Личность Ивана Грозного по произведениям князя Андрея Курбского

    В целом, «История» является важным этапом в развитии русской историографии. Она одной из первых знаменует собой ее переход к тематическому принципу разделения повествования в отличие от традиционного погодного. Отказ от погодного разделения повествования был характерен и для других литературных сочинений того времени (например «Казанская история»), но «История о великом князе Московском» отличается от других сочинений тем, что она подчиняется единой цели. Курбский не столько писал историю царствования Ивана Грозного, сколько стремился объяснить превращение царя в кровожадного тирана.

     Известно более 70 списков «Истории», существующих в четырех редакциях: Полной, Сокращенной, Краткой и Компилятивной. Более половины всех известных списков относится к Полной, наиболее близкой архетипу редакции.

4. Детство и юность  Ивана IV 
 
    Отец Ивана Грозного, великий князь Василий III, умер в 1533 году, когда Ивану, родившемуся 25 августа 1530 г., было всего три года. Власть сосредоточилась в руках его матери Елены Васильевны, которая оказалась властолюбивой и энергичной женщиной. Она смогла заточить в тюрьму и уничтожить всех своих родственников, имевших возможность захватить власть в стране. После их смертей Елена держалась на престоле еще несколько лет, в то же время давая отпор внешним врагам полякам и татарам, соединившимся против нее с целью воспользоваться слабостью ее правления. В 1538 г., Елена умерла, предположительно от яда. 
     Когда мать умерла, Иван остался всего семи с половиной лет, а его брат, Юрий, пяти лет. Близких родных у детей не было, малолетний великий князь Иван был, таким образом, круглым и беззащитным сиротой. И при ребенке Иване IV стали править бояре, они постоянно боролись за первенство, власть переходила из рук в руки. Во главе правления самовластно стали знатнейшие Рюриковичи-князья Шуйские; у них затем отнял власть князь Бельский, а у Бельского снова отбили ее Шуйские. 
     Шуйские старались расположить к себе Иоанна исполнением всех его детских желаний: постоянно забавляли, развлекали во дворце шумными играми, юный царь участвовал в охоте на дикого зверя. Опекуны развивали в нем любовь к наслаждениям, развратность и даже жестокость, не предвидя последствий. Окружая Иоанна толпою молодых людей, бояре смеялись, когда он бесчинно резвился с ними или скакал по улицам, давил женщин и стариков, веселился их криком. Тогда они хвалили в нем смелость, не думая толковать ему святых обязанностей венценосца, ибо не исполняли своих; не пеклись о просвещении юного ума, ибо считали его невежество благоприятным для их властолюбия; ожесточали сердце, презирали слезы Иоанна в надежде загладить свою дерзость угождением его вредным прихотям. Шуйские хотели, чтобы великий князь помнил их угождения и забывал досады: но он помнил только досады и забывал угождения, поскольку твердо знал, что власть принадлежит ему, а не им.  

     Однажды государь, по своему обыкновению, выехав на звериную ловлю, был остановлен пятьюдесятью новгородскими пищальниками, которые хотели принести ему какие-то жалобы: Иоанн не слушал их и велел своим дворянам разогнать их. Новгородцы противились: началась битва. Государь велел ближнему дьяку Василию Захарову узнать, кто подучил новгородцев к дерзости и мятежу? Захаров, может быть по согласию с Глинскими, донес ему, что бояре, князь Иван Кубенский и Воронцовы, Федор и Василий, суть тайные виновники мятежа. Сего было довольно; без всякого дальнейшего исследования гневный Иоанн велел отрубить им головы. Так новые вельможи, пестуны или советники Иоанновы, приучали юношу-монарха к ужасному легкомыслию в делах правосудия, к жестокости и тиранству!  
 
