Программы капиталистического реформирования России в XIX в

И все же, оказавшись в большинстве, сторонники преобразований в системе управления победителями себя не ощущали: решающим было мнение царя, а оно достаточно ясно обозначилось на заседании 8 марта. Скупыми, но выразительными репликами Александр III дал понять свое отрицательное отношение к  реформам прошлого царствования и к  их продолжению. В частности, утверждение  графа Строганова, что проект Лорис-Меликова «прямо ведет к конституции», Александр III сопроводил признанием: «Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции».

Отвага К.П.Победоносцева, резко выступившего против большинства, и объяснялась прежде всего его осведомленностью о настроении нового царя. Со вступлением на престол Александра III Константин Петрович чувствовал себя как за каменной стеной, разоблачая вред либеральных начинаний. Совсем недавно - в пору всесилия Лорис-Меликова - обер-прокурор Святейшего Синода и не пытался бороться с либеральной опасностью. Он не пытался воодушевить на эту борьбу и наследника. Только когда Александр Александрович стал неограниченным властителем страны, и он сам, и его бывший наставник ощутили стремление противодействовать планам, которые тайно ненавидели.

Александр III, однако, не спешил объявить войну либеральным  администраторам. Медлил и с традиционным для нового монарха заявлением о  направлении своей политики. Он выжидал, изучая обстановку, хотя ему было «невыносимо  и странно» слушать «умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма».

Однако и 8 марта  в Зимнем дворце, и 21 апреля в Гатчине  царь внимательно вслушивался в  речи тех, кто убеждал его, что  призвав выборных от общества, власть лишь укрепит свои позиции. Император  вычислял возможную силу сопротивления  сторонников представительства, пытаясь  определить и общественную поддержку  этой идеи.

Сплотиться и  сорганизоваться либеральной бюрократии в этот решающий момент противостояния консервативным силам так и не удалось. Представ блестящим политиком  в пору, когда пользовался поддержкой самодержца, М.Т.Лорис-Меликов оказался беспомощным и бессильным, лишившись ее. Александр III и Победоносцев с удовлетворением наблюдали, как от всемогущего недавно министра отпадали союзники, усиливая ряды консерваторов. Одни меняли ориентацию, уловив настрой нового монарха, чтобы не повредить карьере. Другие разочаровались в способности Лорис-Меликова отстоять свой проект [2].

Задумавший преобразование отживших форм государственности, Лорис-Меликов сам оказался прочно с ними связан. Его действиям в полной мере присуща такая характерная черта российской политической жизни, как патриархальность, персонификация отношений в политике. Власть диктатора основывалась на особой близости к Александру II, на личном влиянии на царя. С воцарением Александра III Лорис-Меликов вновь делает главную ставку именно на него. Борьба за «конституцию» становится для министра борьбой за привлечение на свою сторону императора. Михаил Тариэлович, по сути, сам отказался от общественной поддержки, цензурными карами пресекая выступления в печати в защиту представительного управления. Завоевание доверия и расположения царя он посчитал главным залогом успеха. Лорис-Меликов не учел только всей глубины консерватизма нового правителя. Для Александра III и он сам, и его либеральные соратники были прежде всего политическими противниками.

Группировавшиеся  вокруг министра внутренних дел способные, знающие, опытные деятели были на голову выше тех, что теснились вокруг Победоносцева, признанного лидера консерватизма. В окружении обер-прокурора  не оказалось ярких и талантливых  личностей, о чем он сам немало сокрушался в письмах царю. Но этим посредственностям оказалось легче сговориться и сплотиться, чем их либеральным противникам. «Коалицией честолюбий» назвал М.Н.Катков либеральную группировку, и не без оснований. Ее внутренняя разобщенность объяснялась не только идейными расхождениями, но и амбициями либеральных администраторов, заглушавшими порой чувство ответственности перед страной. Характерно поведение П.А.Валуева, к консерваторам себя не причислявшего, но и к либеральной бюрократии не приставшего. Автор более радикального проекта представительного управления, чем лорис-меликовский, он весьма вяло и неохотно поддержал 8 марта этот последний. В дневнике этот «просвещенный консерватор», как называли его сторонники Лорис-Меликова, признавался, как тягостно ему выступать союзником министра внутренних дел. Вроде бы сама идея общественного представительства ему дорога, но он со злорадством наблюдает, как падает влияние Лорис-Меликова, как теряет этот «ближний боярин» свое могущество.

Стремительный взлет  Лорис-Меликова к вершинам власти создал ему недоброжелателей не только в консервативной группировке. И среди близких ему по взглядам оказались те, кто с удовлетворением наблюдал, как терпит крах эта необычная карьера. Но вскоре отступившиеся от «премьера» в эти решающие дни весны 1881 г. уже скорбели о том, что «дикая допетровская стихия берет верх», так и не осознав своего содействия победе консервативных сил [3].

