Научная и архивная деятельность Герарда Фридриха Миллера

Отправляясь в дальний путь, Миллер имел в голове широкие научные  планы, свидетельствовавшие о ясности  мысли и понимании стоявших перед  ним задач. Но нельзя сказать, чтобы  научная подготовка его соответствовала  вполне обширности этих планов. В 1733 г. из Петербурга выезжал еще новичок, приступавший лишь к работе над историческими  источниками.

Через десять лет Миллер вернулся уже выдающимся специалистом не только в области истории, но и географии  и этнографии. Десять лет непосредственной работы в архивах и наблюдений на месте дали ему не только обширные и всесторонние познания, широте которых  поражался Шлецер. За эти годы выработались его научные методы, его приемы работы над источниками, его принципиальные взгляды на задачи и приемы исторического исследования. Его научной лабораторией, в которой сложилась его научная техника и выкристаллизовались его взгляды на задачи исторического труда, были сибирские архивы. С исключительной работоспособностью, с поразительной неутомимостью извлекал он из массы «архивных писем» необходимые ему данные и на ходу обрабатывал их. На ходу составлял один научный очерк за другим, с пути из каждого большого города посылая в Академию целую кипу ученых «обсерваций» по самым разнообразным вопросам. Необходимые книги были с ним либо высылались, по его требованию, Академией. На живом деле сложился выдающийся исследователь, на непосредственной работе над источниками выросла отличавшая его высокая техника. Можно сказать, что десять лет Камчатской экспедиции создали Миллера как ученого европейского масштаба.

Поездка в Сибирь, послужившая исходным моментом научной деятельности Миллера  и создавшая ему ученое имя, не оправдала в первое время его  честолюбивых надежд, не дала ему ни чинов, ни почета; даже обещанной прибавки жалованья он не получил. Эти неудачи на пути карьеры были тем чувствительнее для самолюбия Миллера, что, выехав в 1733 г. из Петербурга начинающим и еще не уверенным в своих силах молодым исследователем, он вернулся через 10 лет уже крупным ученым, с большим количеством научных трудов и записок самого разнообразного содержания, которые он успел составить в пути, с сознанием достигнутых больших научных результатов. Он требовал к себе внимания, с настойчивостью добивался осуществления во что бы то ни стало своих проектов и встречал холодное непризнание своих заслуг и нежелание его слушать. Горячий и неуживчивый, он, не находя «сатисфакции», чувствуя себя недостаточно оцененным, не скрывал, по-видимому, своего раздражения.

С другой стороны, его по существу справедливые претензии вызывали недоброжелательный отпор со стороны враждебно настроенных  к нему товарищей по Академии и академической Канцелярии, бюрократического и деспотичного учреждения, не допускавшего ни малейшего проявления независимости среди подчиненных ей ученых.

1.2 Исследование  Сибири

В 1733 в составе академического отряда Великой Камчатской экспедиции Миллер отправился в Сибирь, где  в течение десяти лет изучал документы  местных архивов, собирал географические, этнографические и лингвистические  данные по истории Сибири.

Десятилетнее (1733—1743) пребывание в этой экспедиции сыграло огромную роль в жизни Миллера, так как  именно там он окончательно сформировался  как крупный ученый-историк. “Десять  лет Камчатской экспедиции создали  Миллера как ученого европейского масштаба”, - писал в 1937 г. известный  советский историк С.В. Бахрушин [4.с.73-95] Г.Ф. Миллером была обследована огромная территория от Екатеринбурга до Якутска и собрано грандиозное количество сведений по географии, истории, этнографии и экономике Сибири. Особенно важна была вывезенная Миллером громадная коллекция архивных документов – подлинники и копии уникальных исторических источников 16-17 вв., до сих пор являющиеся ценнейшими источниками по истории России. И если сам он использовал только ничтожную часть их, то они служили и продолжают служить доныне важным подспорьем для отдельных учёных и целых учреждений. Собранные им материалы составили значительный научный архив, известный под именем “портфелей Миллера”, поступивший в архив Академии Наук и до сих пор в полном объеме не введенный в научный оборот.

За годы участия в экспедиции выработались научные методы Миллера, его приемы работы над источниками, его принципиальные взгляды на задачи и приемы исторического исследования. Он написал несколько самостоятельных  научных работ, составил словари  языков местных народов, в совершенстве освоил русский язык. Вместе с Г.Ф. Миллером, который был руководителем  Академического отряда, в экспедицию отправились профессора астроном Делиль де ла Кройер и натуралист И.Г. Гмелин, студенты Степан Крашенинников, Алексей Горланов, Федор Попов и другие. Надо заметить, что на протяжении всей деятельности университета в составе Академии Наук своеобразной формой обучения студентов было привлечение их ко всем практическим начинаниям Академии, особенно к экспедициям. Так, С.П. Крашенинников, снабженный инструкциями Миллера “для описания народов и их нравов и обычаев”, совершил поездку на Камчатку. Итогом этого путешествия стала знаменитая книга “Описание земли Камчатки” - первая русская работа по этнографии, а ее автор в 1750 г. сменил своего учителя на посту ректора университета.