     Между тем великий князь ездил по разным областям своей державы, но только для того, чтобы видеть славные их монастыри и забавляться охотой в диких лесах: не для наблюдений государственных, не для защиты людей от притеснения корыстолюбивых наместников. Не замечал печалей народа и в шуме забав не слыхал стенаний бедности; и оставлял за собою слезы, жалобы, новую бедность: ибо сии путешествия государевы, не принося ни малейшей пользы государству, стоили денег народу: двор требовал угощения, даров. 
 
     Но Иоанн имел одного доброго друга. Это был митрополит Макарий. Образованный и умный, он составлял в те годы свой знаменитый сборник житий и поучений - "великие минеи-четии"- и обладал огромной библиотекой. Он и приохотил Ивана к чтению и образовал его ум, рано внушив Ивану понятие о Москве как о третьем Риме и воспитав в нем желание превратить великое княжение Московское в православное "царство". Но влияние Макария не могло истребить в Иване его нравственную порчу и распущенность. Умный и начитанный, живой и деятельный, великий князь вырастал в то же время озлобленным и лукавым, способным на жестокость и падким на дурные забавы и удовольствия. Ведь он с детства видел себя среди чужих людей. В душе его рано и глубоко врезалось и всю жизнь сохранялось чувство сиротства, брошенности, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: «родственники мои не заботились обо мне». Иван рано усвоил себе привычку ходить, оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям. 
 
    И безобразные сцены боярского своеволия и насилия, среди которых рос Иван, были первыми политическими впечатлениями. Они превратили его робость в нервную пугливость, из которой с летами развилась наклонность преувеличивать опасность, образовывалось то, что называется страхом с великими глазами. Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставляло его постоянно держаться настороже, все сильнее работал в нем инстинкт самосохранения. Все усилия его гибкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства. 
 
    Таков был Иван IV к своему совершеннолетию, то есть к 16-17 годам, когда 17-летний великий князь венчался на царство государем Всея Руси, царем Московским "божьей милостью" и стал первым русским царем Иваном IV Васильевичем Грозным (годы правления - 1547-1584).

 
     Характеры сильные требуют сильного потрясения, чтобы свергнуть с себя иго злых страстей и с живою ревностью устремиться на путь добродетели. Для исправления Иоанна надлежало сгореть Москве. 
 
Летописи Москвы часто говорят о пожарах, называя иные великими, но никогда огонь не свирепствовал в ней так ужасно, как в 1547 году. Царь с вельможами удалился в село Воробьево, как бы для того, чтобы не слыхать и не видать народного отчаяния, вызванного пожаром. Он велел немедленно возобновить Кремлевский дворец, богатые также спешили строиться, о бедных не думали. Сим воспользовались неприятели Глинских. Совершилось дотоле неслыханное в Москве злодейство: мятежники в святом храме убили дядю государева, извлекли его тело из Кремля и положили на лобном месте, разграбили имение Глинских, умертвили их слуг и детей боярских. Никто не унимал беззакония: правительства как бы не было. 
 
    В сие ужасное время явился удивительный муж, именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новгорода. Он указал Иоанну правила, данные Вседержителем сонму царей земных, заклинал его быть ревностным исполнителем сих уставов, представил ему даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался иным человеком. Обливаясь слезами раскаяния, простер десницу к наставнику вдохновенному, требовал от него силы быть добродетельным и приял оную. Смиренный иерей, не требуя ни высокого имени, ни чести, ни богатства, стал у трона, заключив тесный союз с одним из любимцев Иоанна, Алексеем Федоровичем Адашевым, прекрасным молодым человеком, коего описывают земным ангелом: имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы отечества. Сильвестр возбудил в царе желание блага, Адашев облегчил царю способы благотворения. По крайней мере здесь начинается эпоха Иоанновой славы, новая, ревностная деятельность в направлении, ознаменованная счастливыми для государства успехами и великими намерениями.

