Столыпинская аграрная реформа

С конца 1980-х и в 1990-е  гг. вновь возник интерес к столыпинским реформам: «Особый, совершенно невероятный взлет интереса к нему в российском обществе произошел в последние 10-15 лет»¹⁸. Политики, ученые, публицисты, можно сказать, «воскресили» его¹⁹.

Деятельность Петра  Аркадьевича Столыпина в целом  положительно оценивалась многими  представителями различных политических сил. Об этом свидетельствует сборник  документов и материалов «Правда  Столыпина», изданный в г. Саратове в 1999 г. Отрицательное отношение к деятельности Столыпина характерно для авторов современного либерального крыла российского политического спектра²⁰.

Особую точку зрения высказал А.И. Солженицын. Переоценка роли Петра Аркадьевича Столыпина, расходящаяся с официальной, - одно из свидетельств желания понять русскую историю ХХ в. Александр Солженицын превратил Столыпина в символ загубленных возможностей великой страны, в героя, вершителя судеб²¹.

Научные и популярные издания выясняют «был ли шанс у  Столыпина», пытаются разобраться в  феномене этого «забытого исполина»; экономисты советуют учитывать положительный опыт начала ХХ в. в разработке современной аграрной политики²². Появился целый ряд исследований научного характера, по-новому трактующих реформу, в том числе и саратовских историков²³. Как и в начале ХХ в. в публицистической и реже - в научной литературе получили распространение положительные оценки столыпинской политики²⁴. Сторонников современных радикальных реформ, поднимающих Столыпина на щит, привлекают три аспекта, актуальных, по их мнению, и для нынешней России: во-первых, попытка создания рыночной экономики и насаждение частной собственности на землю; во-вторых, опора на порядок и диктатуру в осуществлении целей и реформ; в-третьих, создание великой России. Однако, более распространены в научной литературе критические оценки Столыпина и его замыслов. Так, С.С. Секиринский дает обстоятельный анализ критических оценок деятельности Столыпина, содержащихся в научной литературе; его «поддерживает» и А.И. Пиреев²⁵.

Публицистика же по-прежнему представлена полярными оценками. Так, московский градоначальник Юрий Михайлович Лужков очень символично назвал свой доклад на торжественном публичном собрании, посвященном 140-летию со дня рождения П.А. Столыпина 15 апреля 2002 г.: «Российский Сизиф? Нет - российский Прометей!²⁶. Положительно, но более взвешенно оценивают реформы П.А. Столыпина в современной публицистической литературе. Авторов привлекает: 1) реформаторство в области рыночной экономики и частной собственности; 2) порядок, диктатура в осуществлении «благородной» цели; 3) стремление к созданию великой России. Исходя из этого, Т.Н. Самсонова, С.Н. Татарников, Л.М. Тимофеев утверждают, что П.А. Столыпин осуществлял либеральную реформу, создавал средний класс и даже сформулировал концепцию построения в России правового государства²⁷. По мнению же А. Сытина²⁸, реформатор представлял собой тип консерватора новой формации, стремившийся, меняя социальную природу общества, защитить исконно русские государственные начала.

Эта точка зрения нашла  отражение и в учебной литературе²⁹.

А известный ученый и  публицист Сергей Кара-Мурза считает  Столыпина отцом русской революции³⁰.

На наш взгляд, наиболее удачную и научно аргументированную  оценку деятельности П.А. Столыпина, вызвавшую  положительную оценку научной общественности, дал С.Ю. Наумов в своем докладе «П.А. Столыпин и современность» на столыпинских чтениях в Поволжской академии государственной службы, посвященных 140-летию со дня рождения П.А. Столыпина³¹.

Большинство российских исследователей объективно оценивают реформаторский потенциал П.А. Столыпина и определенные положительные итоги преобразований, но в то же время усматривают склонность реформатора подгонять реформы под политические цели³².

В перестроечный и  постперестроечный период произошла  переоценка столыпинских реформ. По-новому стали оцениваться проводимые преобразования. Следует отметить, что даваемые реформатору оценки противоречивы, хотя и опираются на один фактический материал.

