Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Марта 2013 в 16:14, курсовая работа
13 апреля германское радио сообщило, что под Смоленском в районе станции Гнездово обнаружено крупное захоронение польских офицеров, расстрелянных ОГПУ (так в сообщении; имеется в виду, конечно, НКВД). Совинформбюро, естественно, опровергло эту информацию, заявив, что поляки расстреляны самими немцами. Польское эмигрантское правительство обратилось Международный комитет Красного креста с просьбой расследовать это преступление. Одновременно с польским обращением В МККК поступило аналогичное немецкое обращение, что со стороны могло показаться согласованным действием.
В состав первой делегации Технической комиссии Польского Красного Креста входили, в частности, следующие лица: генеральный секретарь ПКК Казимир Скаржинский, председатель краковского комитета Красного креста доктор Адам Шебест и доктор С. Паперт.17 Как уже отмечалось, комиссия приступила к работе 17 апреля. 20 апреля к ней присоединились новые члены ТК ПКК: Кассур Хуго, Грициан Яворовский, Адам Годзик.18 Прибыли они вместе с группой иностранных журналистов, приглашенных в Катынь министерством пропаганды Рейха. С ними был и бывший польский премьер-министр Леон Козловский. Здесь Чеслав Мадайчик делает еще одну ошибку: согласно ему, Козловский прибыл в Катынь в период предположительно с конца апреля по 3 июня.19 Это не соответствует данным отчета Скаржинского.
Уже то, как была организована немецкими властями работа комиссии, показывает, что ее пребывание в Катыни было обусловлено исключительно идеологическими потребностями немецкой пропаганды. Хотя, безусловно, сами члены комиссии, поляки по национальности, использовали все доступные средства, чтобы как можно ближе приблизиться к истине и установить, кем и как было совершено злодеяние над цветом польской нации. Немцы же фактически относились к ТК ПКК как к фасаду, который должен был легализовать немецкое представление о катынской трагедии.
Члены комиссии должны были извлекать из карманов и одежды убитых военных материальные свидетельства, после чего они производили их упаковку в специальные конверты. Представители Красного креста не могли проводить визуальное обследование этих материалов. Член Технической комиссии должен был заниматься только тем, что извлекать эти документы у покойных и вкладывать их в специальный конверт.
После извлечения документы доставлялись в бюро секретариата тайной полиции, где исследовались немецкими специалистами. Вскрытие пакетов проходило в присутствии представителей Красного креста. Установление имен жертв проходило также при участии поляков. Мы не будем останавливаться на том, как именно проходило установление личности, отметим лишь тот факт, что первоначальный список жертв Катыни составлялся исключительно на немецком языке. Члены ПКК объясняли отсутствие первоначального перевода на польский тем, что списки немцами отсылались в Варшаву в Главное правление ПКК, и там уже переводились на польский. Т.е. необходимости перевода их в Катыни отсутствовала. 20
Следует отметить, что доктор Водзинский занимался очень важной работой в Катынском лесу и фактически контролировал весь процесс. Его работа заключалась в извлечении трупов из первичных могил, осмотре и определении причины смерти, обозначении трупов порядковыми номерами и захоронении их в других местах. Надо сказать, что в журнале «наш современник» №2 за 2007 г. в статье о Катыни приводятся сведения, что доктор Водзинский был, якобы, «отъявленным наркоманом». Проверить это не представилось возможным.21
Теперь, не касаясь детально всех сторон описания деятельности ТК ПКК, мы можем перейти непосредственно к анализу результатов работы комиссии. Для этого, в основном, нам нужно будет опираться на два важнейших по этой проблеме источника: отчеты докторов Скаржинского и Водзинского.
Отчет доктора Казимира Скаржинского был сделан им в июне 1943г. в Варшаве. Это достаточно подробный документ. В отчете Скаржинско перечисляются все члены Технической комиссии ПКК по мере их прибытия в Катынь. Точно указываются их имена и фамилии, уточняется работа которой они занимались, точно описано распределение обязанностей каждого члена комиссии. Скаржинский детально запротоколировал все события, происходящие в Катыни.
