Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Июня 2012 в 01:04, доклад
Великим итальянским писателем раннего Возрождения был Джованни Боккаччо (1313-1375), друг Петрарки, автор знаменитого "Декамерона". Он родился во Флоренции (или в Чертальдо близ Флореции). Отец его был предприимчивым, энергичным купцом. Поддерживая деловые связи с Неаполем, он решил отправить подраставшего Джованни в этот город, принадлежавший в то время к числу наиболее культурных и процветающих городов Италии. Здесь
Джованни предстояло заниматься коммерческими делами, а также изучать юриспруденцию. Но ни к тому, ни к другому молодой Боккаччо склонности не имел. Зато, попав к королевскому двору, он быстро осваивается в этой новой для него среде.
Она не скрывает того, что у нее любящий и достойный муж, что, родившись от
"благородных родителей",
она вела счастливую и
Памфило заверяет Фьяметту, что скоро вернется назад и уж во всяком случае останется ей верен. "В этом будь уверена, что скорее на земле засияют звезды, а небо, вспаханное быками, произрастит спелую пшеницу, чем Памфило полюбит другую женщину", - говорит опечаленной Фьяметте ее красноречивый избранник.
Однако пышные клятвы и заверения не помешали Памфило навсегда оставить
Фьяметту. С этого времени
жизнь покинутой женщины
По желанию мужа, удрученного ее меланхолией, она отправляется на прославленные байские купания. Еще в древности эти купания у подножия
Фалернских гор, неподалеку от Неаполя, являлись модным курортом, поражавшим блеском и роскошью. Модным оживленным курортом оставались Байи и во времена
Боккаччо. Но ни шумное веселье,
ни пестрая толпа не смогли побороть
печаль, овладевшую Фьяметтой. Печаль
ее даже усугублялась от воспоминания,
что в свое время она безмятежно
проводила здесь время с
Фьяметта узнала. Что слух о женитьбе Памфило оказался ложным, но что он у себя в городе полюбил другую женщину, она окончательно впадает в уныние. И только еще один раз Фьяметта была готова отречься от печали. Ей сказали, что туда, где она находилась, приехал Памфило. Но то был другой Памфило, не ее возлюбленный, и, убедившись в этом, она возвращается к своей неизбывной грусти (гл. 8).
Избегая традиционных романных эффектов, Боккаччо создал повесть, тяготеющую к повседневной жизни. Он отказался от обращения к сказочной старине, от удивительных приключений, переполнявших рыцарские романы. Читатели "элегии" без труда могли узнать свое время по многочисленным признакам неаполитанского колорита. Кто, например, из зажиточных итальянцев не стремился побывать на байских водах? Бывал там и сам Боккаччо, и близкие ему люди. Страницы, посвященные байским увеселениям, написаны прямо с натуры. Мы видим, как веселая молодежь, "расположившись над морем у высоких скал", ставит на песок столы и закусывает большой компанией, а затем танцует под музыку. Не забыто катанье на лодках и состязания в оружии, распространенные в королевском Неаполе. Фьяметта охотно описывает одежды участников этих пышных состязаний - она не упускает случая упомянуть, что они были одеты "в пурпур и в индийские ткани" (гл. 5).
Боккаччо всегда с удовольствием останавливается на красоте, на привлекательности здешнего мира. Но, конечно, в "элегии" преобладают грустные мелодии. Да автор и не стремится здесь развернуть широкое социальное полотно. Его взгляд почти исключительно прикован к чувствам
Фьяметты. Зато в сравнительно
узком кругу множество
Любопытны в связи с этим замечания кормилицы Фьяметты, представляющей в повести народную мудрость. По ее мнению необузданная страсть "пристает лишь к богатству". Она "охотнее посещает высокие дворцы, чем хижины, куда заходит редко или никогда... В простолюдинах мы наблюдаем здоровые чувства, но богачи, окруженные блеском богатства (к которому они ненасытны как и ко всему), всегда ищут большего, чем надлежит..." (гл. 1). Любя Фьяметту, жалея ее, кормилица удерживает ее от необдуманных поступков. Уверенная в том, что только "робкие души" ищут смерти и страшатся жизни, она заявляет, что "высшая добродетель - бороться с постигшими несчастьями и не бежать от грядущих" (гл. 6).
И Фьяметта не наложила на себя руки. Исполненная печали, она обращается к старинным былям. Она находит некоторое утешение в мысли, что не она одна несчастна. Ею даже овладевает гордость от убежденности в том, что страдания ее "значительно превосходят все другие". Память подсказывает ей множество женских имен, прославленных поэтами и летописцами. Тут и злосчастная
Библида, и преступная Мирра, волею богов обращенная в дерево, и Тисба, потерявшая Приама, и Дидона, покинутая Энеем. И Геро, лишившаяся Леандра, и
Изотта, не смогшая пережить Тристана, и проливавшие горькие слезы Иокаста,
Софонисба, Корнелия, Клеопатра и многие другие (гл. 8).
