Предпосылки и особенности индустриализации в СССР

Содержание

 

1. Предпосылки и особенности  индустриализации в СССР…………………….3

2. Цели, методы модернизации сельского хозяйства в СССР…………………..8

3. Экономические и социальные  итоги, цена и последствия индустриализации  и коллективизации……………………………………………………………………….11

4. Цели, направления и  методы проведения «культурной  революции» в СССР……………………………………………………………………………………...17

Список используемой литературы……………………………………………….23

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Предпосылки и особенности  индустриализации в СССР

 

«Мы отстали от передовых стран на 50 - 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Этой речи Сталина, произнесенной в феврале 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, суждено было стать поразительным пророчеством. [2, с. 138]

По уровню народнохозяйственного развития, т. е. по состоянию производительных сил и их технико-экономической организации, СССР в конце 20-х годов находился на начальных этапах индустриализации. Хотя переход от доиндустриального к индустриальному технологическому способу начался еще в XIX в., темпы этого процесса были таковы, что вплоть до революции Россия оставалась аграрной страной, в народном хозяйстве которой преобладало мелкое производство и домашние формы труда. Опустошенная мировой, а затем гражданской войной резко ослабили и те элементы индустриального производства, которые имелись в российской экономике.

Естественно, что к исходу первого десятилетия Советской власти, когда в основном завершилось восстановление разрушенного, СССР оказался на той же начальной стадии индустриального преобразования народного хозяйства, которой Россия достигла накануне воины и революции. В фабрично-заводской промышленности к началу первой пятилетки производилось лишь 20-25% национального дохода СССР, тогда как сельское хозяйство давало около 50%. Государство получало с него только небольшой налог и не имело почти никаких средств, чтобы развивать и увеличивать промышленность. В сельскохозяйственном производстве было занято едва ли не 80% работающего населения страны, велось оно почти исключительно домашинным способом.

Объем промышленной продукции, выпускавшейся в то время даже по абсолютной величине существенно уступал соответствующим показателям всех ведущих индустриальных держав, несмотря на гораздо более многочисленное население страны. В СССР при населении примерно в 160 млн. человек в конце 20-х годов производилось ежегодно 3-4 млн. т. чугуна, 4-5 млн. т. стали, 35-40 млн. т. угля, 5-6 млрд. кВтч электроэнергии - в 2-3 раза меньше, чем в Германии, Англии или Франции - странах с населением 40-60 млн. человек, - и во много раз меньше, чем в США (где жило тогда чуть больше 120 млн. человек). Уровень производства советской промышленности в расчете на душу населения отличался от душеного производства в индустриально развитых странах в 5-10 раз, а то и на несколько порядков. Многие наиболее сложные промышленные изделия вообще не производились. При этом и в промышленности большинство рабочих (хотя и не столь подавляющее, как в сельском хозяйстве) было занято ручным трудом. По уровню производительных сил и технико-технологическому типу производства отставание страны, имело в то время, так сказать, стадиальный масштаб. В передовых капиталистических странах уже утвердился индустриальный технологический способ труда, народное хозяйство СССР, взятое в целом, оставалось еще по-прежнему на доиндустриальной стадии.

Вооруженные силы Советов были очень слабы; они были вооружены тем, что осталось от царской армии. Авиации практически не было, не было танков и совсем не было заводов для их производства. [4, с. 15-17]

Подготовкой пятилетнего плана занимались две соперничающие друг с другом ведущие школы. Первая, чьей основной опорой был Госплан, выступала за строго научный план, основанный на проверенных цифрах и прогнозирующий такие отношения между различными секторами экономики, которые в целом создадут устойчивое равновесие. Другая школа, имевшая своей опорой ВСНХ, может быть названа «телеологической», поскольку избрала единственный, решающий, с ее точки зрения, сектор экономики - тяжелую промышленность - и выработала свои рекомендации только для нее. Всем остальным отраслям народного хозяйства предоставлялось пристраиваться под сенью тяжелой индустрии, кто как сумеет. Как заметил статистик С. Г. Струмилин: «Наша задача состоит не в том, чтобы изучать экономику, но в том, чтобы изменить ее». [10, с. 156]