Отчет Скаржинского имеет весьма интересную историю. Впервые он был опубликован только в феврале 1988 г.22 История отчета до этого времени полна загадок. В русскоязычной литературе о Катыни об нем говорится мало, в основном только то, что сорок лет он был недоступен. Более широко этот факт освещен в польской литературе. Мы же использовали для прлития света на эту проблему книгу английского историка Дж. Малчера «Белые страницы. Советский геноцид против польского народа» (перевод названия наш), которая вышла в свет в Лондоне в 1993г.23
Как мы уже отмечали, Скаржинский впервые прочитал свой отчет в июне 1943г. на заседании главного правления ПКК. Через два года он представил оный отчет Р. Ханки (R. Hankey), секретарю вновь открывшегося британского посольства в Варшаве. Ханкия Скаржинский знал лично. 10 марта 1946г. Ханки переслан отчет в Лондон, в министерство иностранных дел, кое получило его 23 апреля (вообще разбежка дат довольна странна: более полугода Ханки держит отчет у себя и лишь в марте 1946г. посылает его в Лондон, где его регистрируют во входящей корреспонденции за датой «23 апреля»). Отчет Скаржинского был послан в Лондон по неофициальным каналам: англичане боялись, что жизни Скаржинского может угрожать опасность. В Форрин Офисе документ сражу же был засекречен. Впервые обнаружен отчет был профессором В. Ковальским в Лондоне в 1987 г., и через год был опубликован.24
Отчет лишний раз подтверждает, что комиссии ПКК нужно было сыграть роль легальной вывески для немецкой пропаганды, в деле легализации немецкой версии катынских событий. По-существу, никаких реально важных работ германские власти ТК ПКК не поручили. Членам комиссии категорически было запрещено даже просматривать извлекаемые из карманов и одежды убитых материалы. Самим доктором Скаржинским было отмечено, что требования немецкой прпаганды сильно затрудняли работу комиссии. Немцам прежде всего нужно было произвести на мировую общественность, потому когда в Катынь приехала т.н. Международная комиссия экспертов работа ТК ПКК практически была свернута. Членам МКЭ, как отмечает Скаржинский, были предоставлены для осмотра тела прежде всего имеющие следы от советских четырехгранных штыков. Для немецкой стороны это было очень важно. Когда стало ясно, что факт применения немецких пуль в Катыни скрыть не удастся, то немцы стали искать что-либо, что однозначно указало бы на советский след в катынском деле. Следы от советских четырехгранных штыков было тем самым, что германские власти настойчиво искали. Поэтому совершенно ясно почему МКЭ были предоставлены тела со следами штыков на теле и одежде жертв. Правда и это можно было поставить под сомнение: а что мешало немцам самим специально сделать эти следы от советских штыков?
Место преступления ежедневно осматривало около ста человек. Германские власти даже и не пытались обеспечить комиссии хоть какие-нибудь сносные условия работы. Естественно, что в такой толпе членам ТК ПКК было очень трудно проводить свои исследования. Однако благодаря благородному стремлению членов Технической комиссии, которые всеми силами, несмотря на все препятствия и трудности, пытались сделать как можно более для выяснения истинных причин гибели своих соотечественников.
Необходимо указать на небольшое расхождение между отчетами докторов Скаржинского и Водзинского. Дело в том, что в них приводятся разные цифры эксгумированных: у Скаржинского 4143, а у Водзинского 4243. Скорее всего, ошибка в разряде сотен вызвана тем, что во время нахождения в Катыни кто-то из докторов случайно записал ошибочную цифру. Так она и попала в отчет. Но это незначительный момент, т.к. принципиального расхождения здесь нет.
