Социальные теории революций и радикальных социальных изменений

5. Реформы должны  проводиться только легальными и конституционными методами, элемент насилия должен в них отсутствовать или допустим в совершенно ничтожном размере. Революции — полное отрицание этого правила.

Несоблюдение  этих правил обрекает всякую попытку  реформы на большую или меньшую неудачу…

…человек по количеству и качеству своих биологических инстинктов-рефлексов представляет

собою бомбу, начиненную множеством сил и тенденций, способную  взорваться и явить картину дикого буйства…

…Когда же условия среды изменяются так, что вызывают ущемление основных инстинктов у множества лиц, тогда мы получаем массовую дезорганизацию поведения, массовый взрыв и социальное землетрясение, носящее название бунта, мятежа, смуты, революции…Изменение безусловных и условных рефлексов в обычное время носит индивидуально-раздробленный и взаимно несогласованный характер.

Совсем иную картину мы видим при «революционных мутациях». С объемно-пространственной стороны мутация здесь захватывает огромные зоны населения данного агрегата. У массы лиц ряд условных рефлексов гаснет (например, рефлексы повиновения властям, уважения к собственности, привычного выполнения своей работы и т. д.), к массе лиц прививаются новые реакции, у массы лиц деформируются многие акты. Рабы, вчера еще беспрекословно повиновавшиеся господину, сегодня теряют все рефлексы повиновения, арестуют и убивают его. Граждане, несколько дней тому назад еще не думавшие о сопротивлении властям, сегодня нападают на них. О речевых и субвокальных рефлексах нечего и говорить. Они меняются поистине с магической быстротой. В течение нескольких дней или недель монархист становится республиканцем, идеолог собственности — социалистом, верующий — атеистом... - факт интенсивнейшей циркуляции и быстрых социальных перегруппировок в периоды революции. Неустойчивость и изменчивость поведения ведет здесь к неустойчивости и к постоянным колебаниям строения общества. Основными причинами массовых «революционных деформаций» поведения и тем самым революций всегда были такие обстоятельства, которые вызывали сильнейшее ущемление какого-либо безусловного рефлекса или ряда безусловных рефлексов у массы лиц (например, рост голода и нужды; война как детерминатор, ущемлявший рефлексы самосохранения лица, и особенно неудачная война, вместе с первыми ущемлявшая и рефлексы группового самосохранения). Ущемленный или ущемленные безусловные рефлексы начинали давить на все контрарные условные рефлексы. Итогом этого, согласно сказанному, может быть лишь отпадение, или угасание последних в поведении масс. С другой стороны, у человека безусловные рефлексы редко выступают в голом

виде. «Человек есть существо, мотивирующее хорошими словами большинство своих поступков, вплоть до самых пакостных». Подавляющее

большинство наших  актов мы «пудрим», «одеваем» в  «красивый» костюм множества условных рефлексов, особенно речевых.

Остановимся кратко на характере и последовательности процесса

угасания рефлексов  этого рода.

1. Угасание рефлексов  повиновения начинается обычно  еще до революции. Выражается  это в случаях отдельных нарушений  порядка, мятежей и неповиновения отдельным агентам власти, мешающих совершению того, что требуется ущемленными рефлексами. Это — первые сигналы грядущей бури.

2. Если от  ущемления страдают огромные  массы, если власть не умеет  «канализировать» ущемленные рефлексы  и плохо «подкрепляет» рефлексы повиновения тормозящими стимулами — процесс расторможения быстро распространяется вширь и вглубь. «Развинчивание» быстро охватывает огромные массы. Вслед за полицейским перестанут вызывать повиновение губернатор, министр, король. Падение последнего вызывает полное крушение рефлексов повиновения ко всем агентам бывшей государственной власти.