Начиная с 1926 г. в Госплане и ВСНХ, один за другим подготавливались различные проекты плана. Их разработка сопровождалась непрерывными дискуссиями. По мере того как одна схема сменяла другую, превалирующей становилась тенденция - на ней настаивали как представители сталинского течения, так и экономисты вроде Струмилина, - которая состояла в установлении максимальных задач индустриального развития страны. Бухарин и его группа пытались было воспротивиться этому. Чересчур честолюбивые цели без необходимого экономического обоснования, говорили они, приведут к потрясению экономики, породят опасные межотраслевые противоречия, а, следовательно, обрекут на провал саму индустриализации. «Из кирпичей будущего нельзя построить сегодняшних заводов» - этой своей получившей широкую известность фразой Бухарин хотел сказать, что бессмысленно форсировать одних отраслей, если взаимодополняющие их отрасли продолжают отставать. Но бухаринское крыло потерпело поражение именно на этом поприще. Его осуждение и представление первого пятилетнего плана совпали по времени с XVI партконференцией (апрель 1929 г.).

Госплан подготовил к конференции два варианта плана: один - минимальный, или «отправной», а другой - максимальный, или «оптимальный»; показатели второго превосходили показатели первого примерно на 20%. Но Центральным Комитетом уже было решено, что во внимание принимается только второй вариант. Накануне Рыков еще раз попытался внести в него некоторые поправки. Он предлагал, в частности, принять специальный двухлетний план, призванный создать «особо благоприятные условия» для сельского хозяйства и тем ликвидировать его отставание, или, как говорил Рыков, для «выпрямления сельскохозяйственного фронта». Его предложение было отвергнуто Сталиным. Так, наиболее честолюбивый вариант плана сделался его официальной версией и в таком виде был утвержден после конференции также V съездом Советов в мае 1929 г. По времени он охватывал промежуток с октября 1928 г. по сентябрь 1933 г. - иными словами, в момент утверждения плана его осуществление следовало считать уже начавшимся. [10, с. 330]

Этот план предусматривал рост промышленной продукции на 136%, производительности труда на 110%, снижение себестоимости промышленной продукции на 35%, сельскохозяйственное производство - на 55%, национальный доход - на 103 %. Великие стройки, начатые в 1927--1928 гг. - прежде всего Днепрогэс и Турксиб, - должны были быть завершены к 1930 г. Планировалось строительство более чем 1200 заводов (по словам одного из делегатов V съезда Советов, при утверждении этих планов создавалось впечатление, что Рыков сидит на огромном сундуке с деньгами и раздает их всем, кто пожелает). По плану приоритет отдавался тяжелой промышленности, которая получала 78% всех капиталовложений. Их объем должен был возрасти с 8,4 до 16,2% валового национального продукта. В начале 1930 г. плановые показатели были еще раз пересмотрены и увеличены: теперь уже речь шла о добыче к концу пятилетки от 120 до 150 млн. т угля (вместо 75 млн. т, предусмотренных изначально), о выплавке 17-20 млн. т. чугуна (вместо 10 млн. т), о добыче 45 млн. т нефти (вместо 22 млн. т), о 8 млн. т химических удобрений, о 22 млрд, кВт электроэнергии, о производстве 450 тыс. тракторов (вместо 55 тыс.), о строительстве более 2 тыс. новых заводов. [3, с. 216]

Утверждение первого пятилетнего плана нередко расценивается как драматический выбор всего будущего страны, то есть, как сознательно принятое решение пожертвовать всем ради накопления национального богатства и укрепления базовых отраслей, обеспечивающих индустриализацию. Однако такое впечатление неточно. Это, правда, что на XVI партконференции признавалось, что осуществление плана будет сопровождаться «преодолением огромных трудностей внутреннего и внешнего порядка», вытекающих в первую очередь из «напряженности самого плана». Но на конференции вовсе не говорилось, что какие-то отрасли или потребности должны быть принесены в жертву развитию других. Такое утверждение, было высказано лишь задним числом. Но в апреле, же 1929 г. предусматривалось, что сельскохозяйственное производство будет увеличиваться если не наравне с промышленным, то уж, во всяком случае, в достаточно существенных масштабах. То же самое относилось и к выпуску предметов потребления. Реальная зарплата в свою очередь должна была вырасти на 71%, доходы крестьян - на 67, производительность промышленного труда - на 110 % и т.д. Предусматривался, иначе говоря, гармоничный прогресс.

