Политические взгляды славянофилов (А.Кошелев, И.Аксаков, И.Киреевский, Ю.Самарин). Русские идеи

Русский историк С. Соловьев, который удачно схватывал черты  человеческого характера, говорил  об Аксакове: могучее существо, с  громким голосом, откровенное, чистосердечное, талантливое, но чудаковатое. Аксаков  был человеком атлетического сложения. Погодин метко назвал его печенегом (кочевником степей). В то же время до конца дней в Аксакове было что-то детское, младенческое. Он не был женат и всегда жил с матерью и отцом, которого обожал. Сергей Тимофеевич Аксаков умер 30 апреля 1859 г. Смерть отца губительно повлияла на любящего сына: туберкулез легких покончил с ним 7 декабря 1860 г. на острове Занте (Греческий архипелаг).

В своих исторических работах  Аксаков оспаривает Эверса и С. Соловьева, которые утверждали, что на заре русской истории общественная ячейка состояла из группы родственников. По его мнению, клан не следует отождествлять  с семьей. Развитие клана столкнулось  с развитием семьи и государства. Общественная структура, характерная  для славян, и особенно русских, сочетает в себе высокоразвитую семью не с  клановой или патриархальной системой, а с общинным политическим строем, опирающимся на волю народа. У русских  славян это можно видеть по тому, как было образовано государство  путем призвания варягов, и на примере вече, а позднее земских  соборов.

Русский народ, по мнению Аксакова, видит серьезную разницу между  страной и государством. «Страна» в народном понимании означает общину, которая живет по внутреннему  нравственному закону и предпочитает путь мира, следуя учению Христа. Только воинственные соседи вынудили в конце  концов русский народ создать  государство. Для этой цели русские  призвали варягов и, отделив «страну» от государства, вверили политическую власть выборному монарху. Государство  функционирует в соответствии с  внешним законом: оно создает  внешние правила поведения и  извлекает пользу из принуждения. Преобладание внешней справедливости над внутренней характерно для Западной Европы, где  государство возникло на основе завоеваний. В России, наоборот, государство  образовалось на основе добровольного  призвания варягов. С тех пор  существует в России союз между «страной и государством». «Страна» обладает совещательным голосом, силой «общественного мнения», однако право на принятие окончательных решений принадлежит монарху (примером могут служить отношения между земским собором и царем в период Московского государства). Реформы Петра Великого нарушили этот идеальный порядок. Аксаков сначала превозносил Петра Великого как освободителя русских «от национальной ограниченности», но впоследствии возненавидел его реформы (см., например, поэму «Петру» в «Руси», 1881), хотя и продолжал оставаться противником национальной ограниченности. Аксаков считал, что русский народ выше всех других народов именно потому, что в нем больше всего развиты общечеловеческие принципы и «дух христианской гуманности». Западные народы страдают национальной исключительностью или ее противоположностью – космополитизмом, т.е. отрицанием национального принципа; и то и другое ошибочно.

К. Аксаков идеализировал  русскую историю сверх всякой меры. Он говорил, что русская история  является «всеобщей исповедью» и  что «ее можно читать так же, как житие святых». О скромности русского народа говорит тот факт, что все свои победы и достижения он приписывает не себе, а воле божией. Русские не сооружают памятников в честь народа и его великих  людей, а славят бога молебнами, шествиями  и воздвигают церкви. Ненависть Аксакова к Западной Европе была такой же сильной, как и любовь к России. Киреевский и Хомяков, указывая на пороки западной цивилизации, в то же время  признавали ее достоинства. Они любили западную цивилизацию и настаивали на необходимости синтезирования ценных элементов западного и русского духа. К. Аксаков видел только темные стороны западной цивилизации: насилие, враждебность, ошибочную веру (католицизм и протестантизм), склонность к театральным  эффектам, «слабость».