3. И не только  к ним. Так как большинство  других рефлексов повиновения  воспитывалось в связи с повиновением  государственной власти или даже  на рефлексах повиновения к последней, то угасание их ведет к большему или меньшему угасанию реакций повиновения ко всем «властям», связанным с ней. Чем теснее была эта связь, чем больше светили

светом короля власти церкви, привилегированных, богачей  и т. д. — тем

сильнее будет это угасание…

4. Если угасание  не встречает серьезных тормозов, оно, вдобавок стимулируемое актами  борьбы, прогрессирует и доходит  до конца, приводя к «анархии».  Наступает этап своеволия, неограниченного  проявления «рефлексов свободы». Вслед за низложенной властью быстро

приходит очередь  и сбросившей ее оппозиции, если она  пытается тормозить «своеволие», но не в силах организовать это торможение.

5. Она достигается  лишь путем введения сильнейших, безусловных тормозов: беспощадного  террора, военных судов и тому подобных стимулов, сопровождаемых другими более мягкими мерами: агитацией, пропагандой, внушением, подражанием и т. д. Чем сильнее было расторможение, тем более беспощадными становятся эти меры…

Из сказанного ясно, что террор и диктатура —  неизбежные результаты революции…Кто

углубляет «революцию», тот тем самым подготовляет неограниченный разгул террора и диктатуры.

Отсюда —  рост лености, количественное и качественное угасание трудовых рефлексов, с одной стороны, рост желания жить за счет труда других, иначе говоря, рост паразитизма, — с другой…Социальным результатом такой деформации является

снижение производительности труда революционного общества, проедание  его старых запасов, расстройство народного  хозяйства, обнищание и голод...

…на сцену выступают эти жестокие стимулы труда и ставят революционному обществу ультиматум: трудиться или… вымирать от голода, холода и нужды. Общество или вымирает, или принимает ультиматум...И люди начинают снова трудиться. Но не

по 8 часов, а  по 16, не в меру сил, а сверх меры. Ибо… беспощаден бич

смерти и голода: его ударов не может не слушаться  никакое революционное общество…

…С объективной точки зрения деформация рефлексов собственности состоит в следующем: а) в отпадении тормозящих захват чужой собственности условно-собственнических рефлексов у лиц бедных, с «ущемленными» и неудовлетворенными собственническими рефлексами; б) в силу этого — в интенсивнейшем проявлении у них безусловных рефлексов собственности (в форме захвата чужого достояния), прежде тормозимых отпавшими теперь условными рефлексами; в) у лиц богатых — в угасании и ослаблении рефлексов защиты своей собственности от посягательств других.

Люди, с угасшими тормозными рефлексами собственности…где  раньше они воздерживались от грабежа  чужого, теперь — не воздерживаются. Происходит «черный передел» в буйных формах. «Грабь награбленное», «Да здравствует экспроприация эксплуататоров» и т. д. Те, у кого отбирают имущество, часто оказываются людьми с ослабленными рефлексами собственности...

…Этот процесс сопровождается широким разливом всякого рода речевых и субвокальных рефлексов (идей, идеологий, убеждений, мировоззрений), проповедующих «равенство», «обобществление», «имущественное уравнивание», обличающих собственность,

корыстолюбие  богатых, благословляющих экспроприацию, «коммунизацию» и т. д…

…Когда же революция доходит до конца, когда богатства разграбляются и делятся всякого рода «коммунизаторами», когда их не остается, когда делить уже нечего, кроме захваченного «национализаторами» достояния, когда новый передел может грозить только им, — тогда прививка тормозных рефлексов совершается ими, ставшими теперь представителями

«новой буржуазии», новыми, свежими и ревностными  собственниками. Они поддерживаются теми группами, которые от революции  экономически кое-что получили и до некоторой степени утомили ущемленные прежде имущественные рефлексы.

… «грабить награбленное» теперь воспрещается. Всякие акты посягательства строго наказываются. Устанавливаются сильнейшие тормозные стимулы: штрафы, аресты, тюрьма, смертная казнь.

…Кровавая борьба, как основная деятельность в периоды

революции, ведет  к количественному росту половой  вольности,  часто придает ей характер садизма, удовлетворения полового аппетита с мучением и пыткой жертв. Садизм половой весьма близок к садизму победителя, мстящего своему врагу.

…Так как половые рефлексы менее вариабельны, чем многие другие, то их деформация в процессе революции наступает обычно позднее деформации других рефлексов (например, речевых, рефлексов повиновения, трудовых и т. д.), зато обуздание их совершается медленнее и труднее, чем нормализация других рефлексов.