    Чтобы понимать мировоззрение  духовного учитпля юного царя, иерея Сильвестра лучше, я ознакомилась  с его сочинительсикм трудом, посвященным воспитанию семейных  ценностей. Именно эти идеи  он впрлне мог передать своему  воспитаннику. Жесткая иерархизация структуры идеальной православной семьи выявилась в положениях "Домостроя". Книга, созданная священником Благовещенского собора в Кремле и наставником Ивана IV Сильвестром, стала кодексом русской семейной морали. По мнению одного из наиболее вдумчивых исследователей "Домостроя" В.Г.Иваницкого, Сильвестр, предполагая положить конец полуязыческому нравственному беспределу, боролся с язычеством - женским доминирующим началом в семье: "Новгородчина (родина Сильвестра) знала образы сильных женщин-богатырок языческого типа. То, что юноша Спиридон (мирское имя Сильвестра) был зафиксирован на образе матери, доказывает факт, что его внимание в "Домострое" приковано в проблеме распределения ролей в семье. "Поучение отца к сыну" - послесловие Сильвестра к своему труду, куда он вложил много личного, рассказывает, как сделать, чтобы главное место в доме принадлежало не жене, а мужу. Следовательно, было с чем бороться". Православное христианство не противостояло "мужскому деспотизму" отцов семейств, как полагал великий русский историк С.Соловьев, а скорее встало в борьбе между двумя языческими началами: женским и мужским, - на сторону мужского, разумеется, освятив и окультурив отношения доминирования мужчины над женщиной в семье. От природной "звериной" борьбы, где победа чаще была на стороне физически сильного мужчины, христианство привело семью к цивилизованному "нравственному" доминированию мужа над женой и детьми.

     Там же В.Г.Иваницкий отмечает, что предписания "Домостроя" значительно мягче и гуманнее, чем аскетические воззрения на женщину как "сосуд диавольский" (византийское сочинение "О злых женах"). Но "снижение" образа женщины (как следствие "снижения" места Марии в иерархии идеальной божественной семьи) привело православие к тому, что в нем очень мало женщин-святых, по сравнению с католицизмом. Из 300 упоминаемых в разных источниках российских святых, всего лишь 36 - женщины. 6 из них - общерусские святые, и все княжеского звания. Поскольку в России культ Богородицы был связан с культом земли, то он принял ряд языческих черт.

     "Домострой" выразил тенденцию развития отношений между мужем и женой в российской православной семье. Вместе с тем преодолеть элементы языческой борьбы полов православию оказалось весьма сложно. На практике предписанная христианской православной верой иерархия освящала и аргументировала деспотизм мужчины-отца, давала правовое основание для чисто языческого насилия над женщиной, творимого ежедневно и еженощно. Жен били, но побои не преследовались, а поощрялись "обычаем".

    Изнасилование наказывалось лишь тогда, когда женщина принадлежала к знатному роду. Неугодных жен заточали в монастыри. Что до жен Ивана IV, то там вопрос решался еще проще: неугодную жену можно было быстро спровадить на тот свет.

    Женщине, воспитанной в православной вере, не дано было замыслить и организовать убийство своего мужа, чтобы потом спокойно править империей в окружении многочисленных любовников. Утверждая доминирование мужа над женой, Сильвестр не меньшее внимание уделяет проблеме отношений отца и детей. Причем под ребенком подразумевается всегда сын.

    Проблема непослушания - языческой борьбы поколений, не менее остро стояла в то время, чем сегодня.

     Но христианство Сильвестра здесь кончается, поскольку он предлагает "силовое" и языческое решение этого вопроса: "Наказывай сына своего в юности его и упокоит тебя в старости твоей и придает красоты душе твоей, и не жалея бей ребенка; если крутоти посечь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочери у тебя, направь и на них свою строгость, тем сохрани их от бед телесных...".

     Своеобразно понимается содержание эмоциональной близости отца и сына: "Любя же сына своего, увеличивай ему раны, и потом нахвалишься им, наказывай сына своего в юности и порадуешься на него потом в зрелости и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться и позавидуют тебе враги твои. Воспитай дитя в запретах и найдешь в нем покой и благословение; не улыбайся ему, играя; в мелочи послабишь - в большом пострадаешь, скорбя, и в будущем будто занозы вгонишь в душу свою. И не дай ему воли в юности, но сокруши ему ребра, пока он растет, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой, болезнью души, и разорение дома, погибелью имущества, и укоризною соседей, и насмешками врагов, и пеней властей, и злою досадой".

