Отношения Руси и кочевников в древних летописях

Для всех таких обществ  очевидно просматривается схожее социальное устройство по военному,  десятичному принципу  (на Руси:  община = дружина,  община =  сотня,  волость =  тысяча).  Князь (также как и хан в степи),  в первую очередь,  военный предводитель.  Их административная деятельность резко ограничена земскими или куренными институтами.

Наибольшим уважением  в обществах,  развивающихся по пути военного политогенеза,  пользуется военная элита,  представленная дружиной.  Состав дружины был неоднородным в социальном и этническом отношении,  что открывало возможность для вливания в состав этого подразделения не только представителей рядового населения,  но и представителей соседних народов.

Таким образом,  можно  говорить о Древней Руси как о  суперсложном вождестве,  главенствующее положение в котором занимала военная элита.

При этом сохраняется  роль старой родовой аристократии, жречества (позднее духовенства) и народного собрания (веча). 

Таким образом,  Древняя Русь никогда не представляла единого централизованного политического образования.  Это предопределило внутреннее разграничение на северную и южную части,  причем последняя, долгое время находящаяся в постоянном контакте с кочевым миром была в большей степени подготовлена к инфильтрационным и ассимилятивным процессам.  Целый ряд институтов,  приписываемых исследователями монгольскому влиянию,  сложился еще в домонгольское время. Монгольское

же завоевание и включение  русских земель в политическую структуру Золотой Орды углубило именно черты,  свойственные кочевническим цивилизациям.                                         

По отношению к странам  Старого Света кочевой мир  является срединным, и в силу своего географического положения вынужден был общаться с окружающими его народами,  в том числе с Русью.  Источники отразили многообразие этих отношений для периода IX—XIII  вв.

Многочисленные памятники отражают торговые,  политические,  военные,  матримониальные связи Древней Руси с тюркоязычными кочевниками. Вероятно, не случайно и объединение кочевников и руссов под общими названиями  “скифов”, “тюрков”, “славян”, “хазар”,  упоминания о том,  что эти народы говорят на одном языке.  Все эти сведения позволяют нам предполагать включение кочевников и древних руссов в единую политическую систему. 

История отношений Древней  Руси и кочевников драматична,  и  потому

никогда не выпадала из поля зрения историков. На протяжение ХVIII—XIX

вв. в российской историографии  преобладал негативный подход в оценке роли кочевых народов в истории Древней Руси.  Даже авторы,  указывавшие на некоторые положительные моменты взаимоотношений Руси и кочевников

видели проявление этих моментов в более быстром развитии Древнерусского

государства из-за борьбы с кочевниками.  Появление новых источников заставило взглянуть на проблему по-новому. Ее освоение вышло за пределы традиционного рассмотрения чисто внешней стороны взаимоотношений Руси

с кочевыми племенами.  Непосредственные взаимоотношения  этих миров стали рассматриваться в плане внешней политики и международных связей и

вместе с тем как  часть огромной важности проблемы взаимодействия оседлых и кочевых культур [10, с. 38]. 

Еще одной точкой соприкосновения  можно считать зависимость “варварских”  империй от внешней торговли.  Взаимовыгодная торгово-обменная деятельность приводила к ускорению социально-экономического развития.  Включение кочевников в экономическую орбиту Древней Руси позволяло расширить торговые связи за счет трансконтинентальных маршрутов,  обезопасить движение собственных торговых караванов, увеличить количество рынков сбыта и ассортимент товаров. 

 

Заключение

 

 

Сегодня можно утверждать,  что отношения Руси с кочевыми народами

были многогранными. В IX—XIII вв. и кочевники,  и Русь стояли на пороге государственного строительства.  Соседство и тесное взаимодействие могли либо стимулировать процесс становления государственности, либо замедлить

его. Общие черты развития приводили к быстрому сближению  и открытости для взаимовлияния, политической,  экономической и культурной интеграции.