Мы согласны с выводом  Артура Ивановича Пиреева, что слабо  изучен «губернаторский» период деятельности П.А. Столыпина³³, в том числе и саратовскими исследователями³⁴. Сам А.И. Пиреев сначала в отдельных публикациях, а затем в кандидатской диссертации предпринял попытку дать анализ деятельности П.А. Столыпина на посту саратовского губернатора³⁵.

Непосредственно положение  в саратовской деревне в своих  работах затрагивала М.Я. Косенко³⁶. Она обращала внимание на изменения, происходившие в деревне с проведением аграрной реформы. Сравнивая деревню до преобразований и после исследователь пришла к выводу, что та осталась такой же нищей, как и до проведения реформы.

Анализ исторической литературы показал, что изучению аграрной реформы П.А. Столыпина посвящено  много работ, но её непосредственное влияние на становление производительных сил саратовской деревни изучено недостаточно, что заставляет присмотреться к данному вопросу более внимательно.

Подводя итоги историографического  анализа, необходимо выделить основные цели и задачи реферата:

1. Раскрыть сущность и Содержание Столыпинских реформ;
2. Определить в чём заключались ошибки Столыпина
3. Подвести итоги реформ Столыпина.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1. Сущность и содержание реформы.

 

1. Столыпин - продолжатель отца

 

Столыпинская аграрная реформа, о которой в наши дни  много говорят и пишут, в действительности — понятие условное. В том смысле условное, что она, во-первых, не составляла цельного замысла и при ближайшем рассмотрении распадается на ряд мероприятий, между собой не всегда хорошо состыкованных. Во-вторых, не совсем правильно и название реформы, ибо Столыпин не был ни автором основных ее концепций, ни разработчиком. Он воспринял проект в готовом виде и стал как бы его приемным отцом. Он дал ему свое имя, последовательно и добросовестно защищал его в высшей администрации, перед законодательными палатами и обществом, очень им дорожил, но это не значит, что между отцом и приемным чадом не было противоречий. И, наконец, в-третьих, у Столыпина, конечно же, были и свои собственные замыслы, которые он пытался реализовать. Но случилось так, что они не получили значительного развития, ходом вещей были отодвинуты на задний план, зачахли, а приемный ребенок после недолгого кризиса, наоборот, начал расти и набирать силу. Пожалуй, можно сказать, что Столыпин «высидел кукушкина птенчика».

   Когда люди  долго живут вместе, они начинают  походить друг на друга. Приемный  сын может обрести значительное  сходство с отцом. И ни о чем не догадывается тот, кто не знает тихой семейной драмы. Впрочем, обо всем по порядку. Мы помним, что Столыпин, будучи саратовским губернатором, предлагал организовать широкое содействие созданию крепких индивидуальных крестьянских хозяйств на государственных и банковских землях. Эти хозяйства должны были стать примером для окружающих крестьян, подтолкнуть их к постепенному отказу от общинного землевладения. Когда Столыпин пришел в МВД, оказалось, что там на это дело смотрят несколько иначе. Длительный период, когда власти цеплялись за общину как за оплот стабильности и порядка, уходил в безвозвратное прошлое. Подспудно и постепенно брали верх иные тенденции. В течение ряда лет группа чиновников МВД во главе с В.Ц. Гурко разрабатывала проект, долженствовавший осуществить крутой поворот во внутренней политике правительства. По приходу Столыпина Гурко занимал пост товарища министра, основные идеи и направления проекта уже сформировались, работа продолжалась³⁷.