Аксаков полагал, что основы высокой нравственности русской  жизни следует искать в крестьянстве, которое еще не испорчено цивилизацией. Эту идею он выразил наиболее ярко в своей комедии «Князь Луповицкий». Князь, живя в Париже и являясь  поклонником западноевропейской культуры, решает отправиться в свое имение в Россию, чтобы заняться просвещением крестьян и одарить их «благами цивилизации». Так, например, он говорит своим друзьям, что русский крестьянин, если он хочет помочь нищему, дает ему копейку на улице. Это, по словам Луповицкого, примитивно, так как в Западной Европе организуют благотворительные балы и концерты, сборы от которых распределяют среди нуждающихся. Князь приезжает в свою деревню, вызывает управляющего Антона и беседует с ним. Между прочим, Луповицкий советует Антону устроить в деревне крестьянские танцы с приношением в пользу бедных. Антон отвечает, что деньги для бедных собираются в церкви и что если танцы будут организованы, то они потратятся не ради бога, а ради увеселения. На предложение князя снабдить крестьян различного рода книгами, Антон отвечает, что крестьяне при случае читают очень хорошие религиозные книги, однако таких книг в деревне слишком мало; если князь купит их, то это принесет, несомненно, большую пользу. Князь крайне заинтересовался тем, как деревенская сходка решит вопрос о выделении рекрута для армии. На сходке предложено послать на службу молодого человека Андрея, сироту, но за него вступается всеми уважаемый крестьянин. Этот крестьянин говорит, что вся община должна выступить против несправедливости и защитить сироту Андрея. У управляющего Антона много сыновей, но все крестьяне любят его и не хотят огорчать. Итак, деревенская сходка находит выход, приемлемый для всех, хотя он и приносит денежные расходы для всех общинников. Принято решение уплатить за «волю рекрута» 800 рублей серебром. Здесь Аксаков старается наглядно показать, что крестьяне обладают религиозно-нравственным мировоззрением благодаря православной вере, что в разрешении социальных вопросов они руководствуются справедливостью и соблюдают интересы всей общины в целом и каждого общинника в отдельности.

В своем критическом очерке, посвященном Аксакову, С. Венгеров писал, что высокие качества, которые  Аксаков приписывал русскому народу, могут быть названы «демократическим альтруизмом». Венгеров также писал, что Аксаков был проповедником «мистического демократизма».

К. Аксаков выступал против ограничения самодержавной власти царя, будучи в то же время сторонником  духовной свободы индивидуума. Когда  в 1855 г. на трон взошел Александр II, Аксаков  представил ему через графа Блудова  «Записку о внутреннем состоянии  России». В

«Записке» Аксаков упрекал  правительство за подавление нравственной свободы народа и деспотизм, который  привел к нравственной деградации нации; он указывал, что крайние меры могут  только сделать в народе популярной идею политической свободы и породить стремление к достижению свободы  революционным путем. Ради предотвращения подобной опасности Аксаков советует царю даровать свободу мысли и  слова, а также возвратить к жизни  практику созыва земских соборов.

Изучение философских  и политических теорий славянофилов старшего поколения – И. Киреевского, А. Хомякова, К. Аксакова и Ю. Самарина – показывает, насколько несправедливо  обвинять их, как это часто делается, в принадлежности к политической реакции. Все они были убежденными  демократами и считали, что славяне, в частности русские, особенно способны к претворению в жизнь демократических  принципов. Правда, славянофилы защищали самодержавие и не придавали большого значения делу политической свободы. В  этом вопросе они прямо отличались от западников, которые хотели, чтобы  Россия в своем политическом развитии шла по пути Западной Европы. Конечно, учение славянофилов содержит три принципа, которые были провозглашены в  качестве устоев русской жизни реакционным  министром народного просвещения (1833 -1849) при Николае I графом Уваровым: православие, самодержавие, народность. Однако славянофилы старшего поколения  истолковывали эти принципы в  своеобразном, но отнюдь не реакционном  смысле. Русский историк Милюков, западник и ученый, известный своим  беспристрастием, решительно утверждает, что славянофилы старшего поколения  совсем не реакционеры. Он говорит, что под православием они понимали свободное сообщество верующих христиан. Славянофилы старшего поколения были сторонниками самодержавия: они рассматривали государство как мертвую, исключительно внешнюю форму, которая дает народу возможность посвятить себя поискам «внутренней правды». Ради достижения этой цели они требовали дарования гражданских свобод – свободы совести, свободы слова, свободы печати. Народ в их представлении не пассивный материал для приложения правительственных мер, а активная сила, развивающаяся в соответствии со своими собственными внутренними законами. Свобода самоопределения народа может быть нарушена, но не может быть уничтожена.