Многие годы спустя, обращаясь к событиям уже как к фактам политической истории, Пальмиро Тольятти заметил, что, начиная с определенного момента, «советские товарищи... перестали знакомить в плане постановки проблем» членов братских партий с темпами «социалистического строительства». Так вот, если первое проявление этой тенденции можно датировать, то оно совпало как раз с утверждением первого пятилетнего плана. Речь шла, впрочем, не только об иностранных коммунистах, но и о самой советской компартии. Кое - кто, например некоторые экономисты - не говоря уже о бухаринских правых, - обращал внимание на внутреннюю несовместимость некоторых задач плана. Этим людям отвечали, что они на - строены скептически, упадочнически, что они не верят либо заражены тоской по буржуазному прошлому, и приказывали им молчать. Можно все же задаться вопросом, не было ли среди самих высших руководителей сталинского крыла более глубокого понимания того, что в решении безоговорочно взять курс на индустриализацию форсированными темпами была заложена неотвратимая необходимость последующего отказа от многих целей плана. Возможно, такое понимание и существовало, но вполне определенно этого утверждать нельзя, ибо открытого выражения оно так и не получило.

С этого момента изменилась сама идея плана. На конференции по этому пункту выступали целых три докладчика - Рыков, Кржижановский и Куйбышев: эпизод скорее единственный, чем редкий в истории партийных и советских съездов. Рыков, подчиняясь дисциплине, защищал проект, которого не одобрял, ибо тот противоречил его тезисам, тезисам, которые он тщетно отстаивал в Центральном Комитете. Кржижановский в свою очередь выступил с докладом, весьма отличавшимся от того, который он сделал в декабре 1927 г. на XV съезде партии. Тогда он утверждал, что оба варианта плана - и минимальный и «оптимальный» - равно необходимы для обеспечения определенной свободы маневра. Планирование, кроме того, должно было носить непрерывный характер, то есть ежегодно, помимо заданий на следующий год, должны были устанавливаться задачи на предстоящие пять лет, с тем, чтобы всегда была ясная перспектива общего развития. Теперь все эти идеи исчезли, но Кржижановский все, же отстаивал еще свой взгляд на план как на проект, основывающийся на экономических и научных критериях. Иначе ставил вопрос Куйбышев. Нужно добиться «во что бы то ни стало» - он дважды повторил эти слова - быстрых темпов развития; «во что бы то ни стало... догнать и перегнать... капиталистических врагов». Сегодня, оглядываясь назад, нетрудно понять, что именно Куйбышев, а не Кржижановский лучше всего выражал убеждения сталинского течения.

План с этого момента уже переставал быть тем, чем он был в замыслах нэповских лет, то есть инструментом сознательного управления экономикой, по-прежнему сохраняющей собственные законы и механизмы функционирования. Он становился, скорее, выражением решительной воли, исходящей из убеждения о допустимости ломки экономических законов и механизмов, - становился, следовательно, указанием общих целей, которых следовало достичь, как уже было сказано, «во что бы то ни стало». Несколько утрируя, его можно было рассматривать как своего рода «лозунг агитации», поставленный на службу этой воле. Отныне экономическому развитию страны надлежало идти «большевистскими темпами», как они были определены.

 

 

2. Цели, методы модернизации  сельского хозяйства в СССР

 

Началом сплошной коллективизации сельского хозяйства в СССР стал 1929 год. В знаменитой статье И. В. Сталина «Год великого перелома» форсированное колхозное строительство было признано главной задачей, решение которой уже через три года сделает страну «одной из самых хлебных, если не самой хлебной страной в мире». Выбор был сделан — в пользу ликвидации единоличных хозяйств, раскулачивания, разгрома хлебного рынка, фактического огосударствления деревенской экономики. Что стояло за решением о начале коллективизации? С одной стороны, крепнувшая убежденность в том, что экономика всегда следует за политикой, а политическая целесообразность выше экономических законов. Именно эти выводы сделало руководство ВКП(б) из опыта разрешения хлебозаготовительных кризисов 1926 - 1929 гг. Сущность кризиса хлебозаготовок состояла в том, что крестьяне-единоличники снижали поставки зерна государству и срывали намеченные показатели: твердые закупочные цены были слишком низки, а систематические нападки на «деревенских мироедов» не располагали к расширению посевных площадей, повышению урожайности.

