Взятие Константинополя крестоносцами: взгляд современников событий

 Франки смогли  взобраться на стену и отворили  трое ворот, после чего защитники  полностью прекратили сопротивление.

13 апреля 1204 г. Константинополь  пал под ударами не очень  многочисленных, но высокопрофессиональных  западных завоевателей. 

Хорошо организованная армия  крестоносцев приняла попытку штурма города, который никогда не открывал ворота врагам. Главную роль здесь  сыграла тактика атакующих, Ж. Виллардуэн и Р. Клари пишут, что: осаждали город и с суши, и с моря. Можно отметить личную храбрость крестоносцев: во время штурма греки использовали греческий огонь – легковоспламеняющуюся жидкость, бросали камни и выливали на крестоносцев кипящее масло. Захват Константинополя стал отправной точкой гибели Византийской империи.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Отношение к жителям Константинополя и разграбление города

 

 

 

Утром 13 апреля вступил в  город Бонифаций итальянский  граф - предводитель крестоносцев, греки  просили у него пощады, но он обещал войску трехдневный грабеж и не отменил  своего слова. После того, как сопротивление защитников Константинополя было сломлено и крестоносцы вступили в город, началась резня. Затем начались массовые грабежи. Отряды крестоносцев бросились по всем направлениям собирать добычу. Магазины, частные дома, церкви и императорские дворцы были тщательно обысканы и разграблены, безоружные жители подвергались избиению. Счастливыми почитали себя те, кто успел в общей суматохе пробраться к стенам и бежать из города. По истечении многих лет, когда все уже пришло в обычный порядок, греки не могли без ужаса вспоминать о пережитых сценах, безоружные жители подвергались избиению. Счастливыми почитали себя те, кто успел в общей суматохе пробраться к стенам и бежать из города; так спаслись патриарх Каматир и сенатор Акоминат, который впоследствии картинно описал ужасные дни грабежа: «Греки искали защиты в храмах в надежде, что носители креста пощадят церкви Божии, но представители католической церкви давали добро войнам  расправляться с толпой, искавшей защиты в церкви.³⁶

Никита Хониат тоже выбрался из города. Вот как он описывает это событие: «когда мы вместе с порядочным числом наших знакомых, родственников и значительным количеством постороннего народа, примкнувшего к нашему обществу, шли таким образом своей дорогой, тащась по улицам подобно кучке муравьев, с нами встречались группы солдат, не вполне вооруженных, однако с висевшими по бокам коней длинными саблями и с заложенными за пояс кинжалами. Одни из них везли добычу, другие обыскивали попавшихся пленников, не надета ли на ком светлая одежда, скрытая под разодранным рубищем, или не таят ли они за пазухой серебра и золота, иные внимательно и упорно вонзались своими взорами в женщин, отличавшихся красотою, так, как будто намерены были тотчас же схватить их и изнасиловать».³⁷

Алчный смерч в лице крестоносцев сметал все на своем  пути. А ведь среди них были далеко не одни простые рыцари и оруженосцы. Знатные графы и бароны, а с  ними и венецианские купцы словно соревновались в жадности и изощренности в грабежах. Разоренными оказались  даже могилы византийских василевсов, включая саркофаг императора Константина I. Оттуда были похищены все драгоценности. Воины Христа громили церкви, растаскивая  любую утварь, где усматривали  хотя бы намек на драгоценный металл. Они хладнокровно разбивали раки с мощами святых и хватали, хватали, хватали… серебро, золото, драгоценные  камни. Святые же реликвии, по выражению  Никиты Хониата, просто выбрасывали «в места всякой мерзости».³⁸

За три дня безудержного разбоя рыцари убили несколько тысяч  константинопольцев. Они поджигали  дома, насиловали женщин, разрушали  великолепные памятники искусства. Три дня пьяной вакханалии превратили прекрасный город в пепелище.³⁹ Р. Клари так описал события: «и остальные ратники, которые разбрелись по всему городу, захватили изрядную толику; и добыча была столь велика, что никто бы не мог сказать вам, сколько там было золота и серебра, и утвари, и драгоценных камней, и шелковых материй, и одеяний из атласа, и одеяний на беличьем меху и подбитых мехом горностая, и всяческих драгоценных вещей, какие когда-либо имелись на земле»⁴⁰

Рыскавшие по несчастному  городу отряды военных имели, однако, в своем черном деле и достойных  конкурентов. Не менее ретиво шныряли  повсюду пронырливые католические попы. В отличие от грабителей в  латах, тащивших все подряд, воры в  сутанах охотились целенаправленно. Для них главным было добыть бесценные  константинопольские реликвии.⁴¹

Не избежал чудовищного  разграбления и главный константинопольский  собор Святой Софии. Оттуда в буквальном смысле были вывезены «священные сосуды, предметы необыкновенного искусства  и чрезвычайной редкости, серебро  и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата».⁴²

В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к  памятникам искусства, к библиотекам  и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались  на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, жгли рукописи. Многие частные лица составили себе богатства в это время, и потомство  их в течение целых столетий гордилось  похищенными в Константинополе  древностями.

