никакие спорные вопросы науки и вместе с тем объемлется все то, что только мы сознаем как право, все, что так или иначе возбуждает наше чувство права. Именно в том, что при анализе предмета юридической науки исходят не из предварительно сформулированного определения права, полагает Н.М. Коркунов, и есть определенное достижение. Только обозначение круга явлений, подлежащих изучению, должно предшествовать их объяснению. 

Вряд ли можно согласиться с данным толкованием предмета правоведения. Подобная постановка вопроса означает, в сущности, возведение «феноменализма в основной принцип науки, т.е. ее задачей ставится чистое описание фактов-ощущений, а не их объяснение».7 Наряду с этим, не всякое психическое воздействие (а лишь то, которое связано с правом) может и должно рассматриваться как предмет правовой науки, и далеко не всякое «правовое чувство» содержит в себе достоверный факт. 

Однако неоспоримо и значимо положение Н.М. Коркунова о том, что при рассмотрении права необходимо обращение к психологическим механизмам его воздействия. 

Пересмотр правоведения с позиций позитивизма требовал обновления категориального аппарата, и прежде всего определения права, на базе которого решаются все частные вопросы. Будучи противником выработки единой догмы права, на основе которой строилась бы вся система науки, из которой затем уже «дедуцируют» все ее частные положения, Н.М. Коркунов считал, что более серьезные основания говорят против такого приема в теоретической разработке права. И все выигрыши этого метода, т.е. стройность, цельность, законченность, являются лишь преимуществами «эстетического характера». В качестве обоснования этой позиции приводилось следующее положение: теоретическое определение не может иметь определенного объективного мерила правильности, так как выбор того или иного определения есть «дело субъективного убеждения и, действительно, нет вопроса, по которому бы царили такие бесконечные разногласия, как по вопросу об истинном определении права».8 

При постоянном накоплении исторического и теоретического материала должно изменяться и определение права. И это будет происходить до тех пор, пока не прекратится развитие науки. Но определение права положено в основу юридической науки, поэтому с любым изменением определения меняется стройность всей правовой системы знания. Имея это в виду, Н.М. Коркунов спрашивает: насколько необходимо в действительности такое определение и нельзя ли при теоретическом изучении права обойтись без него?

Убеждая себя и читателя в отсутствии необходимости общего определения права, он ссылается на примеры других наук, успешно развивающихся без выяснения основной дефиниции. Так, антропология не основывается на определении понятия человека, физиология – на определении понятия жизни, а в геометрии или в теоретической механике нет необходимости сосредоточиваться на выяснении содержания базовых категорий – пространства, величины, движения. 

Однако приводимые самим Н.М. Коркуновым доводы в пользу того, что могло бы дать правоведению выяснение «главной формулы» права, подчеркивают необходимость ее раскрытия и помогают получению желаемого результата. Общее определение права признается необходимым, для того чтобы прояснить, что именно должно быть отнесено к кругу отношений, подлежащих принудительному нормированию государственной властью, и что должно остаться вне ее пределов. В определении права ищут также основания для разрешения вопроса о том, как должны быть разграничены области права и нравственности и ряда других более частных проблем. 

Ученый справедливо отмечает, что наука права имеет существенные особенности, в сравнении с естествознанием, и нельзя просто подражать приемам естественных наук. С этой точки зрения он объясняет, почему юристы с такой любовью останавливаются на вопросе об определении права. Являясь крупнейшим исследователем своего времени, Н.М. Коркунов не ограничился лишь собиранием и констатацией фактов, а стремился их анализировать, выяснять внешние связи. Обращая внимание на особенности своего определения права, Н.М. Коркунов отмечает отсутствие в нем некоторых признаков, играющих в других дефинициях первенствующую роль. Он не указывает на само содержание юридических норм, а также на то, как разграничивают они сталкивающиеся интересы, какой принцип лежит в основании этого разграничения. Не рассматривает он и положения о том, как образуются юридические нормы, кем они устанавливаются, не указывается на принудительный характер права. 

Приводя основные положения в воззрениях на право, автор требует различать: 1) определение права по содержанию; 2) определение права по источнику; 3) определение права, исходя из принудительного характера норм.9 

Определение юридических норм как норм разграничения интересов было наиболее популярно во второй половине ХIХ в. Оно восходит к немецкому ученому Р. Иерингу (1818–1892), который стремился показать, что частные интересы в буржуазном обществе должны быть подчинены общественным. Разграничивая интересы, право не ограничивает свободу отдельных личностей, а соединяет их единством права на осуществление их общего интереса. И в этом случае не ограничивается свобода одного человека в отношении другого, а просто разграничиваются два интереса. 

