Роль Александра 1 в войне 1812 года

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ТРАНСПОРТА

Федеральное государственное  бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального     образования

«ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  УНИВЕРСИТЕТ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ»

Кафедра «История»

 

 

 

РЕФЕРАТ

НА ТЕМУ: «РОЛЬ АЛЕКСАНДРА I  В ВОЙНЕ 1812 ГОДА»

 

 

  

 

 

 

 

Выполнила студентка

Факультета ЭСУ                                                                                  Машина О.И

Группы ЭБТ-204                                                      подпись                       дата

№ 07-204-13

/номер зачетной книжки/

 

Санкт-Петербург

2013

Оглавление

Введение 3

Манифест о начале войны 9

Встреча Александра I с дворянством и купечеством 10

Назначение главнокомандующим М.И.Кутузова 15

Результаты войны на политическую деятельность Александра I 21

Список используемой литературы: 22

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

В реферате рассматриваются попытки Александра I найти для себя подходящую роль в военных событиях 1812 года. Выделяются три основные роли, находящиеся в зависимости от понимания характера войны: роль полководца на начальном этапе, когда предполагалось, что это будет обычное противостояние двух армий, роль лидера нации, когда стал очевиден народный характер войны. Неспособность царя по разным причинам до конца сыграть каждую из эти ролей заставила его в конечном счете, уповая на Бога, обратиться к Библейским образцам и выступить в роли царя Давида - Божьего избранника, обретшего величие в смирении.

Нас будет интересовать то, каким  образом сам Александр в ходе бурных и трагических событий 1812 года старался найти для себя подходящую роль.

Потребность в осмыслении характера  новой войны с Наполеоном у  Александра I, видимо, зародилась вместе с пониманием того, что война, возможно, будет вестись на территории его  государства. Сразу же по вторжении  Наполеона в Россию Александр  написал короткую записку, сохранившуюся  в архиве А.Н. Оленина, где, в частности, говорилось: «Обстоятельства столь  необычны, что наша манера действовать  должна выйти за пределы общей  и привычной линии».

Еще перед войной Александр сделал ряд знаковых назначений на высшие государственные места. Поначалу освободившаяся после Сперанского должность  государственного секретаря была предложена наиболее симпатичному для Александра представителю оппозиции - Н. М. Карамзину. Но Карамзин отказался, да и вообще он не очень вписывался в тот культурный антураж, которого требовала патриотическая война. Поэтому в итоге Александру пришлось назначить на должность  государственного секретаря нелюбимого им адмирала А. С. Шишкова.

Это назначение было сколь неожиданным, столь и удачным. Нужно было создать  новую стилистику государственного языка, на котором власть могла бы говорить с народом. Дело было вовсе  не в том, что Шишков мог объясняться  с народом понятным языком. Скорее наоборот, его стиль был тяжел  и темен, одним он казался смешным, другим - маловразумительным. Но он был  экзотичен и необычен, как сама война.

От его манифестов ждали не сухой информации, а общего настроя: приподнятости, торжественности, архаики, или, говоря иными словами, всего того, что не знающие древности принимают за древность. С. Т. Аксаков говорил: «Только, что в Москве и других внутренних губерниях России, в которых мне случилось в то время быть, все были обрадованы назначением Шишкова и что писанные им манифесты действовали электрически на целую Русь. Несмотря на книжные, иногда несколько напыщенные выражения, русское чувство, которым они были проникнуты, сильно отозвалось в сердцах русских людей».

Не менее знаковым было и назначение Ф. В. Ростопчина на должность Московского  главнокомандующего. Это назначение прошло при активном содействии сестры Александра I великой княгини Екатерины  Павловны. Известный своей преданностью Павлу I, довольно резкими высказываниями в адрес либеральной политики Александра I, а также патриотической ненавистью к французам и европеизированному русскому дворянству Ростопчин внушал царю едва ли не большую неприязнь, чем Шишков. И если бы не прямое вмешательство великой княгини, то это назначение могло бы не состояться.

Для Екатерина Павловны, чья политическая активность возрастала по мере приближения  войны с Наполеоном, важно было иметь в Москве «своего» губернатора, и она полагала, что Ростопчин  в этом смысле вполне может быть ей полезен. Видимо, с самого начала великая княгиня отводила Москве и Твери роль важных опорных центров  в организации сопротивления  врагу. Уже при первых известиях  о вступлении неприятеля на русскую  территорию, когда еще не было ясно, какой характер примет эта война, Екатерина Павловна начинает формировать  дворянское ополчение, при этом себе она отводит роль инициатора, не придавая, правда, этому широкой  огласки, а в роли непосредственного  организатора по ее замыслу должен выступить Ростопчин.