Во время разграбления города, впрочем, как и за весь последующий  период правления франков (до 1261г.), погибли произведения античных художников и скульпторов, сотни лет хранившиеся  в Константинополе. Мрамор, дерево, кость, из которых были некогда сооружены  архитектурные и скульптурные памятники, подверглись почти полному уничтожению. Для того чтобы удобнее было определить стоимость добычи, крестоносцы превратили в слитки массу расхищенных ими  художественных изделий из металла.⁴³

Для того чтобы удобнее  было определить стоимость добычи, крестоносцы превратили в слитки массу расхищенных ими художественных изделий из металла. Такая участь постигла, например, великолепную бронзовую  статую богини Геры Самосской, возвышавшуюся  на одной из площадей Константинополя. Крестоносцы искрошили в куски  супругу громовержца Зевса и  т.д.⁴⁴

Затем начался ее раздел, при этом показанная и учтенная часть  составила около 400 000 марок. После  погашения долгов царевича Алексея  и платы Венеции, остаток был  разделен между крестоносцами. Каждому  рыцарю досталось по 20 марок, кавалеристам - по 10, пехотинцам по 5 марок (в дележе участвовало около 15 000 человек). Если принять во внимание еще доли Венеции, и главных вождей, то общая сумма  добычи оценивается до 900 000 марок. Лучше  всего о громадных богатствах, найденных в Константинополе, может  свидетельствовать предложение  венецианских банкиров взять на откуп  всю добычу и выплатить по 100 марок  каждому пехотинцу, по 200 кавалеристу  и по 400 рыцарю. Это предложение  не было принято, так как было сочтено  невыгодным.⁴⁵

Расхищение богатств Константинополя не ограничилось днями грабежа после взятия города. Утвердившиеся в нем на десятилетия крестоносцы постепенно переправили в Западную Европу почти все, что представляло хоть какую-то ценность. Торговля сокровищами дворцов и святынями храмов долгое время оставалась для созданной крестоносцами после захвата Константинополя Латинской империи одним из источников по полонения казны.⁴⁶

Плохая оборона города, тактика крестоносцев при штурме, нерешительность и трусость защитников города привели к тому, что столица  Византии пала и была отдана на разграбление «латинян». Хотя, крестоносцы проявляли мужество во время штурма, их варварские действия никак не оправдать. Некогда великий, самый крупный город Европы, подвергся бесчинству завоевателей. Великие богатства Константинополя, которые накапливались еще с образования города, теперь были в руках западно-христианских воителей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. ИТОГИ ВЗЯТИЯ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

 

 

 

3.1. Реакция папы на взятие Константинополя

 

 

 

Победителям, между тем, предстояла трудная задача организовать завоеванные  земли. Решено было установить, как  было и раньше, империю. Возникал вопрос о том, кто будет императором. Наиболее вероятной казалась кандидатура  Бонифация Монферратского, стоявшего, как известно, во главе Крестового похода. Но, по-видимому, против его кандидатуры высказался Дандоло, считавший Бонифация слишком могущественным и, по его итальянским владениям, слишком близким к Венеции лицом. Сам Дандоло, как дож Венеции, т. е. республики, не претендовал на императорскую корону. Тогда собравшийся совет остановил свой выбор, не без влияния со стороны Дандоло, на более далеком от Венеции и менее могущественном Балдуине Фландрском, который был избран императором и торжественно коронован. Другие греческие земли были поделены межу завоевателями.⁴⁷

Бодуэн (Балдуин) Фландрский письмом информировал Папу о взятии Константинополя и о своем  избрании императором. В этой ситуации Папа, конечно же, может только радоваться тому, что в стране водворен порядок  и католическое правление - хотя его  распоряжения и были нарушены, Провидение направило все ко благу. В ответном письме Папа «призывает все духовенство, всех государей и народы защищать дело Балдуина и выражает надежду, что  со взятием Константинопольской  империи станет легче отвоевание Святой Земли из рук неверных; в  конце письма папа убеждает Балдуина быть верным и покорным сыном католической церкви».⁴⁸ В другом письме Бодуэну Папа мягко упрекает его за непослушание, говоря, что ему было бы, конечно, радостнее видеть возращение Иерусалима христианам, чем возращение Константинополя в послушание Римской Церкви.⁴⁹

Ситуация однако значительно  меняется через несколько месяцев: «Но настроение папы изменилось, когда  он подробнее ознакомился с ужасами  разгрома Константинополя и с  содержанием договора о дележе империи. Договор носил чисто светский характер с ясной тенденцией ограничить вмешательство церкви. Балдуин не просил у папы об утверждении своего вышеприведенного императорского титула; Балдуин и Дандоло самостоятельно решили вопрос о Св. Софии, о выборе патриарха, о духовных имуществах и  т. д. Во время же разграбления Константинополя подверглись поруганию и осквернению церкви, монастыри и целый ряд высокопочитаемых святынь. Все это вызвало в душе папы тревогу и недовольство крестоносцами».⁵⁰