…Революция — не только фактор криминализирующий, но эссенция и квинтэссенция самой кровавой и жестокой преступности. Само собой разумеется, что угасание морально-правовых и религиозных рефлексов, удерживающих от убийства, сопровождается угасанием

и соответствующих  «субвокальных» рефлексов, т. е. религиозно-морально-правового  сознания недопустимости, греховности  и преступности убийств. Это сознание — гаснет. Соответствующие заповеди или исчезают, или заменяются противоположными. Во время революций все дорого, кроме человеческой жизни. Она дешевеет до нуля и разрушается без суда и следствия, без свидетелей и защиты…бессильными оказываются тормоза убийства, а временами даже людоедства…

...Революции  объективно ведут к росту великой  корысти и жадности. Взяточничество  начинает процветать, как никогда.  Продажность — также. Происходит  разлив самых низменных, самых  эгоистических поступков. Правда, многие наивные люди, гипнотизируемые велико лепными речевыми рефлексами революции, судят о действительности

по ним, и только по ним.

…Правда, на место угасших рефлексов прививаются новые; но как раз не тормозящие, а благословляющие и одобряющие биологические импульсы.

…Теперь — бесконечные казни вызывают очень тупую реакцию. Раньше вид умершего, страданий и горя останавливал на себе внимание. Теперь «даже смерть оставляет в лучшем случае равнодушной»…Акционный стимул убийства или разгрома магазинов, данный одним,

толкал к убийству и разгрому сотни и тысячи. Паника, страх и бегство, или, наоборот, храбрость и решительность, проявленные одним, увлекали за собой и остальных солдат или граждан. Население представляло собой массу, по которой непрерывно пробегали волны подражательности. Про детей и молодое поколение не нужно и говорить: они стали исключительно подражательными…Общество превратилось в огромное загипнотизированное существо, которое можно было толкнуть на самые неожиданные действия, внушить ему самые нелепые бредни…Свергли правительство — это значит «открыли новую эру». Победили кучку контрреволюционеров — опять «открыли новую эру». Распределили богатства каких-нибудь богачей — «открыли новую эру». Уменьшили на час рабочий день — опять «новая эра». О самых простых явлениях говорится в превысоком стиле. То, что здоровому человеку может казаться смешным, — им кажется геройски-титаническим. Сами массы в собственных глазах и особенно вожди кажутся себе «гигантами».

Отсюда —  из этой мании величия — «революционная поза», ложноклассические жесты, величественные речи с апелляцией к Богу, к римским героям или «героям предыдущих

революций». Отсюда — пышные празднества революции, ее демонстрации, манифестации и мистерии. Перед вами — не нормальные люди, а какие-то актеры, играющие одну из трагедий ложноклассицистов.

…Наконец, в силу специфических условий революции остающиеся в живых élites страшно быстро изнашиваются и сгорают в напряженно-лихорадочной работе (Ленин — пример) или косвенно убиваются в тюрьмах, ссылках и в убийственной атмосфере террора, насилия

и голода. Революция  и ее войны унесли главным образом: 1) трудоспособные слои населения в  возрасте 20–28 лет и 2) наиболее волевые  и незаурядные элементы.

Отличие революционного периода от нормального времени  в этой области заключается в  следующем.

1. Процессы изменения состава членов групп и циркуляции индивидов в первый период революции совершаются гораздо быстрее и захватывают огромное количество лиц.

2. Амплитуда колебания объемов групп здесь гораздо шире и резче.

3. Процессы образования новых сложных групп идут с гораздо большей скоростью.

4. Отличен механизм, регулирующий отбор, размещение в группы и циркуляцию индивидов, а потому иные результаты получаются в итоге его действий в области размещения индивидов в «системе социальных координат».

5. Во второй период революции мы замечаем «возврат к старому», выражающийся: а) в обратной циркуляции и тенденции возвращения перемещенных индивидов в дореволюционное положение, б) в уменьшении амплитуды колебания объемов групп, в) в восстановлении старого механизма отбора и размещения индивидов, г) в приближении структуры агрегата к дореволюционному типу (хотя и не совпадая с ним полностью).