Отчет доктора Водзинского о пребывании в Катыни написан в сентябре 1947г. В Лондоне. Он состоит из 27 машинописных страниц.25 На этих страницах Водзинский описывает работу ТК ПКК в Катыни. Заканчивается отчет дополнительными тремя машинописными страницами, где доктор Водзинский располагает свои вывода как эксперта (прежде всего медика). В принципе, в отчете повторяется уже все то, что мы могли узнать из немецких источников, отчета МКЭ, отчета Скаржинского: определен способ убийства, определено орудие обуйства, определено время убийства. Водзинский отметил, что определение времени смерти при помощи судебно-медицинских методов было невозможно. Естественно, как и свои предшественники, доктор Водзинский опирался, прежде всего, на материальные свидетельства, извлеченные у убитых.
Следует отметить, что доктор Водзинский, не в пример многим своим коллегам, весьма осторожно отзывается о методе доктора Оршоса: « … экспериментальные исследования профессора Оршоса … должны доказать, что отложение солей кальция на внутренней поверхности черепа происходит не ранее чем после трех лет пребывания останков в земле, однако это явление … не принято еще в качестве бесспорного в практике судебной медицины, поэтому не может быть основой для определения точного времени пребывания … трупов в земле».26
Особо следует сказать про пп. 12 и 13 отчета. Мы считаем необходимым привести их тут: « 12) изучение вещественных доказательств, найденных на трупах, таких, как свидетельства о прививках против тифа из лагеря военнопленных в Козельске, паспортов, сберегательных книжек Польского сберегательного банка, дневников, записок, писем, … воинских алюминиевых знаков, удостоверяющих личности, визитных карточек, рисунков, фотографий и т.п., позволило установить фамилию, имя, звание … большинства жертв. 13) упомянутые вещественные доказательства, и прежде всего дневники и записные книжки, позволили более точно определить время совершения преступления. Все они прерываются на второй половине марта и апреле 1940 г.»27
Особую роль среди этих вещественных доказательств играют дневники убитых. Чеслав Мадайчик, ссылаясь на генерала Бур-Комаровского (правдо не напрямую), сообщает, что посещавшие Катынь в мае 1943г. скопировали для подполья 15 дневников расстрелянных.28 С помощью курьера полковника Рутковского в июле 1943 г. они попали в Лондон. Одним из самых известных и важных дневников является дневник майора Адама Сольского, состоящий из пяти страниц. Тут мы остановимся подробно.
Согласно Мадайчику, копия дневника Сольского заканчивается следующей записью за 9 апреля 1943г.: «Привезли в какую-то рощу, похожую на дачное место. Здесь проведен тщательный досмотр. Отобрали часы, на которых было 6. 30-8. 30, меня спрашивали об обручальном кольце, отобрали рубли, пояс, перочинный нож.» Существуют еще по крайней мере две версии этой записи в дневнике Адама Сольского. Одна из них находится в гуверовском инстетуте: «Привезли куда-то в лес, что-то вроде дачной местности. Тут тщательный обыск. Забрали часы на которых было 6.30-8.30, спрашивали про обручальное кольцо, которое (забрали), рубли, партупею, перочинный нож.»29 А еще одна в музее в Кракове: «Еще не рассвело. День начинается как-то странно. Перевоз в «вороне» (Страшно!). Привезли куда-то в лес. Забрали рубли, ремень, перочинный нож».30 Однако и не это самое важное. 15 мая 1943г. правительство Польши в Лондоне получило телеграмму в которой содержался следующий пункт: «. В присутствии автора этого доклада из одежды Сольского был изъят дневник, который велся до 21 апреля (курсив мой – С.С.). Составитель дневника заявляет, что у Козельска заключенных в вагонах для военнопленных отправили в пункт назначения, а затем переправили в Смоленск, где они провели ночь: в 4 часа утра … погрузили в машины. На участке леса их оттуда выгрузили и в 6.30 завезли в находящиеся там здание, где им приказали отдать свои часы и драгоценности. На этом месте дневник обрывается».31
Т.е. мы видим, что несколько вариантов копий дневника Сольского не совпадают. Однако несовпадение несущественное. В принципе, если исходить из того, что мы имеем дело с копиями дневника, то такие несущественные расхождения не могут приниматься в расчет для построения определенных выводов, как делают некоторые исследователи (назовем их так) сегодня. Другое дело с датой последней записи дневника. Как видим, во всех процитированных версиях крайняя дата 9 апреля (год не проставлен, но понятно, что это 1940-й), а в телеграмме правительству Сикорского – 21 апреля. Тут, скорее всего, мы имеем дело с банальной ошибкой. Дело в том, что на фотокопии последней страницы дневника, представленной чехом доктором Гаеком в его брошюре «Катынские доказательства» последняя дата проставлена именно как 9.IV.32 Иногда, различие дат – 9 и 21 апреля – становится для сторонников версии Бурденко фактом, который они стараются представить как признак фальсификации записей в дневнике Сольского. Это абсолютно беспочвенно. Дело в том, что цифра 9 в фотокопии очень похожа на на цифру 2, а черта дроби (/) может сойти за 1 (единицу). Вот отсюда и пошла эта ошибка.
