Из-за отсутствия четкого плана последовательного
проведения государственно-правовых реформ
и борьбы с системным кризисом не принималось
кардинальных, жизненно необходимых решений.
Реформы М.С.Горбачева, проводившиеся
под лозунгами перестройки и ускорения,
носили половинчатый характер, проводились
непоследовательно и бессистемно, и поэтому
были не способны вывести страну из тяжелейшего
кризиса. Нерешительность, топтание на
месте, повторение из года в год тезисов
о том, что «процесс пошел» уже не могли
обмануть общество. Рекомендации и указания,
провозглашенные с трибуны, но не подкрепленные
конкретной организаторской работой,
не могли наполнить прилавки и витрины
магазинов товарами народного потребления,
ликвидировать очереди.
Эти и другие просчеты авторов перестройки
экономики привели к дальнейшему обострению
социально-экономических проблем. В результате
падения промышленного и сельскохозяйственного
производства, инфляции, снижения цен
на нефть уменьшились реальные доходы
большинства населения. Оставались нерешенными
продовольственная, жилищная, экологическая
и другие социальные проблемы.
Общество нуждалось в иных, более решительных
и эффективных мерах. Однако ожидаемые
обществом изменения в экономике, в деятельности
государственных органов, экономических
структур так и не наступили. Такое промедление
грозило стране экономическими и политическими
потрясениями, что в конечном итоге и произошло
в форме «парада суверенитетов», забастовочного
движения и национальных конфликтов, жесточайшего
экономического кризиса. В конце 80-х годов
волна забастовок охватила шахты Кузнецкого
и Донецкого угольных бассейнов. Только
в Донбассе в забастовочном движении участвовало
свыше 300000 шахтеров. Все это послужило
толчком к смене власти, к переходу от
коммунистического тоталитарного режима,
к политической системе, исповедующей
более демократические принципы и рыночные
методы хозяйствования.
Кооперативы
25 лет назад
Советский Союз сделал важный
шаг к капитализму. 26 мая 1988 года
Верховный Совет одобрил закон
N 8998-XI «О кооперации в СССР».
На Западе слово «кооперативы»
традиционно ассоциируется с социализмом.
В России с них началось частное предпринимательство.
Сперва «процесс пошел» ходко.
Потом выяснилось, что взять немного хорошего
плана и немного хорошего рынка можно
лишь в теории.
К моменту принятия закона только
в Москве уже насчитывалось около 550 кооперативов,
созданных в порядке эксперимента. Старт
дали принятые в феврале 1987 года постановления
Совета министров СССР №№ 160, 161 и 162 о создании
кооперативов по бытовому обслуживанию
населения, производству товаров народного
потребления и в сфере общественного питания.
Осенью 1987 года в павильоне
«Стройэкспо» на Фрунзенской набережной
прошла выставка первых изделий: «вареных»
джинсов, кроссовок а-ля «Адидас», видеокассет,
футболок с надписями «А я упрямо люблю
"Динамо"» и изображениями кота Леопольда
и Микки Мауса в цветах советского и американского
флагов: «Давайте жить дружно». Это было
последнее публичное мероприятие, которое
посетил Борис Ельцин в качестве первого
секретаря горкома КПСС.
1 мая 1987 года вступил в
силу закон об индивидуальной
трудовой деятельности, 30 июня того
же года - закон «О государственном
предприятии», предусматривавший хозрасчет
и элементы самостоятельности
в выборе экономических партнеров.
Закон «О кооперации» впервые
со времен нэпа разрешил создание
частных предприятий.
Для «страны победившего социализма»
это было революцией в сознании.
Статья 10 закона гласила: «Вмешательство
в хозяйственную или иную деятельность
кооперативов со стороны государственных
органов не допускается». И это в обществе,
где партия более полувека «направляла
и руководила» всем, от посадки свеклы
до литературы!
Работа в частном секторе по
найму оставалась для коммунистов эксплуатацией
человека человеком, следовательно, недопустимой
ересью. Подразумевалось, что кооператоры
будут в одном лице работниками и собственниками.
Пожалуй, главной в законе была
статья 25: «Кооператив самостоятельно
определяет формы и системы оплаты труда
членов кооператива».
