Путь к единой культуре

Об одном важном последствии новой восприимчивости (отбрасывающей представление Мэттью Арнольда о культуре) уже упоминалось -- а именно, что разделение между «высокой» и «низкой» культурой кажется все более и более бессмысленным. Ибо такое разделение -- неотделимое от аппарата Мэттью Арнольда -- просто не имеет смысла для творческого сообщества художников и ученых, занятых программированием ощущений, не заинтересованных в искусстве как в виде морального журнализма. В любом случае, искусство всегда было больше этого.

Еще одним способом охарактеризовать настоящую культурную ситуацию в ее самых творческих аспектах было бы говорить о новом отношении к удовольствию. В одном смысле, новое искусство и новая восприимчивость открывают довольно смутный вид на удовольствие. (Великий современный французский композитор Пьер Булез озаглавил свое важное эссе двадцатилетней давности «Против гедонизма в музыке».) Серьезность современного искусства препятствует удовольствию в его привычном смысле -- удовольствие от мелодии, которую можно мычать, выйдя из концертного зала, от персонажей романа или пьесы, которых можно узнать, с которыми можно идентифицировать себя и которых можно препарировать в терминах реалистических психологических мотивов, от прекрасного пейзажа или драматического момента, представленного на холсте. Если гедонизм означает поддерживание старых способов, которыми мы находим удовольствие в искусстве (старые сенсорные и психические модальности), тогда новое искусство -- антигедонистично. Когда границы вашего сенсор ума раздвигаются, или когда им бросается вызов, то вам больно. Ушам больно от новой серьезной музыки, новая живопись не предлагает изящного услаждения для глаз, новые фильмы и немногие интересные произведения новой прозы воспринимаются не легко. Самая распространенная жалоба по поводу фильмов Антониони или повествований Беккета или Берроуза -- то, что их тяжело смотреть или читать, что они «скучны». Но заряд скуки, на самом деле, лицемерен. В некотором смысле, такой вещи как скука не существует. Скука -- это всего лишь еще одно название для определенных видов фрустрации. А новые языки, на которых говорит интересное искусство нашего времени, у восприимчивости большинства образованных людей вызывают фрустрацию.

Однако цель искусства -- всегда, в конечном счете, приносить удовольствие: хотя нашей восприимчивости может понадобиться время, чтобы догнать те формы удовольствия, которые предлагает искусство в данное время. К тому же, можно сказать, что, балансируя видимым анти-гедонизмом серьезного современного искусства, современная восприимчивость больше чем обычно вовлечена в поиски удовольствия в знакомом смысле этого слова. Поскольку новая восприимчивость требует меньше «содержания» в искусстве и более открыта удовольствиям «формы» и стиля, она еще и менее подвержена снобизму, морализаторству -- в нем она не требует, чтобы удовольствие в искусстве обязательно ассоциировалось с образовательностью. Если искусство понимается как форма дисциплины чувств и программирования ощущений, то чувство (или ощущение), испускаемое картиной Раушенберга, может быть похоже на чувство от песни СЬЮПРИМЗ. Живость и элегантность «Взлета и падения Легз Даймонд» Бадда Бёттихера или стиль пения Дионн Уорвик можно оценивать в комплексе события, поставляющего удовольствие. Они испытываются без снисходительности.

Этот последний пункт, мне кажется, следует подчеркнуть. Ибо важно понимать, что теплые чувства, которые многие молодые художники и интеллектуалы питают к популярным искусствам, -- это не новое мещанство (как часто заявлялось) и не вид анти-интеллектуализма или какого-то отречения от культуры. Тот факт, что многие из самых серьезных американских живописцев, например, -- к тому же еще и поклонники «нового звука» в популярной музыке, -- НЕ результат поиска простого отвлечения или расслабления; это не то, когда, например, Шёнберг играет в теннис. Это отражает новый, более открытый способ смотреть на мир и на вещи в этом мире, нашем мире. Это не означает забвения всех стандартов: есть огромное количество глупой популярной музыки, так же, как и поверхностных и претенциозных «авангардных» картин, фильмов и музыки. Дело в том, что существуют новые стандарты: новые стандарты красоты, стиля и вкуса. Новая восприимчивость плюралистична с вызовом; она посвящает себя как мучительной серьезности, так и веселью, остроумию и ностальгии. Она также в крайней степени осознает историю; и ненасытность ее энтузиазма (и сменяемость его форм) -- высокоскоростная и беспорядочная. С командной позиции этой новой восприимчивости красота машины или решения математической проблемы, картины Джаспера Джонса или фильма Жана-Люка Годара и личностей и музыки БИТЛЗ -- равно доступна.

Заключение:

* Понятие Мэттью Арнольда о культуре определяет искусство как критику жизни -- что понимается как проповедование моральных, социальных и политических идей.

* Марлоу говорил, что каждый вид культуры нужно рассматривать как попытку приспособиться к изменяющейся окружающей среде и приобрести в ней энергетические преимущества над другими. Этот подход показывает, что культур генез связан с эволюцией мозга гоминид, достигшего наибольшего объема у человека. Согласно модели С. Лема, культура понимается как игра и появляется потому, что природа является ареной возмущений и непредсказуемых изменений. Становление культуры является результатом необратимой эволюции биосферы, длительного процесса взаимодействия биологической и социальной эволюции, именно человек выступает единственным субъектом культуры, одновременно создавая ее и формируясь под ее воздействием. Мир культуры связан с процессом перехода от животного к человеку, переход от инстинктивных, рефлекторных реакций животного на мир к неопределенности человеческого знания.

Список используемой литературы:

1. Гелиобиология А.Л. Чижевского - http://www.biosense.ru/bsens-780-1.html.
2. Интернет источники .
3. .Информационный портал [Электронный ресурс]/ Режим доступа: http://kurs.znate.ru/docs/index-142056.html?page=8 – Дата доступа: 08.12.2013.