Петровские преобразования в оценках историков

Итак, научное понимание Петра  Великого основывается на мысли, полнее и справедливее всего высказанной  Соловьевым. Наша наука успела связать  Петра с прошлым и объяснить  необходимость его реформ. Факты  его деятельности собраны и обследованы  в нескольких ученых трудах. Исторические результаты деятельности Петра, политической и преобразовательной, тоже не один раз указаны. Теперь мы можем изучить  Петра вполне научно.

Но если наша историческая наука  пришла к воззрению на Петра, более  или менее определенному и  обоснованному, то в нашем обществе еще не выработалось однообразного  и прочного отношения к его  преобразованиям. В текущей литературе и в обществе до сих пор крайне разнообразно судят о Петре. Продолжаются время от времени немного запоздалые споры о степени национальности и необходимости Петровых реформ; подымается довольно праздный вопрос о том, полезна или вредна была реформа Петра в ее целом. Все  эти мнения, в сущности, являются видоизмененными отголосками исторически  слагавшихся воззрений на Петра, которые я старался изложить в  хронологической последовательности.

Если мы еще раз мысленно переберем  все старые и новые взгляды  на Петра, то легко заметить, как  разнообразны они не только по содержанию, но и по тем основаниям, из которых  вытекали. Современники и ближайшее  потомство Петра, лично задетые  реформой, судили о нем неспокойно: в основании их отзывов лежало чувство или крайней любви, или  ненависти. Чувство столько же руководило и теми людьми XVIII в., которые, как  Щербатов, грустно смотрели на развращение  современных нравов и считали  его плохим результатом резкой реформы. Все это — оценки скорее всего публицистического характера. Но в основе карамзинского взгляда лежало уже отвлеченное моральное чувство: ставя Ивана Ш выше Петра, он насильственные приемы Петра при проведении преобразований осуждал с высоты моральной философии. В воззрениях западников и славянофилов наблюдаем опять новое основание—отвлеченное мышление, метафизический синтез. Для них Петр менее — историческое лицо и более — отвлеченное понятие. Петр — как бы логическая посылка, от которой можно идти к тем или другим философским заключениям о русской истории. От влияния метафизики не свободны и первые шаги исследователей историко-юридической школы; но фактическое изучение нашей истории, которое производилось ими очень добросовестно, дало нашим ученым возможность избавиться от предвзятых доктрин. Руководимые фактами, стремясь к строго научному выводу, они создали научное отношение к эпохе Петра Великого. Это научное отношение будет, конечно, далее развиваться в нашей науке. Но уже теперь плодом его является возможность основательно и свободно судить о Петре. Его личность не оторвана от родной его почвы, он для нас уже не Бог и не антихрист, он—определенное лицо, с громадными силами, с высокими достоинствами, с человеческими слабостями и недостатками. Мы теперь вполне понимаем, что его личность и пороки—продукт его времени, а его деятельность и исторические заслуги—дело вечности.

Цит. по: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.,2000. С. 453-461.

Бушуев  С.В.: Насильственные, жестокие методы проведения действительно необходимых стране реформ были очевидны не только их исследователям, но и их авторам. И то, что они не нашли средства, «опричь указа, казни и застенка», стало величайшей трагедией для народа. Но дело не сводится к одним ошибкам в методах. Наряду с общеизвестными достижениями преобразования привели и к некоторым явно отрицательным последствиям, о которых до недавнего времени не принято было говорить. Послушаем современного исследователя Е. В. Анисимова, к блестящей работе которого «Время петровских реформ» мы отсылаем всех желающих глубоко разобраться в русской истории первой четверти XVIII в.:

«Время петровских реформ — это  время основания тоталитарного  государства, яркой проповеди и  внедрения в массовое сознание культа сильной личности — вождя, „отца  нации", „учителя народа". Это  и время запуска „вечного двигателя" отечественной бюрократической  машины, работающей по своим внутренним и чуждым обществу законам и до сих пор. Это и всеобъемлющая  система контроля, паспортного режима, фискальства и доносительства, без  которых не могла существовать и  наша „административно-командная система". Время Петра — это и столь  характерные для нашего общества страх, индифферентность, социальное иждивенчество, внешняя и внутренняя несвобода  личности. Наконец, победы на поле брани  соседствовали с подлинным культом  военной силы, милитаризмом, военизацией  гражданской жизни, сознания...»

Есть еще один аспект, в котором  отрицательные стороны петровских рефор1М проявились также весьма ярко. Это порабощение при Петре I Церкви самодержавным государством, лишение ее патриарха, которого заменил покорный императору Синод — духовная коллегия, формально возглавляемая Президентом из духовенства, а фактически — обер-прокурором, светским чиновником, назначаемым лично царем. Это грубо-откровенное подчинение духовной власти мирской очень быстро привело наряду с Расколом Церкви к превращению народной веры в православный официоз, с обязательным ежегодным посещением исповеди (а не придешь - вызовут повесткой!), с уголовным преследованием за иноверие, с приравниванием царских дней (дни рождения членов царской фамилии, их именины и пр.) к обязательным церковным праздникам.