И до Горбачева строители-шабашники
или подрядные звенья в сельском хозяйстве
демонстрировали невероятную производительность,
но подобные эксперименты быстро пресекались:
никто не должен получать слишком много,
контроль над мерой труда и мерой потребления
- ключевая функция социалистического
государства.
В конце 1980-х годов кооператорами
называли всех предпринимателей. Возникло
устойчивое выражение: «демократы и кооператоры».
Советские и особенно иностранные
корреспонденты не вылезали из первого
в Москве кооперативного ресторана Андрея
Федорова и без устали фотографировали
частных шашлычников на Старом Арбате
и привокзальных площадях.
Из первых кооператоров вышли
будущие генералы российского бизнеса.
Александр Смоленский начал с организации
кооператива по строительству дач и гаражей,
а Владимир Гусинский - по выпуску модных
медных браслетов, якобы обладавших целебными
свойствами. Кооператив Гусинского ежедневно
штамповал 50 с лишним тысяч браслетов,
которые при себестоимости в три копейки
шли по пять рублей.
Комиссию Моссовета по кооперативной
деятельности возглавлял Юрий Лужков.
Экономические реформы Горбачева
были отчаянной попыткой спасти страну.
В 1988 году СССР экспортировал 144 млн. тонн
нефти по кажущейся сегодня смешной цене
в 17 долларов за баррель (125 долларов за
тонну). При этом за валюту продали всего
80 млн. тонн, остальное ушло социалистическим
странам по невыгодному бартеру.
Одновременно пришлось импортировать
40 млн. тонн зерна по цене 176 долларов за
тонну. Бюджет был сведен с 25-процентным
дефицитом, покрывавшимся за счет внешних
займов и распродажи золотого запаса.
Посягать на основы системы
в Кремле не собирались, а на возникавшие
противоречия закрывали глаза. Считалось,
что достаточно кое-что слегка «расширить
и углубить» и «процесс пойдет».
Горбачеву и его экономическим
гуру Леониду Абалкину и Абелу Аганбегяну
виделось нечто вроде второго издания
нэпа: командные высоты остаются за государством,
а не связанные бюрократической регламентацией,
гибко реагирующие на спрос кооперативы
ликвидируют дефицит потребительских
товаров и услуг, с чем у плановой экономики
дело всегда обстояло плохо.
Подобные мысли осторожно высказывались
и в советское время. Юлиан Семенов в романе
«ТАСС уполномочен заявить» вывел широко
мыслящих генералов и полковников КГБ,
недоумевавших, какой вред социализму
могут нанести частные сапожники?
Поначалу царила эйфория. Поскольку
идея получила отмашку с самого верха,
действовал принцип: разрешено все, что
не запрещено. Патент на открытие кооператива
стоил пять рублей! Налоги были минимальные:
три процента с выручки.
Затем начались трудности. Оказалось,
что каждый экономический уклад имеет
свою внутреннюю логику, все его элементы
взаимосвязаны, и, сказав «а», надо либо
говорить «б», либо поворачивать назад.
Надстройку в виде кооперативов
водрузили на фундамент планового хозяйства,
в котором все виды сырья не продавались,
а распределялись по фондам. В разнарядках
Госплана и Госснаба никаких кооперативов,
разумеется, не значилось.
То же мясо для шашлыков в магазинах
не лежало, а если покупать его на рынке,
то цены делались совершенно неподъемными
для абсолютного большинства. В ресторане
Федорова расценки превысили уровень
элитарных «Арагви» и «Праги» в восемь
раз. А промышленное сырье и на базаре
найти было невозможно.
В результате работать смогли
лишь те, кто имел связи и получал фондовое
сырье за взятки. Директора открыли при
своих заводах кооперативы из доверенных
лиц, выпускали продукцию из дешевых материалов,
с использованием государственных производственных
мощностей и электроэнергии, продавали
ее по свободным ценам и присваивали сверхприбыль.
Фактически был запущен механизм
номенклатурной приватизации, хотя формально
предприятия оставались в госсобственности.
Между рабочими, попавшими в «кооператоры»
и оставшимися на старых зарплатах возникли,
мягко говоря, трения.
Бывший сотрудник 9-го главка
КГБ Владимир Ряшенцев создал кооператив
«АНТ» (Автоматика, Наука, Технология)
и занялся продажей за границу через Новороссийский
порт списанных танков в обмен на компьютеры.
Достоверно неизвестно, продавались ли
танки на металлолом, или «АНТ» сбывал
неизвестно кому действующие машины.