    Насилие физическое и жесткая регламентация поведения - лучшие методы, чтобы воспитать невротиков и психопатов. Россия, кровью умытая, доказала это всему миру и доказывает по сей день. Более увещевательно обращается Сильвестр к сыновьям: "Чада, вслушайтесь в заповеди господни, любите отца своего и мать свою, и слушайте их, и повинуйтесь им в боге во всем, и старость их чтите, и помощь их и всякую скорбь от всей души на себе понесите, и благо вам будет, и долго пребудете на земле, за это простятся грехи ваши, и бог все помилует, и прославят вас люди, и дом ваш благословится навеки, и наследуют сыны сынам вашим, и достигнете старости маститой, в благоденствии дни свои проводя". Оставляя за отцами права "сокрушать ребра" своих чад, Сильвестр проповедует послушание и любовь детей к родителям. Но, понимая, что благих слов может оказаться недостаточно: сыновья подрастут, и, помня родительскую ласку, могут взять в руки палки или топоры, - автор-редактор "Домостроя" переходит к угрозам: "Если же кто осуждает, или оскорбляет своих родителей, или клянет их, или ругает, тот перед богом грешен и проклят людьми; того, кто бьет отца и мать - пусть отлучат от церкви и всех святынь, и пусть умрет он лютой смертью от гражданской казни, ибо написано: "Отцовское проклятие иссушит, а материнское искоренит". 
 
    Сам царь Иван также один из лучших московских ораторов и писателей XVI в. потому что был самый раздраженный москвич того времени. В сочинениях, написанных под диктовку страсти и раздражения, он больше заражает, чем убеждает, поражает жаром речи, гибкостью ума, изворотливостью диалектики, блеском мысли, но это фосфорический блеск, лишенный теплоты, это не вдохновение, а горячка головы, нервическая прыть, следствие искусственного возбуждения. Минуты усиленной работы ума и чувства сменялись полным упадком сил, и тогда от всего его остроумия не оставалось и простого здравого смысла. В эти минуты умственного изнеможения и нравственной опущенности он способен был на затеи, лишенные всякой сообразительности. Быстро перегорая, такие люди со временем, когда в них слабеет возбуждаемость, прибегают обыкновенно к искусственному средству, к вину, и Иван в годы опричнины, кажется, не чуждался этого средства. 
 
     Такой нравственной неровностью, чередованием высоких подъемов духа с самыми постыдными падениями объясняется и государственная деятельность Ивана. Царь совершил или задумывал много хорошего, умного, даже великого, и рядом с этим наделал еще больше поступков, которые сделали его предметом ужаса и отвращения для современников и последующих поколений. Разгром Новгорода по одному подозрению в измене, московские казни, убийство сына и митрополита Филиппа, безобразия с опричниками в Москве и в Александровской слободе - читая обо всем этом, подумаешь, что это был зверь от природы. Но он не был таким. По природе или по воспитанию он был лишен устойчивого нравственного равновесия и при малейшем житейском затруднении охотнее склонялся в дурную сторону. От него ежеминутно можно было ожидать грубой выходки: он не умел сладить с малейшим неприятным случаем. В 1577 г. на улице в завоеванном ливонском городе Кокенгаузене он благодушно беседовал с пастором о любимых своих богословских предметах, но едва не приказал его казнить, когда тот неосторожно сравнил Лютера с апостолом Павлом, ударил пастора хлыстом по голове и ускакал со словами: " Поди ты к черту со своим Лютером." В другое время он велел изрубить присланного ему из Персии слона, не хотевшего стать перед ним на колени. 
 
     Черты его личного характера дали особое направление его политическому образу мыслей, а его политический образ мыслей оказал сильное, притом вредное, влияние на его политический образ действий, испортил его.