Однако, в свете приведенных фактов неточностей, считаем необходимым отметить, что использование копий оригинальных материалов добытых Технической комиссией ПКК должно проводиться с тщательной осторожностью; по возможности должен изыскиваться путь исследования наиболее аутентичных материалов, если оный можно определить.
Относительно вопроса документов из Катыни мы вернемся еще ниже.
После освобождения Польши советскими войсками, вновь созданные органы государственной безопасности Польши, в сотрудничестве с коллегами из НКГБ СССР, проводили люстрацию потенциальных противников новой прокоммунистическе настроенной властью. Безусловно, проверка участников событий весны 1943г. в Катыни была тотальной. Искали, в первую очередь, членов ТК ПКК. На них проводились облавы в польских госпиталях, которые, порою, сопровождались тотальными арестами всех и вся.33 Был арестован и, уже знакомый нам, доктор И. Бартошевский (точнее не арестован, а задержан). Сам профессор описывает это эпизод следующим образом: «Их только одно интересовало – мое мнение, кто убил польских офицеров в Катыни. Я ответил согласно с правдой, что ПКК занимался идентификацией останков и извещением семей, а не решал, кто убивал. Я просидел два месяца под арестом … Меня спасли коллеги по больнице. Их тоже допрашивали и интересовались, что я говорил на тему Катыни. Они засвидетельствовали, что я не говорил, что это сделали русские. Я никогда не говорил и того, что это сделали немцы».34
Такое рвение органов госбезопасности было вполне объяснимо и понятно. Члены Технической комиссии ПКК были нежелательными свидетелями катынского злодеяния. Именно на основании списка Главного правления ПКК были составлены знаменитые немецкие официальные материалы - Amtliches Material zum Massenmord von KATYN – кои издали в Германии уже в июле 1943г. В русскоязычной литературе порою встречаются неточности связанные именно со списком Главного правления ПКК. Очень часто можно прочитать, что составляя свои «Официальные материалы» немцы ориентировались на список Технической комиссии ПКК35, что не верно. Дело в том, что списка Технической комиссии не существует вообще и никогда не существовало. Вот, что по этому поводу пишет Казимир Скаржинский: «Установленные фамилии … записывал на отдельном листе бумаги немец на немецком языке . Немецкие власти заявили, что списки с фамилиями будут немедленно отсылаться в Польский Красный Крест… В связи с вышеизложенным у комиссии не было повода составлять второй список…».36 То есть, после работы ТК ПКК в Катыни остался список жертв катынского расстрела, составленный Главным правлением ПКК в Варшаве на основании материалов присланных сотрудниками немецкой полевой тайной полиции из-под Смоленска. Путаница несуществующего списка Технической комиссии ПКК со списком главного правления ПКК – это довольно распространенная ошибка.
Информация о работе Краткая историческая справка катынского вопроса