Непреклонные  или, как их называли, «строгие» консерваторы во главе с Победоносцевым, между  тем, ждали от императора прямых и  открытых заявлений о разрыве  с политикой реформ. Промедление с соответствующим манифестом Победоносцев рассматривал как нерешительность и слабоволие, недопустимые для власти. Жалобы на отсутствие воли у монарха нередки в письмах Константина Петровича к давнему другу - Е.Ф.Тютчевой. А в письмах к императору обер-прокурор Святейшего Синода взывал к безотлагательному разрыву с курсом Лорис-Меликова и объявлению о «новой политике». О том же неустанно вещал и М.Н.Катков: «Более всего требуется, чтобы показала себя государственная власть в России во всей непоколебимой силе своей, ничем не смущенная, не расстроенная, вполне в себе уверенная».

Однако Александр III вступал во власть неспешно и осторожно, обдумывая каждый новый шаг. Неопределенность его позиции в первые месяцы царствования не была результатом безволия и колебаний. Он внимательно присматривался к группировкам в правительстве, к общественным настроениям. Изучая своих идейных противников, знакомясь с предложениями и планами, касавшимися преобразований в управлении, царь не мог не видеть, как трудно будет их авторам сговориться и действовать в одном направлении. Могли ли объединиться те, кто требовал передачи «общественных дел в общественные руки» (как Н.К.Михайловский), с теми, кто, подобно Б.Н.Чичерину, наряду с созывом выборных представителей от населения ждал ужесточения режима, укрепления самодержавия. Это было так же маловероятно, как и согласие между сторонниками Земского собора чисто ритуального характера и выдвигавшими требование Учредительного собрания, которое бы решило вопрос о форме правления.

Как и надеялись  консерваторы, силы, которая могла  бы оказать натиск на самодержавную  власть, в стране не оказалось. Речь, разумеется, не о том, что у народовольцев  не хватило ресурсов продолжить борьбу: новые покушения на царя только повредили  бы делу, но общество не выработало способов легального воздействия на власть. В стране так и не сложилась  либерально-демократическая коалиция, которая бы заставила самодержавие пойти на уступки общественным требованиям. Сторонникам представительного  управления (в его разных вариантах) расхождения в их программах казались более существенными, чем сходство. Способность политических сил к  объединению, к компромиссам - черта  развитого гражданского общества, к  которому Россия делала только первые шаги [8].

Обескровленное, загнанное в глубокое подполье революционное  движение, разобщенная, несмелая, дезорганизованная  либеральная оппозиция, ослабленная, усомнившаяся в успехе своих начинаний  либеральная администрация - все  это давало охранителям надежду  на преодоление кризиса самодержавия.

Новые настроения в обществе, ощущавшиеся в послемартовский период, эту надежду поддерживали. Около пяти лет - начиная с русско-турецкой войны 1877-78 гг. - Россия находилась в состоянии неустройства - социального и политического. Трудности военного и послевоенного существования усугубились в неурожайном 1880 году, закончившимся голодом в Поволжье. Общество, несколько лет стоявшее на пороге революционных событий, устало от динамитных взрывов, подкопов, заговоров, военных судов, виселиц. 1 марта 1881 г., казалось, подвело страну к той черте, за которой мог последовать террористический беспредел и анархия. Все больше обнаруживалось в самых разных общественных слоях тяготение к нормальной жизни, к порядку, к стабильности. К.П.Победоносцев был не так уж неправ, доказывая царю, что «смятенная и расшатанная Россия» жаждет, «чтобы повели ее твердой рукой».

Тяга к твердой  власти как реакция на затянувшуюся революционную ситуацию сказалась  и в либеральной среде, о чем  свидетельствует, в частности, записка  царю Б.Н.Чичерина. «Сама жизнь вступила в роль охранителя, и инстинкт самосохранения заговорил почти везде громче всяких писателей, либеральных и  консервативных», - делился своими наблюдениями В.П.Мещерский.

Утверждения Л.А.Тихомирова - новоявленного адепта консерватизма  -о росте консервативных настроений в 80-е годы можно было бы посчитать субъективными14. Однако о том же свидетельствует и К.Ф.Головин - консерватор, который как раз в 80-е годы особенно сблизился с либералами. В послемартовский период стремление к стабильности было так велико, что, по его наблюдению, «даже резкая фигура К.П.Победоносцева стала почти популярной». Любопытно его заключение о влиянии на рост консервативных тенденций «самого спокойствия политики Александра III, действовавшей неотразимо на воображение». Такое воздействие Головин считает «более сложным, чем думают».

Выводы о распространении  консервативных веяний в обществе были несколько преувеличены охранителями, поскольку совпадали с их пожеланиями. Не учитывалась совокупность процессов, происходивших в общественной жизни  России последних двух десятилетий XIX в., когда наблюдался явный рост и либерального движения. Заметна  была и эволюция отдельных консерваторов  в сторону либерализации их идей. Не прекращалось и пополнение рядов  революционеров. Однако на общем фоне общественной жизни 80-х годов усилившееся  влияние консерватизма в послемартовский период было реальностью. На волне этих настроений, воодушевленные ими, приверженцы самодержавной монархии и одерживали свои победы.

