Сталин и коллективизация: противоречивость мнений

Во-вторых,  если даже и существовала какая-то высшая необходимость  безвозмездно изъять из сельского хозяйства  часть производственного продукта (скажем, ту самую часть, которая  и была фактически изъята в 30-е годы), при отсутствии колхозов это никак не привело бы к тяжелейшему кризису деревенской экономики. Насильственная коллективизация разрушила основные фонды сельского хозяйства и резко снизала эффективность аграрного производства. Принудительный, подневольный труд государственных крепостных – прикрепленных к земле колхозников – оказался, как и следовало ожидать, существенно менее производительным, чем труд свободных крестьян-единоличников. И деревня фактически пострадала не сколько от изъятий на нужды индустриализации, сколько от сокращения производства в результате создания колхозов.

Авторы работы утверждают, что с какой стороны не подходить  к проблеме: ко времени войны страна могла бы иметь более мощный экономический  потенциал, чем в действительности имела, без неимоверного напряжения и тяжелейших потерь, которые до сих пор списываются на необходимость индустриализации страны. «На самом же деле индустриализация здесь ни при чем,» - говорят ученые – «все потери лежат на совести сталинской административно-хозяйственной системы, снизавшей, коэффициент полезного действия нашего экономического механизма и в промышленности, и в сельском хозяйстве до такого уровня, который существовал разве что у паровоза Стивенсона. Не будь этого снижения, мы бы могли в нормальных, человеческих условиях провести, как минимум, две индустриализации, вместо одной.»

«На смену нэповскому, рыночному, эффективному и конкурентно способному по мировым стандартам хозяйству пришла, по сути дела, «лагерная экономика», крайне расточительная и неэффективная с чисти экономической точки зрения. Это вовсе не преувеличение: на момент смерти Сталина в лагерях, по некоторым оценкам, находилось 12 млн. заключенных, то есть, 5 часть всех занятых в то время в отраслях материального производства. В 30-е годы заключенных было, вероятно, меньше, но уже тогда Гулаг превзошел по объему производимой продукции все наркоматы, то есть лагерная система ещё в то время превратилась в один из толпов всего народного хозяйства. Добавьте к этому 35 млн. прикрепленных к земле крестьян (более 3,5 всех занятых в отрослях материального производства), условия труда которых мало отличались от лагерных, и получится, что едва ли не 4, 5 всей экономики зиждилось в те годы на прямом внеэкономическом принуждении – наименее эффективном способе организации хозяйстве из всех известных истории.  В социальной области административно-командная система привела к падению жизненного уровня огромных масс населения. Реальные доходы в первые 10 лет индустриализации снизились, ухудшилось качество жизни, особенно в деревне. Быстрый рост денежных доходов, вызванный непомерной денежной эмиссией перекрывался ещё более быстрым ростом цен; в городах и на стройках распространилась карточная система снабжения.» - пишут Попов и Шмелев.

При свертывании нэпа, к 1925 году страна набирала мощь и все надеялись что вот-вот выдут на уровень 1913 года, но при этом так же понимали что необходима быстрая и эффективная индустриализация. Для этого нужна была валюта, следовательно, традиционный экспортный товар – хлеб. На тот момент имеющихся было, конечно же недостаточно.

Перед Сталиным встал  вопрос о намеченном пути к индустриализации. Подробно остановился на вопросе  о трудностях в деревне А. И. Микоян. Он призывал к тому, чтобы наиболее «безболезненно» выйти из полосы неизбежных затруднений. Микоян считал, что «решительный поворот в ходе хлебозаготовок должен заключаться в переработке товаров из города в деревню даже за счет временного (на несколько месяцев) оголения городских рынков с тем, чтобы добиться хлеба у крестьянства. Если мы этого поворота не произведем, мы будем иметь чрезвычайные трудности, которые отзовутся на всем хозяйстве».[4] И было предложение Л. Троцкого, который настаивал на максимально высоких темпах индустриализации, финансируемой за счет деревни, - через увеличение налогообложения крестьян, повышением цен на промышленные товары и немедленное изъятие излишек хлеба. Сталин предпочел второй вариант, который в начале был отвергнут партией категорически, и назван «авантюристическим».

Для увеличения хлебозаготовок начинают применятся методы продовольственной  разверстки. Осенью 1928 года к кулакам, да и ко многим середнякам, начинают применяться чрезвычайные меры –  за сокрытие хлебных излишков привлекают к суду, хлеб конфискуют, причем ¼ его часть отдается деревенской бедноте. Государственные заготовки превращались из добровольных, объем которых регулировался экономическими рычагами (ценами, налогами), в обязательные, принудительные, в внеэкономическое изъятие производственного продукта.