Понятно, что организовать такой
бизнес без высоких покровителей невозможно.
Назывались, в частности, имена премьера
Николая Рыжкова и его заместителя Владимира
Гусева.
«Хозяин Кубани», первый секретарь
Краснодарского крайкома КПСС Иван Полозков
в январе 1990 года с помощью подконтрольных
ему местных силовиков схватил «антовцев»
за руку при попытке вывезти очередные
12 Т-72 и устроил скандал: вот до чего докатились
«жулики-кооператоры», танки, силу и гордость
нашу, сплавляют за кордон!
Полозков приобрел репутацию
непоколебимого борца за советские ценности
и спустя полгода был избран первым секретарем
ЦК вновь созданной компартии РСФСР.
Еще большим препятствием стал
моральный климат в обществе.
С одной стороны, при Брежневе
советская власть заключила с народом
негласный договор, позволив работать
вполсилы, попивать и тащить с производства,
что плохо лежит, в обмен на внешнюю лояльность.
Самопожертвования и сверхусилий больше
не требовалось. С другой стороны, всякая
частная инициатива пресекалась, потребительство
и вещизм постоянно подвергались осуждению.
Уже при Горбачеве, в ходе короткой,
но шумной кампании по борьбе с нетрудовыми
доходами летом 1986 года под это определение
попадали любые доходы, полученные не
из рук государства.
Полозков устраивал на Кубани
«помидорные войны» - сносил бульдозерами
частные теплицы и парники. Проконтролировать
репетиторство и частный извоз было невозможно,
поэтому с ними боролись словесно.
В газетных очерках о хороших
людях, внедривших на заводе какое-нибудь
рацпредложение или организовавших спортивный
кружок для подростков, непременно подчеркивалось,
что для себя-то герой никакой выгоды не
извлек.
Журнал «Крокодил» напечатал
фельетон о человеке, который изготавливал
и продавал на базаре фланелевые стельки
для обуви: да, он много работает и приносит
пользу, но думает при этом не о людях,
а о своем кармане.
«Комсомольская правда» опубликовала
письмо некоего студента Александра, обеспокоенного
инициативой ЦК ВЛКСМ по созданию «стройотрядов
коммунистического (бесплатного) труда»:
«Не распространят ли этот принцип на
все отряды, а я из небогатой семьи?» Газета
снисходительно похлопала читателя по
плечу: не волнуйся, Саша, никто не посягает
на твои честно заработанные рубли, но
мы не сомневаемся, что твои дети и внуки
будут работать, не думая про деньги.
Сказать, что народ полностью
пропускал пропаганду мимо ушей, было
бы неверно. В умах царило двоемыслие:
можно ловчить и даже воровать, если понемножку,
главное - не выделяться. Можно руководствоваться
в жизни личным интересом, но бравировать
этим неприлично. В данном смысле советские
граждане напоминали колхозников 1950-х
годов, которые не могли сказать двух слов
без мата, но попав на экскурсию в трофейную
Дрезденскую галерею, при виде обнаженной
натуры багровели и принимались кашлять
от смущения.
По понятиям большинства, человеку
надлежало делать, что велено, а государству
снабжать и обеспечивать, желательно даром.
Сегодня трудно себе представить, какой
гнев порождали, скажем, платные кооперативные
туалеты.
Людей с советской психологией
раздражали не столько реальные экономические
последствия появления кооперативов -
они были незначительны, - сколько моральная
реабилитация духа наживы и неравенства.
Массовые рассуждения исходили
из того, что высокие доходы в принципе
не могут быть честными, и что если какие-то
товары и услуги по цене не доступны каждому,
то пусть лучше их совсем не будет.
Не только на обывательском,
но и на официальном уровне шли бесконечные
дискуссии на любимую тему: «Сколько можно
зарабатывать?» Леонид Абалкин в августе
1988 года заявил, что потолок для кооператоров
должен составлять где-то в районе 700 рублей
в месяц.
Когда основатель кооператива
«Техника», потомок дореволюционных купцов
Артем Тарасов в январе 1989 года цивилизованно
уплатил 90 тысяч рублей партвзносов с
дохода в три миллиона, в этом усмотрели
цинизм. Правда, другие сограждане спустя
год с небольшим выбрали Тарасова народным
депутатом РСФСР.