Экономические по характеру проблемы партия и государство оценивали как политические. Соответствующими были предложенные решения: запрет свободной торговли хлебом, конфискация зерновых запасов, возбуждение бедноты против зажиточной части деревни. Результаты убеждали в эффективности насильственных мер. С другой стороны, требовала колоссальных капиталовложений начавшаяся форсированная индустриализация. Главным их источником была признана деревня, которая должна была, по замыслу разработчиков новой генеральной линии, бесперебойно снабжать промышленность сырьем, а города - практически бесплатным продовольствием. [4, с. 154]

Политика коллективизации проводилась по двум основным направлениям: объединение единоличных хозяйств в колхозы и раскулачивание. Основной формой объединения единоличных хозяйств были признаны колхозы. В них обобществлялись земля, крупный скот, инвентарь. В постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930г. устанавливались поистине стремительные темпы коллективизации: в ключевых производящих зерно регионах (Поволжье, Северный Кавказ) она должна была завершиться в течение одного года; на Украине, в черноземных областях России, в Казахстане — в течение двух лет; в остальных районах — в течение трех лет. Для ускорения коллективизации в деревню были направлены «грамотные в идейном отношении» городские рабочие (сначала 25, а затем еще 35 тыс. человек). Колебания, сомнения, душевные метания крестьян-единоличников, в массе своей привязанных к собственному хозяйству, к земле, к скоту («остался в прошлом я одной ногою, скольжу и падаю другою», — писал по другому поводу Сергей Есенин), преодолевались просто — силой. Карательные органы лишали упорствовавших избирательных прав, конфисковывали имущество, запугивали, сажали под арест.

Параллельно коллективизации шла кампания раскулачивания, ликвидации кулачества как класса. На этот счет была принята секретная директива, по которой все кулачество (кого понимать под кулаком, в ней четко не определялось) делилось на три категории: участников антисоветских движений; зажиточных хозяев, имевших влияние на соседей; всех остальных. Первые подлежали аресту и передаче в руки ОГПУ; вторые - выселению в отдаленные области Урала, Казахстана, Сибири вместе с семьями; третьи - переселению на худшие земли в том же районе. Земля, имущество, денежные накопления кулаков подлежали конфискации. Трагизм ситуации усугублялся тем, что по всем категориям были установлены твердые задания для каждого региона, которые превышали реальную численность зажиточного крестьянства. Были еще так называемые подкулачники, «пособники врагов - мироедов» («самого ободранного батрака вполне можно зачислить в подкулачники», - свидетельствует А. И. Солженицын). По данным историков, зажиточных хозяйств накануне коллективизации было около 3%; раскулачиванию подлежали в некоторых районах до 10—15% единоличных хозяйств. Аресты, расстрелы, переселения в отдаленные районы - весь набор репрессивных средств был использован при проведении раскулачивания, которое коснулось не менее 1 млн. хозяйств (средняя численность семей 7 - 8 человек). Ответом стали массовые волнения, убой скота, скрытое и явное сопротивление. Государству пришлось временно отступить: статья Сталина «Головокружение от успехов» (весна 1930) ответственность за насилие и принуждение возложила на местные власти. Начался обратный процесс, миллионы крестьян вышли из колхозов. Но уже с осени 1930 г. нажим вновь усилился. В 1932 - 1933гг. в самые хлебные районы страны, прежде всего на Украину, Ставрополье, Северный Кавказ, пришел голод. По самым осторожным подсчетам, голодной смертью умерло более 3 млн. человек (по другим данным, до 8 млн.). При этом неуклонно росли и экспорт зерна из страны, и объемы государственных поставок. К 1933 г. в колхозах состояло более 60% крестьян, к 1937 г. - около 93% . Коллективизация была объявлена завершенной. Каковы ее итоги. Статистика свидетельствует о том, что она нанесла невосполнимый удар по аграрной экономике (сокращение производства зерна, поголовья скота, урожайности, посевных площадей и пр.). Вместе с тем государственные заготовки зерна выросли в 2 раза, размеры налогов с колхозов - в 3,5 раза. За этим очевидным противоречием стояла подлинная трагедия российского крестьянства. Конечно, крупные, технически оснащенные хозяйства имели известные преимущества. Но главным было не это. Колхозы, формально остававшиеся добровольными кооперативными объединениями, на деле превратились в разновидность государственных предприятий, имевших жесткие плановые задания и подлежавших директивному управлению. При проведении паспортной реформы колхозники паспортов не получили: фактически их прикрепили к колхозу и лишили свободы передвижения. Промышленность росла за счет сельского хозяйства. Коллективизация превратила колхозы в надежных и безропотных поставщиков сырья, продовольствия, капиталов, рабочей силы. Более того, она уничтожила целый социальный слой крестьян-единоличников с его культурой, нравственными ценностями, устоями. Ему на смену пришел новый класс - колхозное крестьянство.