Помимо сбора географо-этнографических  и статистических сведений и изучения архивных документов Г.Ф.Миллер занялся и археологическими исследованиями. Он проводил раскопки курганов, осматривал и описывал древние городища и каменные изваяния, наскальные рисунки. Вместе с Гмелиным он создал одну из первых классификаций сибирских курганов, выделив пять групп памятников. Свой опыт исследования древностей Сибири Миллер изложил в подробной инструкции для адъюнкта И.Э. Фишера, сменившего его в экспедиции в 1743 г. Эту работу можно считать первой в отечественной науке археологической инструкцией, описывающей методы и приемы исследований древних памятников. Вообще, Миллер был одним из первых ученых, осознавших историческое значение археологических памятников, так как он постулировал, что “главнейшая цель при исследовании древностей должна, конечно, заключаться в том, чтобы они послужили разъяснению древней истории обитателей края” [8.с 25-30]. Это была весьма прогрессивная точка зрения, так как нередко даже в XIX столетии на археологические находки смотрели как на забавные вещицы-раритеты, или, в лучшем случае, произведения искусства. Позднее, в 1765 г. Миллер описал и опубликовал знаменитые находки из кургана “Литая могила” - первого скифского памятника, исследованного в Южной России.

Миллер привлек для  своих исторических работ по Сибири не только очень обширный, но и чрезвычайно  разнообразный материал – «припасы», говоря языком XVII в.: архивные акты, летописи, татарские и монгольские источники, устные предания, данные археологии, этнографии, лингвистики и генеалогии. Он выступает перед нами как выдающийся образец того типа историка, который Шлецер характеризовал как историка-собирателя. Современники далеко не сумели оценить эту сторону деятельности первого «историографа». Академическая канцелярия упрекала даже его в том, что он из Сибири «ничего иного не привез, кроме собранных из сибирских архивов, по большей части, копий, что тамошними служителями учинено».

«А оное, - сетовала экономная  канцелярия, - самым малым иждивеньем можно было получить чрез указы Правительствующего сената, не посылая его, Миллера, на толь великом жалованьи содержащегося» [9.с 40- 45].

Но Миллер не только собрал большой и ценный материал, он сумел  подойти к нему научно

Несомненно, очень крупным  шагом вперед в историографии  не только сибирской, но и всей вообще является стремление Миллера малейшее свое положение обосновывать на источниках, причем как основной научный принцип  он проводит мысль, что работа эта  должна производиться на глазах у  читателя. Документация полная и всесторонняя - вот то, чем его труд должен отличаться от большого числа подобных исследований. «Рассуждая о том, как я в сочинении  сей истории поступаю, - писал  он, - то я прекословить не намерен, что она в описании приключений с принятым от славнейших древних историков обыкновением многое не сходствует, однако не думаю, чтоб я тем учинил хуже. Их сочинение приятно потому, что они приключения ведут одним порядком, не упоминая о свидетельствах, по которым они сочинение свое составляли. Но мое расположение есть полезнее, потому что я стараюсь предлагаемое мною утверждать везде доводами и рассуждаю об известиях и о сочинителях оных по правилам вероятности и якобы с читателем совокупно, который здесь также рассуждать может и тому, что я пишу, просто верить не обязан» [10.c. 163]

Придавая такое большое  значение ссылкам на первоисточники, Миллер требовал очень пунктуального  их воспроизведения. В русской историографии он был первым, кто поставил вопрос о подлинно научном издании исторических памятников.

Миллер еще до Шлецера поставил вопрос о методах научного издания источников. При печатании начальной летописи он «настаивал на необходимости предварительно произвести сравнение нескольких списков для того, чтобы избегнуть грубейших описок переписчиков, и возражал против модернизации орфографии, но его не слушали». «Лучший способ» издания представлялся ему тот, «ежели тот список, который за самый лучший и за обстоятельнейший почитается, от слова до слова верно... напечатается, а из Прочих разные речения (разночтения), которые в самой вещи разность делают, присовокуплены... будут». Таким образом, в вопросе об издании источников Миллер является проводником новых, строго научных методов, которые лишь очень не скоро были восприняты русской наукой. Правда, приемы подготовки к печати актов, допущенные Миллером, вызывали критику с точки зрения археографии конца XIX в.

Н.Н.Оглоблин указал на ряд дефектов в тех копиях, которые под его наблюдением были сделаны в Сибири. Но вряд ли можно ставить в вину Миллеру те недочеты, которые были допущены малограмотными переписчиками, которых ему предоставляли местные канцелярии, при полной невозможности за недостатком времени самому производить сверку. Наоборот, можно удивляться, что при таких условиях работы копии получились настолько удовлетворительны, что ими можно пользоваться до сих пор.[10.С. 163]

1.3 Возвращение в Санкт-Петербург

Отправляясь в дальний  путь, Миллер имел в голове широкие  научные планы, свидетельствовавшие  о ясности мысли и понимании  стоявших перед ним задач. Но нельзя сказать, чтобы научная подготовка его соответствовала вполне обширности этих планов. В 1733 г. из Петербурга выезжал  еще новичок, приступавший лишь к  работе над историческими источниками.