 

2. Проект Гурко и Столыпина

 

В отличие от столыпинского замысла, проект Гурко имел в виду создание хуторов и отрубов на надельных (крестьянских) землях (а не на государственных и банковских). Разница была существенной. Впрочем, не это было самое главное в проекте Гурко. Образование хуторов и отрубов даже несколько притормаживалось ради другой цели — укрепления надельной земли в личную собственность. Каждый член общины мог заявить о своем выходе из нее и закрепить за собой свой чересполосный  надел, который община отныне не могла ни уменьшить, ни передвинуть. Зато владелец мог продать свой укрепленный надел даже постороннему для общины лицу. С агротехнической точки зрения такое новшество не могло принести много пользы (надел как был чересполосным, так и оставался), но оно было способно сильно нарушить единство крестьянского мира, внести раскол в общину. Предполагалось, что всякий домохозяин, потерявший в своей семье несколько душ и со страхом ожидающий очередного передела, непременно ухватится за возможность оставить за собой в неприкосновенности весь свой надел. Проект Гурко представлял собой удобную площадку, с которой правительство могло приступить к форсированной ломке общины. Столыпин же, как мы помним, будучи саратовским губернатором, не ставил вопрос о такой ломке. Конечно, Столыпин не мог не считаться с проделанной в министерстве до его прихода работой. Не мог он не учитывать и настроений поместного дворянства, которое по ходу революции оказалось едва ли не единственным классом, верным режиму. В мае 1906 г. на первом съезде уполномоченных дворянских обществ с докладом «Основные положения по аграрному вопросу» выступил Д.И. Пестржецкий, чиновник МВД, принимавший участие в разработке аграрных проектов.

Правительство стремилось, во что бы то ни стало отмежеваться перед дворянами от думских проектов принудительного отчуждения помещичьей земли, а потому основная часть доклада была посвящена критике таких проектов. Докладчик утверждал, что в целом по стране «за последнее время никакого реального основания для огульного наделения крестьян землею не возникло». Отдельные случаи малоземелья, говорилось в докладе, могут быть ликвидированы при помощи покупки земли через Крестьянский банк или путем переселения на окраины. В общем же должны быть предприняты меры «к улучшению и более полному использованию надельной площади» (введение многопольных севооборотов, лучшая обработка и удобрение земли, переход от общинной к личной собственности, расселение крупных деревень, уничтожение внутринадельной чересполосицы, создание хуторов). «Инициатива по введению улучшений в крестьянском хозяйстве,— подчеркивалось в докладе,— должна составить предмет главнейших забот государства и земства. Следует отрешиться от мысли, что когда наступит время к переходу к иной, более культурной системе хозяйства, то крестьяне перейдут к ней по собственной инициативе. Во всем мире переход крестьян к улучшенным системам хозяйства происходил при сильном давлении сверху». Нечто подобное, мы помним, говорил Столыпин на заседании Гродненского комитета. Эту же мысль, надо думать, он проповедовал и в министерстве.

Настроение прибывших  на съезд дворян не было единодушным.

Некоторые из них были настолько напуганы революцией, что  считали необходимым сделать  уступки. «Лучше всего сразу, не унижаясь до принудительного отчуждения, заранее  удовлетворить требования крестьян...— сказал саратовский земский деятель граф Д.А. Олсуфьев.— Мы должны добровольно идти навстречу к продаже крестьянам земли, сохраняя и за собой часть... Компромисс необходим... Как во время бури бесполезна борьба, так и здесь упрямое отношение будет гибельно для дела».

Но эти здравые рассуждения  не встретили сочувствия у большинства  присутствующих. («Дворянство Рязанской  губернии,— решительно возразил Л.Л. Кисловский,— не находится в таком  цветущем состоянии, чтобы оно могло  делать подарки и приносить жертвы.) Наоборот, когда нас выбирали уполномоченными, то нам рекомендовалось заботиться о неприкосновенности частной собственности». Путаная речь князя А.А. Крапоткина началась с ошеломляющего заявления о том, что надо «запретить народу плодиться». Затем разгорелся спор между крайними и умеренными противниками общины. Когда один из прибалтийских баронов назвал общину «рассадником социалистических бацилл», то А.А. Нарышкин возразил, что в Прибалтике общины нет, а между тем произошла «страшная революция». Б.И. Кринский заявил, что «аграрные беспорядки были только там, где существует община». На это полтавский депутат С.Е. Бразоль ответил, что в Полтавской губернии общинного землевладения почти нет, а «аграрные беспорядки» начались еще в 1902 г. Однако (большинство уполномоченных было настроено решительно против общины.) «Община — это то болото, в которое увязает все, что, могло бы выйти на простор,— сказал К.Н. Гримм,— благодаря ей нашему крестьянству чуждо понятие о праве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным шагом для крестьянства». Эти же мотивы повторялись в резких нападках на общину В.Л. Кушелева, князя А.П. Урусова, П.В. Попова. Община, подчеркивали дворянские представители, должна быть, безусловно, уничтожена.