Папа направляет письма Бонифацио  Монферратскому и легату Пьетро Капуано, прямо осуждая произошедшее и  выражая, таким образом, свое отношение, как главы Церкви, к эксцессам 1204 г. В письме к Пьетро Капуано он пишет: «Услышав же недавно и поняв из ваших писем, что всех крестоносцев, которые задержались для защиты Константинополя от прошлого марта до нынешнего времени, ты освободил от паломнического обета и от несения креста, мы не могли не выступить против тебя, поскольку ты и не должен был и не мог никак на это покуситься, кто бы тебе ни советовал другого и каким бы образом ни совращал твой разум. Ибо они по преимуществу и прежде всего для того приняли знак Креста, чтобы направиться на помощь Святой Земле и, сбившись потом с пути, вплоть до сего дня гоняются за совершенно преходящими выгодами. 
Каким же образом Церковь греков, сколь бы она ни была поражена повреждениями, обратится к церковному единству и благоговению перед Апостольским Престолом, если в латинянах она видит только лишь пример бесчинств и темные дела, и уже по справедливости может питать к ним большее отвращение, чем к псам? Ведь те, кто не свои ей, но кого она считала ищущими Иисуса Христа, мечи, которые должны были использовать против язычников, обагрили кровью христиан и не щадили ни веры, ни возраста, ни пола; совершили кровосмешения, прелюбодеяния и разврат на глазах у людей, и не только замужних дам, но даже дев, посвященных Богу, выставили для грязной похоти. И не достаточно им, что они взяли императорские богатства и взяли трофеи крупные и мелкие, но даже, что серьезнее, к сокровищницам церквей и к их содержимому протянули они свои руки, похищая даже серебряные доски из алтарей и разламывая на куски, оскверняли храмы, уносили кресты и реликвии».⁵¹

Практически в тех же словах он обличает во втором своем письме и Бонифацио. Неверны, поэтому, утверждения  о том, что Папа не отреагировал на произошедшее: реакция последовала  сразу же, как ему стало известно о скрывавшихся до этого от него деталях захвата и разграбления города.⁵²

Таким образом, папа римский  Иннокентий III не знавший о намерениях предводителей крестоносцев, с одной стороны был рад открывшимся перспективам для католической церкви, с взятием Константинополя, а с другой он обрушивается с критикой на предводителей похода, скрывших их намерения.

 

 

 

 

 

3.2. Взятие Константинополя глазами Жоффруа де Виллардуэна и Роберта Де Клари

 

 

 

Накануне штурма Константинополя  епископы и священники, находившиеся при войске, беспрекословно отпускали  грехи участникам предстоящего сражения, укрепляя их веру в то, что овладение  византийской столицей - это правое и богоугодное дело. Жоффруа Виллардуэн подробно передает речи священнослужителей на совете вождей, созванном накануне приступа. «Епископы и все духовенство, - пишет французский мемуарист, обычно сдержанный там, где он освещает позицию папства, - все, кто подчинялся велениям апостолика, были согласны в том - и сказали это баронам и пилигримам, - что совершившие подобное убийство не имеют права владеть землей». Духовные пастыри крестоносного воинства настойчиво твердили: предстоящая война хороша и справедлива. Всем, кто намерен завоевать эту землю и подчинить ее Риму, было обещано полное отпущение грехов. "И знайте, добавляет Виллардуэн, обращаясь к читателям, - что эти увещания явились большой поддержкой как баронам, так и рыцарям».⁵³ Отсюда возникает вопрос: знал ли Иннокентий III о намерениях захватить столицу Византии? На этот вопрос трудно ответить.

Робер де Клари описывает, что, ворвавшись в византийскую столицу  и думая, что уж теперь-то борьба разгорится с большой силой, рыцари окопались лагерем вблизи стен: они  не отваживались продвигаться к центру. Каково же было их удивление, когда  назавтра они увидели, что горожане и не собираются подниматься на защиту своей столицы.⁵⁴ Примерно в тех же самых чертах описывает положение, возникшее на следующий день после вступления крестоносцев в Константинополь, и Виллардуэн. Все в войске, говорит он, готовили оружие - и рыцари и оруженосцы; каждый думал о предстоящей битве, полагая, что развернется такое сражение, равного которому у них еще никогда не происходило.⁵⁵ Воины Креста не встретили в городе никого, кто бы дал им отпор. Крестоносцам там и в самом деле не с кем было драться. Константинопольский плебс не желал отстаивать государство, воплощавшее для него социальную несправедливость.⁵⁶