Через десять лет Миллер вернулся уже выдающимся специалистом не только в области истории, но и  географии и этнографии. Десять лет  непосредственной работы в архивах  и наблюдений на месте дали ему  не только обширные и всесторонние познания, широте которых поражался  Шлецер. За эти годы выработались его научные методы, его приемы работы над источниками, его принципиальные взгляды на задачи и приемы исторического исследования. Его научной лабораторией, в которой сложилась его научная техника, и выкристаллизовались его взгляды на задачи исторического труда, были сибирские архивы. С исключительной работоспособностью, с поразительной неутомимостью извлекал он из массы «архивных писем» необходимые ему данные и на ходу обрабатывал их. На ходу составлял один научный очерк за другим, с пути из каждого большого города посылая в Академию целую кипу ученых «обсерваций» по самым разнообразным вопросам. Необходимые книги были с ним либо высылались, по его требованию, Академией. На живом деле сложился выдающийся исследователь, на непосредственной работе над источниками выросла отличавшая его высокая техника. Можно сказать, что десять лет Камчатской экспедиции создали Миллера как ученого европейского масштаба.

Поездка в Сибирь, послужившая  исходным моментом научной деятельности Миллера и создавшая ему ученое имя, не оправдала в первое время его честолюбивых надежд, не дала ему ни чинов, ни почета; даже обещанной прибавки жалованья он не получил. Эти неудачи на пути карьеры были тем чувствительнее для самолюбия Миллера, что, выехав в 1733 г. из Петербурга начинающим и еще не уверенным в своих силах молодым исследователем, он вернулся через 10 лет уже крупным ученым, с большим количеством научных трудов и записок самого разнообразного содержания, которые он успел составить в пути, с сознанием достигнутых больших научных результатов.

По возвращению из Сибирской  экспедиции основным занятием Миллера  стали разбор многочисленных ее материалов, издание новых географических карт и подготовка главного труда его  жизни - “Истории Сибири”. За этими  занятиями его и застало назначение ректором Академии Наук.

В качестве ректора Г.Ф.Миллеру надо было разработать и составить для университета особый статус, “ который сочинен быть должен по примеру европейских университетов”. Но разработанный им в 1748 г. проект университетского регламента утвержден не был. В том же году Миллер написал докладную записку “О бывшем при Академии наук университете”.

В мае 1750 г. Миллер разработал “список лекций, которые должны быть начаты этим летом”, представляющий из себя учебный план университета. В эти же годы он продолжает активные занятия вопросами древнерусской  истории. Еще в 1746 г. он выдвигал проект создания особого Исторического  департамента при Академии для собирания  и изучения источников русской истории. В 1749 г. ученый подготовил сочинение  “о начале российского народа и  имени”, развивая выдвинутую Т.Г. Байером так называемую “норманнскую теорию”, которая вызвала резкую критику со стороны М.В.Ломоносова. Вообще следует заметить, что их научные споры с Ломоносовым положили начало двум тенденциям в отечественной исторической науке.

Для Миллера, как и других ученых-выходцев из Европы, был более  характерен академический беспристрастный  подход, основанный на тщательном изучении исторических источников, в данном случае древнерусских летописей, в  то время как Ломоносов, критикуя его работы, апеллировал к властям: “Отдаю на рассуждение знающим политику, не предосудительно ли славе российского народа будет, ежели его происхождение и имя положить столь поздно, а откинуть старинное ,в чем древние народы себе чести и славы ищут?”  [11.с.86].

Миллер и его последователь  А.Л. Шлецер, начинавший свою карьеру историка в России в качестве домашнего учителя детей Миллера, были поражены богатством исторического наследия у народа, почитавшегося в Европе едва ли не варварским. Они начали изучение русских средневековых хроник с использованием выработанных на Западе методов исторической критики источников и никак не могли уразуметь, почему русские, обладая ценнейшими летописями, довольствуются нелепицей, написанной еще в XVII веке в “Синопсисе” И. Гизеля, за который горой стоял М.В. Ломоносов.

В целом, надо заметить, что  это начинание Миллера, как и  других ученых - немцев по происхождению, не пропало даром, так как их русские  ученики предпочитали работать именно в этом стиле. Глубоко символичным  является тот факт, что Миллера  на посту ректора университета в 1750 г. сменил его ученик Степан Крашенинников, а еще через 8 лет университет  возглавил М.В.Ломоносов, снискавший себе немеркнущую славу как великий ученый-естествоиспытатель, а не историк. Г.Ф. Миллера же можно считать одним из родоначальников петербургской исторической школы, для которой характерной чертой всегда было тщательное использование источников, основанное на их строгой научной критике.