Стомиллионное крестьянство в массе своей не приняло коллективизацию. Оно лишь вынужденно подчинилось  ей. Как мог крестьянин, получивший в 1917-1918гг. землю, освобожденный в 1921 году отразверстки и поднявший свое хозяйство за 8 лет нэпа так, что  в среднем производил на целую четверть больше продукции, чем в урожайном 1913 году – как мог этот крестьянин, примириться с тем что у него отнимали все – и землю, и скот, и инвентарь? Разве можно сказать, что деревня приняла коллективизацию, если от половины до 2/3 дворов вырезало свой скот, даже лошадей, чтобы только не сдавать их в колхозы? А так же около двух тысяч крестьянских восстаний за январь-март 1930 года. Сопротивление крестьян коллективизации фактически поставило страну на грань гражданской войны.

Наши прямые потери во время Отечественной войны составили официально 20млн. человек. Исходя из этой оценки, сегодня можно примерно представить себе действительный и потенциальный ущерб в человеческих жизнях от политике 30-х годов. Подсчеты показывают, что в течение двух десятилетий (1930-1950гг.) население СССР не увеличивалось, тогда как при сохранении естественного прироста середины 20-х годов 3млн. человека в год, оно должно было возрасти на 60 млн. человек. Должно было, но не возросло. Иными словами, убыль реальных и потенциальных 40 млн. – это не война, это другое. Жаль, что отсутствие данных не позволяет сейчас точно сказать в какой мере это объясняется снижением рождаемости, а в какой – повышенной смертностью из-за голода и репрессий.

Такими потерями расплачивалась страна за триумфальное шествие Сталинской административной системы. Четверть века, все, даже самое необходимое, откладывалось на потом, насущные потребности приносились в жертву долгосрочным приоритетам. Четверть века экономика работала на износ, на пределе своих возможностей. Нити хозяйственных взаимосвязей были натянуты как струна. Страна жила в обстановке сверхчеловеческого напряжения сил. Однако, как считают В. Попов и Н. Шмелев, это ещё не является самый страшным последствием. Одно из самых ужасных последствий, по их мнению, является неизгладимый след административной системы в общественном сознании: командная экономика создала адекватный себе тип социальной психологии, специфическую систему жизненных ценностей и приоритетов. Движение вперед неизбежно связанно с переосмыслением пройденного пути, с переоценкой прошлого. Трудно, неимоверно трудно, признать сейчас, что многие из потерь тех лет были напрасны, считают авторы. «Можно было обойтись без голода и лишений, без сверхчеловеческого напряжения и беспредельной самоотдачи.» [2] Итак, в своей аналитической работе В. Попов и Н. Шмелев, главным образом подчеркивают жестокость Сталина и сверхжесткие меры в проведении коллективизации, возможность развития страны, без её реализации, при сохранении нэпа, как они утверждают, страна смогла бы экономически набрать больше сил, сохраняя нормальный образ существования.

1. 2. Оправдание Сталинской коллективизации.

В этой части работы будет  рассмотрено противоположное мнение насчет проведения коллективизации И. В. Сталиным. Для анализа взяты материалы современного русского историка, автора нескольких исторических работ по вопросам Сталинизма Миронина С. С., в частности его книга «Голодомор» на Руси», в которой автор убедительно доказывает, что Сталин никого не хотел морить голодом, не желал таких критических последствий своих действий; истиной причиной всех последствий стал хаос нэпа, очередной геополитический тупик России и неотложные меры по его преодолению.

Миронин С. С. говорит  о том, что «антисталинисты» постоянно твердят о том, что коллективизация, проведенная Сталиным, была величайшим злом. До конца 20-х гг. в СССР существовали хозяйственные отношения, обусловленные нэпом, при котором всем жилось хорошо, как говорят антисталинисты, а Сталин разрушил это процветание.

Миронин утверждает, что  это неправда: уже во второй половине 20-х годов становится ясно, что нэп не оправдал возлагавшихся на него ожиданий. Даже в 1928 году национальный доход составлял 88% от такового в 1913 году. Именно Сталин понял тупиковость нэпмановского эксперимента в экономике и в течение буквально полугода свернул нэп и перевел экономику на путь плановости.

Допущение рыночных механизмов, приведшее к восстановлению экономики, позволило политическому режиму укрепиться. В условиях разрухи планировать индустриализацию было нереально по версии Миронина. В 1925 г. поголовье скота в крестьянском хозяйстве впервые превысило уровень 1916 г. Существенно улучшилось снабжение городского населения. Значительно возросло потребление рабочими семьями мяса, сала, молока, масла. Ежегодное производство животноводческой продукции в среднем за 1926—1928 гг. возросло по сравнению с 1909—1913 годами на 26%, а потребление мяса в семьях трудящихся увеличилось почти вдвое. Вместе с тем, даже к 1928 году сельское хозяйство Советского Союза так и не вышло на довоенный уровень. Посевные площади под зерновые культуры составили только 94,7%, а валовой продукт сельского хозяйства составил 91,9% от показателей 1913 года. Вместе с тем товарность сельского хозяйства упала, особенно в области зерновых культур. Так в 1926 году городское население возросло на 1,6 миллиона человек по сравнению с 1913 годом, а товар - часть зерновых продуктов составила всего лишь 10,3 миллиона тонн против 21,3 миллиона тонн в 1913 году.