Неудивительно, что цензура  относилась к славянофилам с подозрением  и мешала им свободно выражать свои мысли в прессе. Вот почему, полагает Милюков, славянофилы не смогли ясно показать в печати различие между  их учением и реакционными взглядами  проф. Шевырева и Погодина. Гершензон  в своей книге «Исторические  записки» ясно показывает, насколько  несправедливым было толкование западниками  идеалов славянофилов старшего поколения.

Юрий Федорович Самарин (1819 – 1876), сын камергера, учился с 1834 по 1838 г. на филологическом факультете Московского университета. Написав  свою диссертацию «Стефан Яворский и Феофан Прокопович», Самарин приступил  к изучению философии Гегеля и  настолько ею увлекся, что хотел  отказаться от своих прежних взглядов. Тогда он говорил, что «православная  Церковь не может существовать вне  философии Гегеля». Однако к 1844 г. Хомяков  исцелил его от этого увлечения  философией Гегеля и сделал приверженцем идей славянофилов.

Самарин посвятил свою жизнь  политической и общественной деятельности. Он принимал участие в разработке проекта освобождения крепостных и  вел тяжелую борьбу против претензий  немцев в прибалтийских губерниях. В конце своей жизни (1876) Самарин, находясь в Берлине, познакомился с теориями о происхождении религии Макса Мюллера и написал две статьи. В этих статьях, опубликованных в Германии, он возражал Максу Мюллеру. Русский перевод указанных статей находится в VI томе сочинений Самарина, изданных под редакцией его сына Д. Самарина. В этих двух статьях и письме к своему брату Самарин писал: «...сердцевина понятия о Боге заключает в себе непосредственное ощущение его действия на каждого человека – начальная форма и предпосылка дальнейшего откровения. Стало быть, у религии вообще и у естественных наук одна почва: личный опыт» (485 – 505). «..высокое значение, которое человек с полным правом придает своей личности, не может ни на чем другом основываться, как на идее Промысла, и не иначе может быть логически оправдано, как предположением Всемогущего Существа, которое не только каждого человека доводит до сознания нравственного призвания и личного долга, но вместе с тем и внешние, от субъекта совершенно не зависящие события и обстоятельства его жизни располагает таким образом, что они находятся и пребывают в определенном, для человеческой совести легко познаваемом отношении к этому призванию. Только при условии признания такого рода отношения между тем, чем человек должен быть, и тем, что с ним случается, каждая человеческая жизнь слагается в разумное целое» (507).

Протест, поднятый дилетантом Самариным против теории знаменитого  ученого, представляет особый интерес. Концепция Самарина о происхождении  религии дает этой проблеме истинно  научное разрешение. В то же время  широко распространенные в XIX в. теории Спенсера, Макса Мюллера, Тейлора  и других являются псевдонаучными. Согласно этим теориям, религия на раннем этапе своего развития была политеистической, а переход к монотеизму совершался медленно и постепенно. В 1898 г. Андрей Ланг в книге «Становление религии» [1], а после него Вильгельм Шмидт  в работе «Der Ursprung der Gottesidee» («Происхождение идеи бога») на основании этнографических  изысканий показали, что религия  наиболее примитивных племен является монотеистической по своему характеру. Таким образом, они заложили прочные основы научного разрешения этой проблемы. Конечно, если бог – творец мира и человека – существует, то естественно считать, что источником религии является религиозный опыт, который в силу своей глубины и чистоты приводит к идее об едином всемогущем существе. По мере усложнения жизни человека эта идея дополняется различными искажающими ее представлениями.