В результате были во многом потеряны духовные ориентиры нации. Появился столь характерный впоследствии тип «ищущего» интеллигента, который  потерял веру отцов, якобы фальшивую  и плоскую, и утоляет духовную жажду из мутных потоков иноземных  влияний от «атеизма» до масонства  и оккультных наук. От Петра идет отсчет той «традиции», которая сделала  возможным превращение Святой Руси в родину теософии, а «Третьего  Рима», Боголюбивой и Богоспасаемой  златоглавой Москвы-матушки в место рождения III Интернационала.

Наконец, настоящая пропасть между  народом и правящими классами разверзлась также при Петре. Конечно, и во времена «тишайшего», Алексея Михайловича, между боярином и посадским человеком, крестьянином и помещиком была огромная дистанция. Но они носили одежду примерно одного и того же покроя, отличавшуюся только богатством отделки, соблюдали одни и те же обычаи, молились в одних  и тех же церквах, одним и тем  же святым, говорили на одном языке. А теперь представим себе, как в  конце XVIII в. в деревню приезжает  барин в парике, при шпаге, говорит  с молодой женой по-французски и усаживается читать Вольтера в  тенистой беседке в устроенном «на  аглицкий манер» саду. Да он словно человек  другого племени. Одно слово — барин приехал!

Но не будем все-таки слишком  увлекаться и впадать в обличительный пафос. Царя-реформатора легко ругать, не труднее захвалить и идеализировать. Сложнее понять его сложную, противоречивую фигуру и его неоднозначные реформы во всем их истинном историческом масштабе. Ведь если бы не Петр, не было бы и Пушкина. Не было бы ни «золотого», ни «серебряного» века русской поэзии. Русской интеллигенции. Российской промышленности. И шире — вообще России, которую мы знаем из трудов замечательных русских историков и классиков русской литературы. И закончим … словами Д. С. Мережковского, писателя и мыслителя лучше многих других, как это явствует из его романа «Петр и Алексей», видевшего «тени» петровских реформ и тем не менее неизменно восстававшего против уничижительных оценок великого преобразователя.

«Я уже раз говорил и вновь  повторяю и настаиваю: первый русский  интеллигент — Петр. Он отпечатал, отчеканил, как на бронзе монеты, лицо свое на крови и плоти русской  интеллигенции. Единственные законные наследники, дети Петра — все  мы, русские интеллигенты. Он — в  нас, мы — в нем. Кто любит Петра, тот и нас любит; кто его  ненавидит, тот ненавидит и нас.

Что такое Петр? Чудо или чудище. Я опять-таки решать не берусь. Он слишком родной мне, слишком часть меня самого, чтобы я мог судить о нем беспристрастно».

Цит. по: Бушуев С.В. История государства Российского. Историко-библиографические очерки XVII – XVIII вв., М. 1994.С.285-287.

Анисимов  Е.В.: Без учета всех обстоятельств трудно дать адекватную оценку самой личности царя-реформатора, его преобразованиям. Совершенно очевидно, что в России в годы царствования Петра произошел резкий экономический скачок. Промышленное строительство Петровской эпохи проходило невиданными темпами: за первую четверть XVIII в. возникло не менее 200 мануфактур вместо тех 15 — 20, которые существовали в конце XVII в. Характернейшая особенность экономического бума начала XVIII в. состояла в определяющей роли самодержавного государства в экономике, его активном и глубоком проникновении во все сферы хозяйственной жизни. Такая роль была обусловлена многими факторами. Господствовавшие в Европе экономические концепции меркантилизма исходили из того, что основой богатства государства, необходимым условием его существования является накопление денег за счет активного баланса торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу иностранных товаров на свой рынок. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики. Поощрение одних — «полезных», «нужных» — видов производства, промыслов и товаров влекло за собой ограничение или даже запрещение других — «неполезных» с точки зрения государства.

Петр, мечтавший о могуществе своей  державы, не был равнодушен к концепциям меркантилизма. Идея о руководящей роли государства в жизни общества вообще и в экономике в частности (с применением методов принуждения в экономической политике) совпадала с общим направлением идеи «насильственного прогресса» (вспомним один из лозунгов 1917 г.: «Железной рукой загоним человечество к счастью!»), которому следовал Петр.

Но важнее другое — в российских условиях не только и не столько  концепции меркантилизма обусловили выбор направления экономической  политики, характерной для начала XVIII в. Сильнейшим стимулятором государственного промышленного строительства и  в целом вмешательства государства  в экономическую сферу стало  неудачное начало Северной войны 1700— 1721 гг. Строительство многочисленных мануфактур, преимущественно оборонного значения, осуществлялось не из абстрактных  представлений о развитии экономики  или расчетов получить доходы, а было непосредственно и жестко детерминировано необходимостью обеспечить армию и флот оружием, амуницией, боеприпасами, обмундированием. Экстремальная ситуация после поражения под Нарвой в 1700 г. заставила осознать необходимость увеличения и перевооружения армии, определила характер, темпы и специфику промышленного бума, в конечном счете всю экономическую политику петровского самодержавия. В созданной за короткое время государственной промышленности отрабатывались принципы и приемы управления экономикой, характерные для последующих лет и незнакомые России предшествующей поры.