Эта классическая эрудиция Фьяметты подчас смущала критиков. Но действие повести происходит во времена Боккаччо и Петрарки, когда образованность уже начала измеряться именно классической эрудицией. Ведь отмечал же Петрарка в одном из своих писем 1352 г. ("Книга писем о делах повседневных", XIII, 7), что не только итальянские правоведы и врачи увлечены великими поэтами древности. "Плотники, суконщики, земледельцы, забросив плуги и прочие орудия своих искусств, бредят музами и Аполлоном" . В другом письме от 1359 г. Петрарка подробно рассказал об одном золотых дел мастере, который был так увлечен его творениями, что забросил свое ремесло и на склоне лет занялся гуманистическими штудиями. Такова была атмосфера раннего
Возрождения в Италии.
К тому же за героиней повести стоял сам Боккаччо, подобно Петрарке, влюбленный в классическую старину. И когда он вместе с Фьяметтой в финале повести сплетал длинную гирлянду из женских имен, прославленных в мифах и легендах, он поднимал историю своей современницы, а с ней вместе и все время на эпическую высоту. Кусок обыденной человеческой жизни становится достоянием высокой легенды. Стирались грани между Дидоной и неаполитанкой
XIV в. Правда человеческой
жизни обретала безусловную
Она уже могла выступать сама по себе без всякого исторического маскарада.
Что же касается до классических имен, то они только указывали на неизменность человеческих чувств, на их несомненную реальность, на то, что уже в мифах человек во многом являлся мерилом вещей, а боги как бы вырастали из его реальных земных свойств.
Поэтому когда по воле Боккаччо в горнице Фьяметты появляется сама Венера, богиня любви, окруженная сиянием, с миртами в золотых волосах (гл. 1), нас это вовсе не удивляет. Ведь Фьяметта уже стоит на пороге большой любви, и
Венера как бы олицетворяет ее внутренний голос. Да и что такое любовь? По словам золотоволосой богини, "все подчинено природе, ничто от нее не свободно, она же покорствует любви".
Во Флоренции Боккаччо написал и самое свое значительное произведение - книгу новелл "Декамерон" (1348-1351). Нет сомнения, что от веселой жизни при неаполитанском королевском дворе он продолжал вспоминать с удовольствием. Ведь с Неаполем связана и его пылкая любовь к Фьяметте. Но апологетом феодальных порядков Боккаччо безусловно не стал. Уже в ранних своих произведения, напоминавших рыцарские романы, он ставил личные достоинства человека выше знатности и прочих сословных прерогатив.
Пополанская Флоренция являлась
его естественной отчизной. Здесь
начало формироваться его
Боккаччо возвращение в родной дом.
О Флоренции он писал восторженно
в "Амето": "А в наши дни, достигнув
могущества, какого прежде не знал, [город]
занял обширнейшее
К "жирному народу" принадлежал и отец Боккаччо, выходец из крестьянской среды, в то время, когда посылал сына в Неаполь изучать торговое дело.
Вскоре он разорился, а затем умер. Не питая склонности к коммерции,
Боккаччо начал служить
республике в качестве дипломата, а
также много делал для
С Флоренцией связан непосредственно и "Декамерон". Флоренция в "Декамероне" не условное место действия. Это доподлинная Флоренция XIV в., с ее социальным укладом, с ее людьми, среди которых встречаются известные мастера культуры, с событиями, оставившими по себе добрую и недобрую память.
К числу таких событий
относится эпидемия чумы, обрушившаяся
"на лучший город в Италии" в
1348 г. и унесшая огромное количество
человеческих жизней. С описания чумы
Боккаччо и начинает свою книгу. Он
пишет об этом как очевидец, хорошо
зная, что среди читателей "Декамерона"
могут быть и, наверное, есть люди, пережившие
в недалеком прошлом это
Он говорит об симптомах болезни и о ее неумолимом развитии. О том, как на переполненных кладбищах "рыли преогромные ямы и туда спускали целыми сотнями трупы, которые только успевали подносить к храмам. Клали их вряд, словно тюки с товаром в корабельном трюме, потом посыпали землей. Потом клали в один ряд - и так до тех пор, пока яма не заполнялась доверху" .
Никто еще не писал подобным образом до Боккаччо, смело нарушившего требования литературного этикета.
Но, пожалуй, самым горестным следствием моровой язвы явился тот нравственный хаос, который на время воцарился во Флоренции. Врачи и служители церкви бессильны были перед грозной стихией. Чума разрывала и извращала естественные человеческие отношения. Одни запирались в своих домах, другие проводили свое время в оргиях. Никто не занимался полезным трудом. "Бедствие вселило в сердца мужчин и женщин столь великий страх, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата, а бывали случаи, что и жена мужа, и, что может показаться совсем уже невероятным, родители избегали навещать детей своих и ходить за ними, как если бы то не были родные их дети" (Вступление).
Этому миру страха, душевной опустошенности и нравственного распада Боккаччо противопоставил семерых молодых женщин и троих молодых людей, как-то встретившихся в чтимом храме Санта Мария Новелла. По словам писателя, были они связаны между собой "дружбой, соседством, родством", "рассудительные, родовитые, красивые, благонравные, пленительные в своей скромности". Были они образованными, отлично владевшими словом, наделенными художественным чутьем. Приняв решение покинуть зачумленный город, они удаляются в принадлежащие им загородные имения и там проводят время среди благопристойных развлечений, окруженные цветущей природой и превосходными архитектурными сооружениями. Здесь звучат пленительные звуки лютни и виолы, раздаются песни, юноши и девушки движутся в медленном круговом танце.