3 КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС В РАБОТАХ КОШЕЛЕВА

В первой половине XIX в. Россия еще оставалась аграрной страной. Основную массу населения составляли крестьяне, большинство которых принадлежало помещикам и находилось в крепостной зависимости. В решении крестьянского вопроса Россия значительно отставала от других европейских государств. Личная зависимость крестьян от помещиков и их незаинтересованность в результатах труда делали сельское хозяйство менее эффективным. Назревшая необходимость изменения существующего положения стала очевидной уже во второй половине XVIII в. В начале XIX в. правительство попыталось прикрыть наиболее уродливые и порицаемые обществом формы крепостничества. Так, было запрещено печатать в газетах объявления о продаже крепостных, в 1803 г. издан указ о вольных хлебопашцах.

При Николае I крестьянский вопрос обострился еще больше. Передовые общественные деятели требовали его немедленного решения. Крестьяне выражали свое недовольство волнениями (за время царствования Николая I насчитывают не менее 556 крестьянских волнений, часто – целых сел и волостей¹), большую часть которых пришлось усмирять не простыми полицейскими средствами, т. е. путем выезда полицейского начальства и простой порки крестьян, а путем вызова воинских команд, часто кровопролитием. Это показывает, что действительно спокойно на эту ситуацию смотреть нельзя было даже с точки зрения государственной безопасности. Поэтому крестьянский вопрос занимал далеко не последнее место в царствование Николая I. Для изыскания средств к улучшению положения крестьян несколько раз созывались Секретные комитеты, членами которых были высшие государственные чиновники по выбору императора, связанные подпиской о неразглашении сведений о своих занятиях. Николай I ставил перед Секретными комитетами вопросы, связанные как с выработкой общих принципов переустройства деревни, так и с созданием частных законодательных актов. Секретные комитеты возникали по усмотрению императора, и деятельность большинства из них была бесплодной.

Крестьянский вопрос волновал в это время не только правительство, но и общественных деятелей, многих помещиков. К исходу 1830-х гг. русское  общество как бы очнулось от долгого  затишья, наступившего после 14 декабря 1825 г., и начался удивительный взлет  общественной мысли. В сороковые годы XIX в. атмосфера, царившая в обществе, была более живой, более либеральной, хотя общественное оживление было относительным. Основы николаевского строя не изменились; он по-прежнему опирался на военную и чиновную бюрократию, от подданных требовалось слепое и беспрекословное подчинение, исправно работал репрессивный аппарат III Отделения, официальная идеология внушала мысль о величии России и о скорой гибели Запада. Все было как в тридцатые годы XIX в. Но режим приобрел уверенность, которой ему не хватало в последекабристское время, стал чуть беспечен. Вольные разговоры в избранных гостиных становились известны, но не казались опасными. Именно в это время в московских гостиных вспыхнул спор о России, поводом к которому стала публикация «Философического письма» Чаадаева. Года три – четыре спустя в Москве были высказаны новые воззрения на судьбу России, на характер русского исторического развития в его взаимосвязи с западноевропейским. Соответственно своим воззрениям участники московских бесед постепенно соединились в два кружка: западников и славянофилов. Об их спорах сказано немало, но о чем бы эти споры ни велись и какие бы формы они не принимали, в конечном счете, они сводились к обсуждению разных аспектов главного общественного вопроса – вопроса о крепостном праве. Московские споры сыграли исключительную роль в пробуждении общественного внимания к народу, к русской крепостной деревне.