Цит по: Анисимов Е.В. Петр I: рождение империи// История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала XX вв. М., 1991. С.188-189.

Споры о личности Петра 1 и значении его правления для России.

О смысле и значении преобразований Петра Великого размышляют, спорят мыслители, общественные деятели, историки многих поколений. В этом споре очень  трудно остаться беспристрастным —  ведь деяния Петра на века определили развитие русской истории, и, оценивая их, каждый исходит из своего представления  о историческом пути России, ее прошлом и настоящем. При этом непременно встают такие исключительно сложные и важные проблемы, как своеобразие русской истории обусловленность и подготовленность реформ предыдущим развитием страны, соотношение реформаторских и революционных методов в осуществлении преобразований, видятся параллели и аналогии с историей стран Европы и Азии. Неизбежно возникают вопросы о нравственности в политике, о жестокости и насилии проведении пусть даже необходимых и прогрессивных мероприятий. И если преобразований — благо страны и народа, то какова допустимая цена реформ за счет кого они должны проводиться? Во все времена существовали крайне тенденциозные, односторонние — негативные или восторженные — оценки деятельности Петра I, предвзятость которых объясняется зачастую лишь политическими симпатиями того или иного автора. Подобные субъективные высказывания не представлены в хрестоматии. Здесь приводятся суждения об итогах преобразований Петра I наиболее крупных историков, взгляды которых были характерны для определенного времени и определенного направления общественной мысли и непременно основаны на глубоком знании истории.

В XVIII в., как уже отмечалось, преобладало  в целом положительное отношение  к деяниям Петра и к нему самому. Даже князь M. M. Щербатов, который  обличал падение нравов в екатерининскую эпоху и связывал это с петровскими  преобразованиями, все же считал, что  благодаря Петру I Россия сделала  огромный шаг вперед как в развитии культуры, так и в других областях. Говорят, историку запрещено сослагательное наклонение. Однако M. M. Щербатов употребляет  его и пытается рассчитать, в каком  году Россия смогла бы достичь уровня первой четверти XVIII в., если бы не было Петра I. В рассуждениях Щербатова  проявляется свойственное мыслителям эпохи Просвещения преувеличение  роли личности в истории.

О величии Петра как личности пишет H. M. Карамзин. Свой главный труд — «Историю государства Российского» — он успел довести только до начала XVII в. Взгляд на русскую историю последующих веков он изложил в «Записке о древней и новой России», представленной императору Александру I в 1810 г. Карамзин не разделял либеральных начинаний Александра I, так как считал, что они ведут к ослаблению самодержавия, которое, по его мнению, было основой процветания России. Пытаясь предостеречь императора от ненужных и вредных реформ, историк обращается к недавнему прошлому. Говоря о Петре I, отмечая его выдающиеся заслуги, H. M. Карамзин и строго его судит. Сторонник самодержавия, он выступает против насилия и произвола. Кроме того, Карамзин считает, что Россия могла достичь величия и «без усвоения обычаев европейских». Следовательно, Петр I не должен был чрезмерно увлекаться чуждыми России нравами и обычаями, разрушать гармонию русского общества, существовавшую до XVIII в., посягать на национальное достоинство своего народа. Это внесло ненужный раскол в общество, ослабило православную веру как основу народного духа и оплот государственности. Идеи Карамзина позднее развивали славянофилы, придав им своеобразную либеральную окраску; они же были взяты на вооружение официальной идеологией XIX в.

Михаил Петрович Погодин (1800—1875) —популярный  историк и публицист XIX в., сын  крепостного. Его специальные работы посвящены большей частью истории  Древней Руси, что, однако, не мешало ему активно участвовать в  общественно-политической жизни своего времени — он выступал со статьями на темы новой истории России, писал  и о Петре I. Как и Н. М. Карамзин, М. П. Погодин — сторонник неограниченного  самодержавия. Его взгляды во многом совпадали со взглядами славянофилов. Но, как видно из приводимого здесь фрагмента, отношение его к Петру I было несколько иным. Подобная статья вряд ли могла быть написана кем-либо из славянофилов. М. П. Погодин не так строг к Петру, как H. M. Карамзин, показывая противоречия той эпохи, когда чередовались экзерциции и праздники, разворачивались и трагедия, и комедия. Последователен Погодин и в оценке величия Петра. Многое, что свершилось в XVIII в., что составляло повседневную жизнь последующих поколений, произошло по воле Петра, этом смысле очень интересны наблюдения М. П. Погодина о том, как прошлое отражается в настоящем. Автор перечисляет целый ряд явлений, элементов быта, институтов России XIX в.," возникших благодаря Петру I. Хотя при этом и несколько перегибает палку — кое-что из упомянутого им было известно на Руси и в допетровскую эпоху.