После совещания  в Гатчине 21 апреля 1881 г., где М.Т.Лорис-Меликов, Д.А.Милютин, А.А.Абаза снова доказывали преимущество представительных учреждений при самодержце и не получили от него отпора, К.П.Победоносцев резко усиливает активность. 23 апреля в письме к царю он настаивает на том, что «для успокоения умов» необходимо «обратиться к народу с заявлением твердым и не допускающим никакого двоемыслия. Это ободрило бы всех прямых и благонамеренных людей». 25 апреля он напоминает об этой необходимости снова, сообщая, что работает над проектом соответствующего манифеста. 26 апреля обер-прокуpop Синода посылает Александру III уже подготовленный текст и получает полное одобрение царя. 29 апреля манифест был опубликован.

Царь провозглашает, что встает на дело правления «с верой в силу и истину самодержавной  власти», которую будет «утверждать  и охранять для блага народного  от всяких на нее поползновений». О  царе-реформаторе, приступившем, хотя не без колебаний, к обсуждению преобразований в государственном управлении, говорилось как о незыблемом консерваторе. Александр II, по словам манифеста, «приняв от Бога самодержавную власть на благо вверенного ему народа, пребыл верен до смерти принятому им обету, и кровью запечатлел великое свое служение». Стремясь представить традицию самодержавного правления непоколебленной, автор манифеста написал нечто противоположное тому, что думал. В письмах Победоносцева запечатлелась уничтожающая характеристика Александра II как государственного деятеля, в руках которого «разбилась и опозорилась власть» [7].

В стане консерваторов  манифест приняли восторженно. «Как манны небесной народное чувство  ждало этого царственного слова. В нем наше спасение: оно возвращает русскому народу русского царя самодержавного»18. Манифест, возвестивший незыблемость самодержавия, послужил сигналом к  смене правительства и перегруппировке  сил в «верхах». М.Т.Лорис-Меликов, Д.А.Милютин, А.А.Абаза ушли в отставку. Несколько ранее был смещен с должности министра просвещения А.А.Сабуров. Великий князь Константин Николаевич, считавшийся главой либеральной оппозиции в высших сферах, был удален с поста главы Морского ведомства. Консервативная группировка в правительстве усиливалась, получая все большие возможности влиять на политику. Либеральный журнал «Русская мысль» задавался вопросом: «Что означает отставка графа Лорис-Меликова? Смена ли это только лиц или направлений?» «Призыв графа Лорис-Меликова к власти был началом новой эпохи; вот почему в удалении его от управления думаем видеть как бы окончание этой эпохи», - отвечал «Вестник Европы».

Приводя отрывки  из Манифеста 29 апреля, лондонская «Таймс»  заключала о победе консервативных сил. Отмечая, что циркулировавшие  в Петербурге и за границей слухи  о конституционных переменах  не оправдываются, газета ссылалась  на манифест, который «достаточно  ясно указывает на действительное направление  внутренней политики страны».

В письме к Е.Ф.Тютчевой 1 мая 1881 г. К.П.Победоносцев, имея в виду выход в свет манифеста и его  восприятие в обществе, сообщал, что произошел «соир d'Etat». Полушутливая оценка событий таила и серьезный смысл: случилось нечто большее, чем смена правительства и даже правительственного курса. Прерывалась сама линия развития России на мирные преобразования, на реформы «сверху». Непоследовательная, зигзагообразная, она все же ясно обозначилась в эпоху Александра II, вселяя надежды на безреволюционный путь. При всей своей непоследовательности политика Александра II предусматривала движение вперед. Насильственный обрыв этой линии, с ее ориентацией на преобразование существующего строя, говорил о смене концепции развития России. Противоборство приверженцев консерватизма и реформизма на этом этапе завершилось победой «охранителей».

5. Революционная идеология. От декабристов к кружкам народников.

В истории России мы видели революционные  выступления дворян. На смену революционерам-дворянам приходят революционеры-разночинцы. Именно они поднимают на новую высоту борьбу с царизмом. Революционеры-разночинцы поставили вопрос о ликвидации самодержавия в России и провозглашали борьбу за демократическую республику и  социалистическое общество. Они проводят борьбу за социалистическое общество. Герцен и Петрашевцев.

   Лозунг был подхвачен  всеми революционными организациями  от народников 70-х до большевиков  и эсеров [3].

   В 70-е годы на политическую  сцену России стали революционеры-демократы,  народники. Народничество в своем  развитии прошло несколько этапов  развития, начиная с 60-х годов,  переживя расцвет в 70-е и, исчерпав свои революционные силы, к 80-90-м годам сошло с политической сцены.

   В начале XX века существовали  народнические партии: эсеры, энесы и течение эсеров-максималистов, но их мировоззрение коренным образом отличалась от идеологии народников 70-х годов 19 века.

   Революционеры-народники вступили  в борьбу с царизмом, как выразители  интересов крестьянства. Они отстаивали  идею, что Россия, опираясь на  общинное землевладение, минует  стадию капитализма, перейдя сразу  к социализму.