Нападки на общину в какой-то мере были лишь тактической уловкой правого дворянства: отрицая крестьянское малоземелье, помещики стремились перевалить на общину всю ответственность за крестьянскую нищету. Кроме того, в период революции община сильно досадила помещикам: крестьяне шли громить помещичьи усадьбы всем миром, имея в общине готовую организацию для борьбы. Даже в мирное время помещик чувствовал себя увереннее, когда имел дело с отдельным крестьянином, а не со всей общиной. Вопрос о хуторах не вызвал больших прений. Сами по себе хутора и отруба мало интересовали дворянских представителей. Главные их заботы сводились к тому, чтобы закрыть вопрос о крестьянском малоземелье и избавиться от общины. Правительство предложило раздробить её при помощи хуторов и отрубов, и дворянство охотно согласилось. Правда, 29 депутатов во главе с Д.А. Олсуфьевым представили особое мнение, предостерегая против «схематически-шаблонного, однообразно-догматического решения в центральных учреждениях аграрного вопроса без достаточного внимания ко всем разнообразным бытовым, племенным, географическим и другим особенностям России». Но эти весьма резонные доводы не встретили понимания, и большинство депутатов поддержало представленные министерством тезисы, тщательно вычеркнув из них слово «малоземелье»³⁸

Между тем обстановка в стране была неопределенная. Давление дворян уравновешивалось давлением Думы и крестьянства. После  роспуска I Думы ситуация еще более  обострилась. В конце августа 1906 г. Столыпин провел мероприятия по передаче Крестьянскому банку части государственных и удельных земель для продажи крестьянам. Тем самым он приступил к исполнению своего замысла, созревшего еще в Саратове. По существу, выражаясь современным языком, речь шла о приватизации части государственного имущества.

Эти мероприятия вызвали возражения со стороны Гурко. Он считал, что казенные земли и так почти всецело были в руках крестьян, которые многие годы снимали их в аренду. Проведение такой меры, опасался он, оживит у крестьян надежды на то, что в дальнейшем они заберут в свои руки и помещичьи земли. Отношения между Столыпиным и Гурко, по-видимому, были достаточно плохими. В воспоминаниях товарища министра внутренних дел сквозит презрительно-высокомерное отношение к своему бывшему шефу. По мнению Гурко, он был «полный невежда в экономических вопросах», не имел «достаточной подготовки для того, чтобы справляться со многими фундаментальными проблемами государственной жизни» и плохо председательствовал в Совете министров (не умел резюмировать дебаты и составлять резолюции). У Гурко возникли сильные подозрения относительно дальнейших намерений Столыпина, когда известный латифундист граф А.А. Бобринский передал ему слова, сказанные мимоходом главой правительства: «Вам придется расстаться с частью своих земель, граф». У страха, как известно, глаза велики. В действительности Столыпин, думается, не допускал и мысли о полной ликвидации помещичьего землевладения. Иное дело — частичное его ограничение. М.П. Бок привела в своих воспоминаниях следующие слова отца: «Не в крупном землевладении сила России. Большие имения отжили свой век. Их, как бездоходные, уже сами владельцы начали продавать Крестьянскому банку. Опора России не в них, а в царе». Что-то похожее Столыпин, надо думать, действительно говорил — и это не было сказано случайно, под впечатлением от нескончаемых крестьянских бунтов.