Возможно, свою роль в  сближении сыграли сходные географические условия существования:  отсутствие естественных границ,  большое количество незанятых земель, характер природных условий – это области “критического” ведения хозяйства. В этих условиях и кочевники,  и земледельцы тяготели к лесостепи.  Ее южная часть становится территорией перекрещивающихся интересов и зоной контакта. 

Военный путь политогенеза определил целый ряд схожих черт кочевых

империй и империи  Древнерусской: 1) характер политического устройства – военная империя; 2)  военно-иерархический характер общественной организации, выстроенной по принципу военных единиц; 3) быстрое развитие оборонной индустрии; 4)  схожее устройство войска и тактических приемов ведения боя; 5) дуальный (или триадный) принцип социальной организации на ее высших уровнях.  Эти черты вырастали из внутренней логики развития обществ, но постоянное и тесное общение приводило к ускорению процесса их становления. 

Тесное соседство и  взаимодействие,  ментальная близость,  схожесть социально-экономического развития приводили и к заимствованию ряда элементов кочевнических образований  (или при посредстве кочевников) Древней Русью, в частности, титула “хакан” из Хазарии, удельно-лествичной

системы, институтов соправления и кормления. 

 

Список литературы

 

 

1.  Епимахова Т.В.  Евразийцы и современное кочевниковедение  (к  постановке проблемы) //  Студент и научно-технический прогресс. Челябинск, 1989.

2.  Епимахова Т.В.  Евразийцы:  этика,  политика,  мораль //  Тезисы докладов студенческой конференции по итогам полевого сезона. Тобольск, 1988.

3.  Епимахова Т.В.  Природно-климатический фактор и  месторазвитие кочевой культуры в трудах евразийцев //  Тезисы докладов ХХII УПАСК (РАСК). Челябинск, 1990.

4.  Епимахова Т.В.  Историческая концепция евразийства  //  Студент и научно-технический прогресс. Челябинск, 1990.

5.  Епимахова Т.В.  Кочевниковедческие исследования  евразийцев в свете их исторической концепции //  Тезисы докладов ХХIII  РАСК. Свердловск, 1991.

6.  Епимахова Т.В.  Евразийцы:  политическая концепция  и тезисы кочевниковедческой теории //  Вестник Челябинского университета. Челябинск, 1992. № 2.

7.  Епимахова Т.В.  К вопросу о взаимоотношениях  кочевников и земледельцев // Вестник Челябинского университета. Челябинск, 1993. № 2.

8.  Епимахова Т.В.  Половцы в Подунавье // Уржумка.  Челябинск, 1995. № 1.

Крадин Н.Н. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция // Альтернативные пути к цивилизации. М., 2000.

9.  Любчанская Т.В.  Советская историография первой половины ХХ века о взаимоотношениях тюркоязычных кочевников и Древней Руси // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Челябинск, 2002.

10. Любчанская Т.В. “Дикое  поле”  и Древнерусская империя  //  Вестник Челябинского университета. Сер. История. 2003. № 1.

11. Любчанская Т.В. “Варварские  империи” кочевников и Древней  Руси // Вестник Челябинского университета. Сер. История. 2004. № 1.

12. Любчанская Т.В. “Православная”  Русь и “поганые” половцы  // Вестник Челябинского университета. Сер. История. 2003. № 2.

13. Любчанская Т.В. “Варварские  империи” кочевников и Древней  Руси // Незабитовский В. Рец. на кн.: Затыркевич М.Д. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя Русского государства в домонгольский период. М. 1874 // Университетские известия. № 3. Киев, 1876.

14. Пархоменко В.А.  Следы половецкого эпоса в летописях //  Проблема источниковедения. Сб. 3. М.;Л., 1940.

15. Плетнева С.А. Кочевники средневековья: Поиски исторических закономерностей. М., 1982.

16. Сергеевич В.И. Исследования г.  Затыркевича в области домонгольского периода русской истории // ЖМНП. Январь. 1876.

17. Тезисы докладов международной конференции “Природа и общество”. Краков, 2003.

18. Якубовский А.Ю. Феодальное общество Средней Азии и ее торговля с Восточной Европой в Х—ХV вв. // Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР. Вып. 3. Ч. 1. Л., 1932.