Произошли существенные изменения в соотношениях классовых  сил в деревне. Теперь, после Октября, 94,5% земли принадлежало бедняцким  и середняцким хозяйствам. Однако, хотя кулацким хозяйствам принадлежало 5,5% земли, они все еще имели большую экономическую силу: 20% всей товарной продукции зерновых в стране.

Зажиточные слои деревни, экономическая мощь которых намного  превосходила их численность (уже весной 1926 года в руках 6% крестьянских хозяйств было сосредоточено около 60% товарного зерна), фактически прекратили продажу зерна государственным заготовителям и кооперации, придерживая его до весны, когда возникнет более благоприятная рыночная конъюнктура.

Политика Советской  власти в период нэпа была направлена на поддержку бедняков и против кулаков, как говорит автор. Первых освободили от продналога, у них были преимущества при получении образования, вступлении в комсомол и партию, им должно было отдаваться предпочтение при поступлении на работу в промышленности и при получении канцелярских и управленческих должностей в сельских Советах. Кулаков же наказывали лишением права голоса и посредством налогов, им было недоступно то, на что бедняки имели преимущественное право.

«Считается, что к концу нэпа политика дискриминации кулаков приняла еще более суровые формы, положившие начало драматическому росту враждебности, кульминацией которого стало решение Сталина о «ликвидации кулачества как класса». На самом деле все было иначе» - утверждает С. С. Миронин – «Крестьяне быстро нашли ответ на внеэкономическое давление властей. Зажиточные крестьяне, опасаясь, что их посчитают за кулаков, часто прибегали к разного рода уверткам, например, нанимались на работу (с лошадью) к безлошадному крестьянину, с тем, чтобы сойти за бедняков. Крупные зажиточные хозяйства дробились на меньшие, чтобы скрыть доходы и уменьшить налоги. Число хозяйств, относимых к кулацким в 1929 году, уменьшилось на 25%. Как подметил один из участников дискуссии 1931 г., «сейчас в зажиточные никто не лезет, а все лезут в бедняки, потому что в деревне это стало выгоднее».

В связи с ростом сельского  населения земельные наделы ежегодно уменьшались, то есть продолжался процесс  дробления хозяйств. Крестьянство работало, по существу, на свой прокорм. Объем  товарного зерна, поступающего в промышленные города, также катастрофически уменьшался. Все это привело к возникновению существенных проблем в народном хозяйстве СССР и прежде всего в области продовольственной безопасности.

В противовес традиционному  взгляду на 1925 год, на проблему существования в городе серьезных перебоев со снабжением хлебом, Миронин С. С. говорит, что падение централизованных хлебозаготовок компенсировали частные заготовители. В конце 1927 г., несмотря на то, что плановые заготовки за 2-е полугодие на 10% превысили уровень 1925 года, хлеба все равно повсеместно не хватало, за ним выстраивались огромные очереди, так как частные заготовки были запрещены.

Считалось, что для роста производства зерна надо было материально заинтересовать крестьян, но А. Чаянов показал, (по ссылке из материалов Миронина), что это положение неверно. Материальная заинтересованность работает, если тягость труда не велика, как, например, случилось, когда на село пришла механизация. Однако при ручном труде повышение оплаты за зерно немедленно бы снизило производство зерна, что и было продемонстрировано после революции в годы нэпа, когда производство товарного зерна действительно снизилось. Поднять товарность сельского хозяйства можно было только через увеличение производительности груда, а увеличить производительность труда без механизации было невозможно. С другой стороны, трактора надо было обслуживать. А для их производства нужны рабочие для промышленности. Круг замкнулся. Поэтому с середины 20-х годов усиливаются иные, неналоговые методы поступления средств в государственную казну, такие, как принудительные займы, заниженные цены на зерно. Поэтому в 1927—1928 годах частный сектор играл уже меньшую роль в снабжении городов, чем в предыдущие годы.

Денег же на реконструкцию  села просто не было. С 1918 по 1949 год на долю сельского хозяйства приходилось капиталовложений менее 1% национального дохода. Надежды на самопроизвольную кооперацию не оправдались. Роль производственных кооперативов в сельском хозяйстве была незначительна (в 1927 году они давали только 2% всей сельскохозяйственной продукции и 7% товарной продукции).

К тому же отсталость сельского  хозяйства была ужасающей. Россия убирала  хлеб косами, которые покупала у  Германии. Но нужда в зерне была огромная, ибо быстрый рост городского населения во время выполнения первого пятилетнего плана привел к перемещению большого количества людей в города и увеличил число людей, которых обеспечивало продовольствием государство, с 26 млн. человек в 1930 году до 40 млн. чел в 1932 году.