«Назначение права и заключается именно в разграничении сталкивающихся между собой интересов».10 Вопрос о праве, по мнению Н.М. Коркунова, только тогда и возникает, когда одному признанному интересу противостоит другой, также признанный и также требующий для себя возможности осуществления. Если какому-либо одному интересу придается безусловное значение и ему не противополагаются, а подчиняются все другие, то получается бесправное состояние, принимающее форму деспотии. 

Н.М. Коркунов не в полной мере воспринял концепцию Р. Иеринга и настаивал на том, что право – это не охрана, а разграничение интересов. Такое правопонимание ведет к установлению полной правительственной опеки над личностью.

Определение права как норм свободы являлось выражением индивидуалистического направления в правовой науке, так как человеческое общество в то время определяли как совокупность автономных личностей, связанных договором. Право имело целью размежевание свободы этих личностей. 

Представлялось, что определение юридических норм по источнику более объективно по сравнению с определением по содержанию. Оно предполагало нормы, источником которых служат органы государственной власти. В этом случае право понимается как совокупность государственных законов. И «все, что не основано на таком законе, не есть право».11 Закон признается в даннам случае единственным источником (формой) права, и эти два понятия – закон и право – отождествляются. 

Н.М. Коркунов в своих работах не раз касался соотношения основополагающих категорий правовой науки, рассматривая закон как один из источников права, и с этой точки зрения, во-первых, противопоставлял его обычаям и судебной практике, во-вторых, противопоставлял закон «теоретическому праву» (в современной науке – правосознанию), которое предшествует закону, в-третьих, считал, согласно своей концепции права как единства объективного и субъективного права, что закон выступает как нечто противостоящее правоотношениям, которые могли возникать и до закона.12 

Таким образом, рассматривая соотношение права и закона, Н.М. Коркунов выступал против их отождествления. Он отмечал, что эти понятия смешиваются не только в обыденной жизни, но и в науке. «Привыкнув видеть в законе мерило различия правого и неправого, забывают о том, что и сам закон может также, на основании других уже критериев, быть подвергнут оценке, быть признан правым или неправым».13 

Точно так же, по мнению Н.М. Коркунова, совершенно недопустимо признание права законом в научном смысле. Необходимо строго различать юридические законы и законы естественных наук. Закон в общенаучном смысле действует неуклонно, ведь сам он есть не что иное, как обобщение наблюдаемого постоянства в явлениях. Такой закон не знает нарушений. Правовые же законы нарушаются постоянно, так как они в большинстве своем выражают не то, что есть, а предписание того, что должно быть. Законы в общенаучном смысле неизменны (закон всемирного тяготения). Юридические законы не только различно применяются, но и сами чрезвычайно изменчивы.14 

В работе «Указ и закон» Н.М. Коркунов исследовал проблему соотношения двух видов нормативных актов в России конца ХIХ в. Большинство правоведов того времени (например, А.С. Алексеев, Н.К. Ренненкампф) полностью отождествляли эти правовые документы. Н.М. Коркунов же выступил с противоположным мнением, утверждая, что закон есть акт законодательной власти, а указ устанавливается «в порядке управления», поэтому указы не должны противоречить закону, хотя они и издаются Императором. «Закон должен быть признан сохраняющим обязательную силу и после издания противоречащего ему указа и, следовательно, устраняющим действие указа и его обязательную силу во всем том, в чем указ может оказаться не согласным с законом».15 

Анализируя закон как один из источников права, он резко критиковал мнение о том, что закон является выражением общей воли и общего правосудия, так как мы «нередко видим законы, идущие вразрез с общественным мнением».16 

Характеризуя определение права как совокупность принудительных норм, Н.М. Коркунов отмечает, что еще в средние века было распространено воззрение, признающее принуждение существенным отличительным признаком права.17 Однако принуждение не есть основная принадлежность права. Немыслимо право, которое бы всецело и исключительно опиралось на одно принуждение. Говоря о принуждении, ученый, на наш взгляд, не совсем правильно имеет в виду лишь физическое принуждение, отделяя его от психического воздействия. Вполне очевидно, что физическое принуждение имеет целью изменение психики личности, коррекцию определенных ее негативных черт.