Однако Ростопчин не выразил  своего согласия принять участие  в этой затее. И хотя сама идея вряд ли могла вызвать у него возражения, тем более что через несколько  недель он будет официально назначен начальником над ополчением шести  смежных с Москвой губерний, дело, как представляется, было в том, что  проект Екатерины Павловны носил  характер частной инициативы, которую  Ростопчин как человек, находящийся  на государственной службе, считал себя не в праве поддерживать. Обязанный  Екатерине Павловне своим назначением, он тем не менее ясно понимал, что  служит не ей, а Александру I, и что только царь может давать ему подобные поручения.

Такая позиция вызвала раздражение  у великой княгини, об этом она написала письмо Оболенскому от 7 июля: «Великий проект осуществляется, несмотря на сопротивление графа. Подробностей еще не знаю, но не пройдет и двух недель, как Москва докажет своему градоначальнику, что он не знает ее».

Между тем, утверждая, что «Государь  ничего еще не знает», Екатерина  Павловна говорила неправду. Свой проект она обсуждала с Александром I еще до начала боевых действий, и буквально накануне наполеоновского вторжения царь писал сестре по этому поводу: «Ваши идеи делают столько же чести вашему уму, сколько вашему патриотизму и вашему сердцу <...> Мне кажется, что этот дар, будучи добровольным, произведет лучшее действие, чем если бы это было потребовано от моего имени. И хотя возникнут трудности при его исполнении из-за нехватки офицеров, тем не менее результат принесет несомненную пользу, и в настоящем кризисе чем больше увеличатся наши силы, тем основательнее станет надежда упорствуя победить».

Из этого письма ясно, почему Екатерина  Павловна не желала раскрывать все  карты перед Ростопчиным. Организация  дворянского ополчения с самого начала мыслилась как сугубо дворянская инициатива. То, что великая княгиня  стояла у ее истоков, ни в коей мере не должно было ассоциироваться с  царем. Более того, ее известная оппозиционность  придавала самому проекту если не оппозиционный, то подчеркнуто неофициальный  характер, что несомненно почувствовал Ростопчин, не знающий всей подноготной. Александр I и его сестра, действуя как всегда сообща, стремились извлечь политические дивиденды из самой непопулярности царя.

Выражение «народная война» следует  понимать как война, ведущаяся независимо от правительственных распоряжений, война, основанная не на политических соображениях, а на ненависти русского дворянства к Наполеону. При этом роль самого царя в войне оставалась не проясненной, что вносило дополнительные осложнения. Екатерина Павловна не меньше самого Александра I была обеспокоена той ролью, которую ему придется играть в этой войне. В одном из июньских писем 1812 года, отправленных в Вильно еще до вторжения Наполеона, великая княгиня писала: «Вы должны тяжело страдать, потому что все то, что вы призваны совершить в настоящий момент, противно вашему характеру, но чем больше вы сможете победить себя и быть Императором, тем лучше вы исполните ваш настоящий долг. Если я хотела, как вы говорите, прогнать вас из армии, то только для этого. Я считаю вас таким же способным, как и ваши генералы, но вы должны играть не только роль полководца, но еще и роль правителя. Если кто-нибудь из них плохо командует, его наказывают, ему делают выговор. Ошибки, совершенные вами, падут на вас, и доверие к тому, от кого все зависит, кто является единственным арбитром судеб Империи и кто должен быть опорой для всех, будет разрушено, а это более страшное зло, чем потерянные провинции».

Насколько Александр I прислушался к этому мнению сестры, сказать трудно. Какие бы мысли оно в нем ни пробудило, для его отъезда от армии этого было недостаточно. Необходимо было каким-то образом официально обставить отъезд, представить его не как бегство перед лицом превосходящего противника, а как более широкое понимание стоящих перед царем задач. И здесь на помощь Александру I пришел А. С. Шишков, который, как известно, в первые дни войны выступил инициатором отъезда Александра I из армии. Прибыв в апреле 1812 года к войскам, находящимся в Вильно, Александр I оказался заложником ситуации. В случае начала боевых действий государь автоматически оказывался в роли полководца, которой, после Аустерлица, явно не соответствовал и которой боялся, стараясь при этом не подавать виду. Его заявление в рескрипте фельдмаршалу Н. И. Салтыкову от 13 июня 1812 года: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве Моем» - следовало понимать так, что царь будет находиться при армии. Это подтвердилось в его воззвании к войскам при отступлении к Дрисскому лагерю: «Я всегда буду с вами и никогда от вас не отлучусь». «Сие выражение, - вспоминал Шишков, - привело меня в отчаяние». Не рассчитывая в одиночку убедить царя покинуть армию, адмирал обратился за поддержкой к А. Д. Балашеву и А. А. Аракчееву, после чего в коллективном письме к царю подробно аргументировал свою позицию.

Необходимость отъезда Александра I в столицу в письме в первую очередь объяснялась военной обстановкой. Присутствие царя, который формально не решался взять на себя командование войсками, сковывало действия командующего 1-й армией М. Б. Барклая де Толли перед лицом наступающего противника: «Государь Император, - говорилось в письме Шишкова к царю от 30 июня 1812 года, -находясь при войсках, не предводительствует ими, но предоставляет начальство над оными военному Министру, который хотя и называется Главнокомандующим, но в присутствии Его Величества не берет на себя в полной силе быть таковым с полною ответственностью».

Однако важны не только причины, но и аргументация, используемая Шишковым для удаления царя: «Государь и  отечество есть глава и тело: едино  без другого не может быть ни здраво, ни цело, ни благополучно». Поэтому  «самая внутренность Государства, лишенная присутствия Государя Своего, и не видя никаких оборонительных в ней приготовлений, сочтет себя как бы оставленною и впадет в уныние и расстройство, тогда когда бы, видя с собою Монарха Своего, она имела сугубую надежду: первое на войска, второе на внутренние силы, которые без всякого сомнения мгновенно составятся окрест Главы Отечества, Царя».

Шишков с самого начал стремится  представить войну не как столкновение двух армий или двух государей. Дипломатический и политический аспекты этой войны его, видимо, вообще мало интересовали. Во французах он видел не только военную, но культурную угрозу для всего русского народа, поэтому и война с ними - это не сугубо военное, но и общенародное дело. И царь должен стоять во главе всей нации, а не только ее военной части. Он должен быть символом национального единства наряду с такими общенародными ценностями, как вера и отечество. Через них и должна в первую очередь выражаться идея народной войны. Царь не воин, а народный вождь. Это давало Александру I возможность обрести для себя новую роль, когда стало ясно, что роль полководца он сыграть не сможет.

Манифест  о начале войны

9 июля Александр I писал  М. Б. Барклаю де Толли: «Я  решился издать манифест, чтобы  при дальнейшем вторжении неприятелей  воззвать народ к истреблению  их всеми возможными средствами  и почитать это таким делом,  которое предписывает сама вера». За этим последовали два манифеста Шишкова: воззвание к Москве и манифест о всеобщем ополчении. В них уже содержались основные формулы народной войны. В обращении к москвичам говорилось: «И так да распространится в сердцах знаменитого Дворянства Нашего и во всех прочих сословиях дух той праведной брани, какую благословляет Бог и православная наша церковь; да составит и ныне сие общее рвение и усердие новые силы, и да умножится оные, начиная с Москвы, во всей обширной России!». И далее Шишков определяет место царя в этой войне: «мы не умедлим Сами встать посреди народа своего в сей Столице и в других Государства Нашего местах».

В следующем манифесте  перечисляются все силы, участвующие  в народной войне: «Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем Отечества; Святейший Синод  и духовенство! вы всегда теплыми  молитвами своими призывали благодать  на главу России; народ русский! Храброе  потомство храбрых Славян! ты неоднократно сокрушал зубы устремившихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием  в руках, никакие силы человеческие вас не одолеют».

Встреча Александра I с дворянством и купечеством

Модель народной войны, предложенная Шишковым, казалось бы, начала обретать в глазах царя реальные очертания  во время его пребывания в Москве. Как вспоминал П. А. Вяземский, «с приезда государя в Москву война  приняла характер народной войны». Мемуарист имеет в виду встречу  царя с дворянством и купечеством  в Слободском дворце, когда «все было решено, все было готово, чтобы  на деле оправдать веру царя в великодушное и неограниченное самопожертвование». Очевидец этого события Е. Ф. Комаровский описывает его следующим образом:

Государь сказал: «Вам известна, знаменитое дворянство, причина моего приезда. Император французов вероломным образом, без объявления войны, с многочисленною армиею, составленною из порабощенных им народов, вторгнулся в нашу границу. Все средства истощены были, - сохраняя, однако же, достоинство империи, - к отвращению сего бедствия; но властолюбивый дух Наполеона, не имеющий пределов, не внимал никаким предложениям. Настало время для России показать свету ее могущество и силу. Я в полной уверенности взываю к вам: вы, подобно предкам вашим, не потерпите ига чуждого, и неприятель да не восторжествует в своих дерзких замыслах; сего ожидает от вас ваше отечество и государь».