Межэтнические конфликты на постсоветском пространстве

Второй тип конфликтов — статусные конфликты в союзных  и автономных республиках, автономных областях, возникшие в результате борьбы за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для части союзных республик, желавших конфедеративного уровня отношений. Например, об этом заявляло руководство  Казахстана, а также ряда бывших автономий, которые стремились подняться  до уровня союзных республик, в частности  Татарстана. Впоследствии, после создания независимой России, радикальная  часть национального движения поставила  вопрос об ассоциированном членстве Татарстана в Российской Федерации. Конфликт завершился подписанием Договора между государственными органами Российской Федерации и государственными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных  отношений.

Третий тип конфликтов — экстерриториальные. Это, как правило, самые трудные для урегулирования противостояния. На постсоветском пространстве было зафиксировано 180 экстерриториальных споров. По мнению В.Р. Стрелецкого, —  одного из разработчиков банка данных этнотерриториальных притязаний в  геопространстве бывшего СССР в  Институте географии РАН, к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных  притязаний.

Конечно, не все заявленные притязания перерастают в конфликт. Специалисты считают, что к таким  конфликтам следует относить споры, ведущиеся «от имени» этнических общностей относительно их прав проживать  на той или иной территории, владеть  или управлять ею.

С точки зрения принятого  определения межэтнического конфликта, к ним следует относить те ситуации, в которых идеи территориальных  притязаний «обеспечивают» этническую мобилизацию. Основываясь на таком  определении, надо признать, что число  этнотерриториальных конфликтов, несомненно, меньше, чем точек территориальных  споров. Например, в Калмыкии, потерявшей в годы репрессий какую-то часть  своих территорий, заявления об этом были, но в конфликты по данному  поводу калмыки не вступают.

Территориальные споры часто  возникают в ходе реабилитационного  процесса в отношении репрессированных народов.

Четвертый тип — конфликты  межгрупповые (межобщинные). Именно к  такому типу относятся конфликты, подобные тем, которые были в Якутии (1986 г.), в Туве (1990 г.), а также русско-эстонский  в Эстонии, русско-латышский в  Латвии и русско-молдавский в Молдавии. Причем, если первые два имели характер межгрупповых столкновений, переросших в демонстрационные формы противостояния, а в Туве — и в последующий  отток русских из зоны конфликта, то межгрупповые конфликты в Эстонии  и Латвии были связаны, с одной  стороны, с дискриминационными мерами правительств, направленными на «вытеснение» неэстонского населения, акциями национал-экстремистов, а, с другой — организацией сопротивления. Массовые межгрупповые насильственные столкновения имели место в Азербайджане, Армении, Кыргызстане, Узбекистане.

Конечно, типологизация конфликтов достаточно условна, поскольку нередко  в одном конфликте соединяются  несколько разных целей и содержаний. Вот почему исследователи говорят  о «кластерах» конфликтов, и только такое понимание дает основание  для их регулирования. Сам процесс  регулирования связан с формой, длительностью, масштабами конфликтов.

1.4. Формы межэтнических  конфликтов.

Самый простой принцип  определения формы этнического  конфликта — это от несение  его к ненасильственным или насильственным. Но те и другие бывают разными. Центр  этнополитических и региональных исследований среди насильственных конфликтов на территории Российской Федерации и стран ближнего зарубежья выделил следующие :

Региональные войны (шесть  из них длительные — не менее  не скольких месяцев), т.е. вооруженные  столкновения с участием регулярных войск и использованием тяжелого вооружения. Это - Карабахский, Абхазский, Таджикский, Южноосетинский, Приднестровский конфликты (сюда же относится Чеченский конфликт);

Краткосрочные вооруженные  столкновения, продолжавшиеся несколько  дней и сопровождавшиеся жертвами. К ним относятся, в частности, столкновения в Фергане, Оше, Осетино-Ингушское, а также в Сумгаите, — всего около 20. Такие столкновения называют «конфликтами-бунтами», «конфликтами-погромами», «конфликтами неуправляемых эмоций».

Другие конфликты отнесены к невооруженным. Их в Центре насчитывают  на постсоветском пространстве более 100. Среди них достаточно четко, на наш взгляд, выделяются институциональные  формы конфликта, когда в противоречие приходят нормы конституций, законодательства, реализующие идеологемы конфликтующих  сторон. Не всегда такая форма конфликтов сопровождается межобщинными конфликтами.

