Гендерные исследования в западной социологии ХХ века

В процессе распространения  курсов исследований женщин в 80-х годах  в западных университетах обнаружилась нерелевантность созданных моделей опыту женщин-представительниц другой культуры. Цветные феминистки и феминистки неевропейских стран сформулировали тезис об иерархии женщин и гегемонии западной модели феминизма. Этот факт признается и лидерами исследований женщин. В связи с этим внимание сместилось к контекстам, определяющим различия (женского) опыта и его смыслов. В то же время развивается множество версий европейской феминистской мысли – французская школа, итальянская, немецкая, британская, скандинавская и пр.

Итак, гносеология гендерных  исследований сводится к конструктивизму, согласно которому в социально сконструированном мире не существует «женского» как природного и неизменного. Гендеров много, а знание – это когнитивная практика, т.е. в каждой конкретной ситуации нужно анализировать, кто изучал, что, когда и почему. Эта позиция отрицает гранд-теорию женственности, но вместе с тем исходит из наличия группового гендерного опыта, например, черных женщин низшего класса или гомосексуалистов в Японии. Социальные и политические контексты, вводимые через пересечение категорий расы, класса и возраста, принципиальны для понимания гендерных отношений господства и власти. Углубление идеи конструирования приводит в 90-х годах к включению в гендерный анализ проблем культуры и языка [15, с. 46].

Поворот исследовательского интереса от уровня структур к уровню действий, к социологии повседневности, позволил феминистским теоретикам инкорпорировать  идеи социального конструирования реальности в анализ гендерных отношени. Драматургический интеракционизм и этнометодология вписывается в русло «социально-конструктивистского поворота» в социальных науках и радикализируется в гендерных исследованиях. В этой перспективе гендер понимается как социально-сконструированное отношение связанное с категоризацией индивидов по признаку пола. Микросоциология концентрирует внимание на уровне повседневных взаимодействий, посредством которых производятся разные гендерные отношения в разных культурах.

Теория социального  конструирования гендера основана на различении биологического пола и социальной категории принадлежности к полу. Гендер определяется как работа общества по приписыванию пола, которая производит и воспроизводит отношения неравенства и дискриминации. «Женщины» (как и «мужчины») более не рассматриваются как недифференцированные категории, напротив, категория различия становится основной в определении женственности и мужественности. Различия задаются через контексты возраста, расы и сексуальной ориентации [15, с. 53].

Социологи-конструктивисты  обращаются к тому, как воспроизводится гендерное неравенство в повседневном взаимодействии «здесь и сейчас». Американские феминистские социологи Кэндес Уэст и Дон Зиммерман утверждают, что создание гендера происходит постоянно во всех институциональных ситуациях на микроуровне. Вслед за Ирвином Гоффманом они считают, что отнесение индивидов к той или иной категории по признаку пола является существенно значимым для социально компетентного («подотчетного») поведения [17, с. 72]. Успешная коммуникация опирается, как правило, на возможность однозначной идентификации пола собеседника. Однако, категоризация по признаку пола, далеко не всегда однозначна и не обязательно соответствует биологическому полу индивида. Приписывание пола происходит согласно правилам создания гендера, принятым в данном обществе и выражаются в гендерном дисплее. Понятие гендерного дисплея используется авторами для утверждения социальной сконструированность не только гендерных различий, но и биологического пола.

Итак, гендерный подход развивается как феминистская критика основных направлений социологии. Однако под влиянием феминистской критики в настоящее время в западной социологии произошли такие изменения, которые уже не позволяют отделить тематику отношений полов от собственно гендерного подхода. В настоящее время гендерные исследования в области социологии сталкиваются с теми же проблемами, что и социологическое знание в целом, а именно с проблемой соотношения уровней структур и действия, с полемикой символического интеракционизма и этнометодологии, с одной стороны, и структурализма и функционализма, с другой. Варианты решения этой проблемы мы можем найти в объединительной парадигме, вслед за сторонниками которой (такими как П.Бурдье и А.Гидденс) [3, с. 29], в рамках гендерных исследований осуществляется попытка сочетания уровней структур и действия. Попытку концептуализировать гендерные отношения в рамках объединительной парадигмы делает австралийский социолог Роберт Коннелл [2, с. 110]. Анализ практик позволяет исследовать как через социальные взаимодействия на микроуровне осуществляется конструирование социальных отношений. Анализ структур дает возможность исследовать ограничения макроуровня, которые являются условиями осуществления практик. В рамках данного подхода гендерные отношения рассматриваются как процесс; структуры складываются исторически, а способы структурирования гендера многообразны и отражают господство разных социальных интересов.

Таким образом, различение исследований женщин и гендерных  исследований на Западе отражает развитие и смену методологии феминистского подхода. Если структурно-функциональный анализ стал познавательным инструментом либерального феминизма, то когнитивной практикой радикальной ветви женского движения стали марксизм и психоанализ  – теории, которые легли в основу исследования женщин. В них подчеркивались отношения власти, неравенства, дискриминации, особенности женского опыта, его отличия от мужского и необходимость его озвучивания и изучения.

Гендерные исследования начали институциализироваться в 80-е  годы в связи с развитием социально-конструктивистского и постструктуралистского подхода, с одной стороны, и движения цветных феминисток – с другой. В центре их внимания находятся механизмы создания и воспроизводства множественного гендерного неравенства.

И исследования женщин, и гендерные исследования развиваются в русле феминистской традиции. При этом часто «исследователи женщин» критикуют гендерный подход именно на основании неприятия самоназвания [19, с. 46]. Согласно этой критике, изменение самоназвания исследовательского направления на «гендерные исследования» означает измену феминистскому движению, поскольку термин «гендер» в публичном дискурсе воспринимается как менее радикальный и более политически нейтральный, чем термины, «женщина», «феминизм» и «патриархат».

3 Объединительная парадигма как новый виток в развитии гендерной социологии

Гендерные исследования в мировой социологии вырастают  как критическая теория основного  классического и постклассического  дискурса. Однако сам «западный» дискурс  только «входит» в Российское интеллектуальное пространство в последнее десятилетие. Если в мировой социологии можно говорить о некотором (псевдо) поступательном развитии социологического знания, при котором одна теория заменяла другую, а последующая предыдущую «снимая» противоречия и критику, то в современном российском дискурсе одновременно и параллельно возникают концепты и модели, относящиеся к различным хронотопам. В области гендерных исследований разные парадигмы также развиваются одновременно – полоролевой подход сосуществует с его радикальной критикой, социально-конструктивисткие исследования проблематизируют категорию женского опыта, который еще не стал устоявшимся предметом исследования. Дискурсивная открытость означает освоение и ревизию текстов, написанных на основе иного опыта в условиях пересекающихся дискурсивных потоков. Только начинающееся становление социологии гендерных отношений уже проблематизирует свои основания и претендует на междисциплинарность. В этом заключается когнитивный эффект новизны гендерного подхода в российской социологии [9, с. 23].

Гендерный подход на Западе формировался как когнитивная практика женского движения. В России женское  движение не является массовым и политически  сильным, и, тем не менее, оно вырабатывает новые способы осмысления положения полов в обществе, а также формирует запрос на теоретическую разработку данной тематики. Не менее важной, с нашей точки зрения, для формирования гендерных иссследований в России является дискурсивная проблематизация гендерных отношений в период постсоветской трансформации. Масштабные социально-культурные и политические изменения российского общества в последнее десятилетие включают изменение статусных позиций различных социальных групп и категорий граждан. В сфере гендерных отношений эти изменения приводят к таким явлениям, как изменение структуры семьи, изменение системы социальных гарантий, изменение положение женщин и мужчин в сфере экономки и политики и в приватной сфере. Проблематизация гендерных отношений в публичном дискурсе приводит к росту исследовательского и общественного интереса к тематике.

В ситуации дискурсивной открытости и проблематизации гендерных  отношений именно социология оказывается  сензитивной (чувствительной) к гендерным  исследованиям, в рамках которой  «гендер» и «различия полов» становятся «полезными категориями анализа» [9, с. 24]. Становление гендерного подхода – происходит посредством выбора исследовательской стратегии, предполагающей выбор некоторой теории, методологии и методов исследования.

В силу открытости, плюрализма, новизны и изменчивости российского дискурса о гендерных отношениях в современной российской социологии сосуществуют несколько стратегий гендерных исследований (или несколько вариантов гендерного подхода). Можно назвать такие из них, как структурный подход в функциональном или марксистском вариантах и социальный конструктивизм. Гендерный подход может стать «полезной методологией социального анализа» (если перефразировать Дж. Скотт), если он будет опираться на объединительную парадигму социологии, которая может быть названа структурно-конструктивистским подходом [9, с. 26]. Структурно-конструктивистский подход в гендерных исследованиях предполагает сочетание двух концептов – социального конструирования гендера и гендерной композиции. Первый концепт рассматривает динамическое измерение гендерных отношений на микроуровне – процесс создания и воспроизводства пола/гендера в процессе взаимодействия. Второй – концентрируется на структурных факторах, определяющих рамки гендерных отношений. Сочетание этих подходов создает методологический инструмент, пригодный для анализа микро и макроувней социального мира и их взаимопроникновения. Структурные факторы системы гендерных отношений задают институциональные возможности, в рамках которых происходит воспроизводство полоролевого поведения. Социальная дифференциация в разнообразных сферах общественной жизни воспринимается как набор объективных предписаний и реализуется в механизмах взаимодействия и социализации посредством таких институтов как семья, школа, ближайшее окружение, СМИ и сфера занятости, политика и пр.

Структурно-конструктивистский подход к анализу гендерных отношений  разрабатывается Р. Коннеллом [9, с. 27]. Проблема организации гендерных отношений рассматривается им как процесс взаимодействия агента и социальных структур, где структура складывается исторически, и тогда женственность и мужественность предстают как постоянно создаваемые идентичности. Этот подход исходит из признания власти как измерения гендерных отношений и рассматривается как основание практической политики, исходящей из нового понимания субъекта как агента и действующего лица, ограниченного структурами и изменяющего их (по аналогии с Бурдье и Гидденсом).

В рамках объединительной  парадигмы Р.Коннелл разрабатывает  теорию «гендерной композиции». Гендерная композиция – это социальная реальность, представленная как система структурных возможностей для старых и новых гендерных практик, которая охватывает три основные сферы – труд и экономики, политику и сферу эмоциональных отношений (катексис). Коннелл отказывается от термина «система» как коннотирующего с функционализмом, и указывает, что метафора «композиция» более адекватна для описания совокупности структур и практик гендерных отношений.

Три сферы структурных  возможностей (названные выше) создают  условия гендерного режима, понимаемого как правила игры (state of play) гендерных взаимодействий в конкретных институтах, таких как семья, государство, улица. Эти относительно устойчивые гендерные режимы, определяемые правилами игры в разных контекстах, находят свое выражение во множественных практиках уместной и поощряемой мужественности и женственности, а также в гендерном новаторстве временных аутсайдеров [19, с. 82].

В рамках такого варианта гендерного подхода основной задачей  социологии гендерных отношений является изучение гендерных режимов и их изменений.

Итак, социальные институты  рассматриваются как организованные определенными правилами и организующие их, практики воспроизводят или трансформируют структуру. Институциональные структурные  рамки не являются неизменными. Их изменение становится возможным, когда на микроуровне происходит «поломка» устойчивого образца взаимодействия, предписанного индивиду. Гендерная композиция, кажущаяся устойчивой и постоянно воспроизводящейся, вооруженная сложной системой санкций регулирующих нормативное поведение, на самом деле подвержена изменениям. Изменение гендерных режимов, или в более привычной нам терминологии, гендерных контрактов, является результатом множественных изменений на уровне повседневных взаимодействий, осуществляющихся через поломки старых образцов.

Предписания не являются непреложным социальным законом. Активный агент в состоянии прорвать структурные  барьеры, опираясь на уникальную траекторию своего (индивидуального и групового) рефлексивного опыта. Активный агент (привычными нам словами: свободная личность) в новом обществе может создать новый мир отношений между полами, начав с себя – со своей идентичности, которую он сформулирует так, чтобы ему было комфортно существовать со всеми его странностями и возможностями в том числе и теми, которые определяются его биологически и социально сконструированной сексуальностью и культурно определенным полом. Новая композиция гендерной идентичности в состоянии раздвинуть рамки прежней системы и видоизменить предписания и роли, казавшиеся незыблемыми. Культурная трансформация российского общества – создает возможности для нового производства гендерных отношений [9, с. 29].