Еще одна форма — манифестирующие  проявления конфликтов, к числу которых  следует отнести митинги, демонстрации, голодовки, акции «гражданского  неповиновения».

Наконец, как уже говорилось, существует идеологическая форма конфликтов, когда разгорается «конфликт  идей».

Каждая из указанных форм отличается «действующими лицами», или основными субъектами, конфликта. При доминирующей институциональной  форме главными действующими лицами являются властные структуры, партии, организаторы общественных движений, обычно действующие через институты  власти. При манифестирующей форме  конфликта субъектом выступают  уже значительные массы людей, поэтому  данную форму называют еще конфликтами  «массовых действий». И, наконец, участниками  идеологических по форме конфликтов являются группы элиты — политической, научной, художественно-творческой. Их идеи транслируются работниками  средств массовой информации и сферы  образования.

Особую роль в развитии конфликтов, в том числе в придании им массовой формы, играют средства массовой информации. Любая искаженная информация, неуместные определения, эпитеты очень  быстро накаляют страсти.

В зонах этнополитических, идеологических и институциональных  конфликтов распространено устойчивое мнение о необъективности отражения  ситуации в республиках средствами массовой информации, и это создает  напряжение в межнациональных отношениях титульных национальностей и  русских. Иногда речь идет даже об информационной войне.

Глава 3. Предотвращение и урегулирование этнических  конфликтов в новых независимых государствах.

На момент своего распада  Союз ССР переживал целый ряд  переходных процессов - от централизованного  планирования к рыночной экономике, от тоталитарной политической системы - к демократии, от административной сверхцентрализации - к развитию федерализма  и деколонизации. Каждый из этих процессов  в отдельности нес сам по себе риск стабильности гражданскому и межнациональному миру. Поэтому неудивительно, что  процесс дезинтеграции СССР сопровождался  возникновением ряда вооруженных конфликтов на его территории.

Нельзя не видеть, что, несмотря на некоторую приостановку инерции  дезинтеграции внутри России, достигнутую  после декабря 1991 г. процесс этот, видимо, далеко не завершен (об этом, в  частности, свидетельствовало обострение кризиса в Чечне в конце 1994 г. - начале 1996 г.) Ухудшение экономической  и межэтнической ситуации практически  во  всех этих странах стимулирует  возникновение новых вооруженных  конфликтов. В этих условиях даже те скромные успехи, которые были достигнуты в области урегулирования уже  возникших конфликтов, представляют собой особую ценность с точки  зрения возможного использования накопленного опыта в будущем.

Неоднозначный опыт урегулирования этнических конфликтов на территории СССР представляет собой следствие  не только объективных сложностей такого урегулирования, но и ошибок, допущенных в ходе миротворческой деятельности. Подобные ошибки заключались в недооценке или прямом игнорировании закономерностей  самого конфликта, наличия у него

различных стадий. Можно  выделить шесть предпосылок, необходимых  для урегулирования этнических конфликтов:

1.   Каждая из враждующих  группировок должна иметь единое  командование и контролироваться  им.

2.   Стороны должны  контролировать территории, которые  обеспечивали бы им относительную  безопасность после заключения  перемирия.

3.   Достижение состояния  определенного равновесия в конфликте,  когда стороны либо временно  исчерпали свои военные возможности,  либо уже добились многих своих  целей.

4.   Присутствие влиятельного  посредника, способного повысить  интерес сторон к достижению  перемирия и добиться признания  этнического меньшинства в   качестве стороны в конфликте.

5.   Согласие сторон  на «замораживание» кризиса и  на то, чтобы отложить всеобъемлющее  политическое урегулирование на  неопределенный срок.

6.   Размещение по  линии разъединения миротворческих  сил, достаточно авторитетных  или сильных для сдерживания  сторон от возобновления боевых  действий. 

Наличие авторитетного единого  командования у каждой из воюющих  группировок, которое обладало бы достаточной  властью для обеспечения контроля за полевыми командирами и приказы которого исполнялись бы является первым необходимым условием для ведения любых переговоров о прекращении огня. В противном случае достижение каких-либо соглашений вообще не представляется возможным. Не случайно одним из первых шагов российских властей по разрешению осетино-ингушского конфликта было создание властных структур в Ингушетии с тем, чтобы иметь лидера, с которым можно было бы вести диалог.

Достижение определенного  равновесия в ходе конфликта, когда  стороны либо, хотя бы временно, исчерпали  свои военные возможности, либо уже  добились многих своих целей, казалось бы, представляется наиболее благоприятной  стадией для начала действенных  миротворческих усилий. Действительно, конфликт, вроде бы выдохся сам  собой и все, что требуется  обеим сторонам - это зафиксировать  на бумаге сложившуюся де-факто линию  контроля и прекращения огня. Между  тем юридическое закрепление  прекращения огня после достижения стадии равновесия сопряжено с большими трудностями. В сущности, достижение естественного равновесия происходит после того, как одна из сторон фактически потерпела поражение. Это не позволяет ей соглашаться со свергшимися фактами, а побуждает избегать каких-либо обязывающих соглашений, с целью выиграть время до созревания подходящих для реванша условий.

Как показывает опыт, появление  на сцене влиятельного посредника, способного повысить интерес сторон к достижению соглашения, могло бы предотвратить переход конфликта  из фазы достижения одной из сторон минимальных  целей безопасности в стадию динамичного равновесия.  Именно в этот период появляются шансы  на быстрый успех внешнего миротворчества. Формированиям этнического меньшинства  к этому моменту уже удалось  предотвратить худшее, но исход дальнейших боевых действий против превосходящего по потенциалу противника все еще  остается в его глазах неопределенным и рискованным. Другая сторона после  понесенного первого поражения  уже не может надеяться на легкую победу и быстрое окончание войны  на выгодных для себя условиях, но она  еще и не настолько унижена, чтобы  противиться реальному урегулированию. Важным моментом является признание  этнического меньшинства стороной в конфликте - как посредником, так  и центральными властями. Продолжительное  же непризнание этнического меньшинства  в качестве стороны в конфликте, особенно если оно проявляет готовность к диалогу, подрывает шансы на достижение мира.

Согласие сторон на «замораживание»  кризиса и, следовательно, на то, чтобы  отложить всеобъемлющее политическое урегулирование на неопределенный срок, неизбежно в условиях, когда удовлетворение целей каждой  из них представляется недостижимым. Признание новым независимым  государством отделения этнического  меньшинства с целью образования  им собственного государства или  тем более перехода под юрисдикцию соседней державы нереально в  условиях, когда большинство населения  находится под влиянием сильных  националистических настроений и просто психологически не готово принять такую  идею. Кроме того, в условиях внутренней неустойчивости большинства стран  СНГ, отделение одного из меньшинств создало бы опасный прецедент, опираясь на который отделения потребовали  бы и другие этнические группы и  регионы. Неконтролируемый процесс  самоопределения  в ситуации, когда  большинство стран СНГ сталкивается с сепаратистскими настроениями, поставил бы под угрозу их территориальную  целостность и привел бы к значительной дестабилизации всего постсоветского геополитического пространства.

Процесс роста национального  самосознания и самоопределения  этнических групп носит объективный  характер. Как и любой другой процесс, направленный на изменение  статус-кво, он сопровождается определенной дестабилизацией. Сохранение мира здесь зависит, прежде всего, от способности этнического меньшинства, требующего более высокого политического статуса, и центральных властей пойти на диалог и решать возникшие противоречия в русле ненасильственных действий и конституционных реформ.

Несмотря на определенные успехи России в поддержании мирного  состояния в «зонах напряженности», наблюдается явная стагнация  процесса политического урегулирования существующих здесь конфликтов, что  связано как с объективной  сложностью решения проблем в  силу различия подходов сторон, жесткости  в отстаивании собственных интересов, так и с ограниченными возможностями  действующей в СНГ модели разрешения кризисов, базирующихся главным образом  на материальных ресурсах и политическом влиянии России.

Содружеству так и не удалось  сформировать дееспособные механизмы  сотрудничества в военно-политической области, в том числе в сфере  миротворчества. Участились обвинения  Москвы со стороны руководства Грузии и Азербайджана в том, что российские миротворческие контингенты представляют собой военную опору сепаратистских сил, поддерживаемых Россией с целью  сохранения своего военного присутствия  в регионе.

Для того, чтобы придать динамику миротворческим действиям в рамках СНГ безотлагательно требуется: