Архитектоника ранних книг А.А. Ахматовой «ВЕЧЕР», «ЧЕТКИ», «БЕЛАЯ СТАЯ»

Таким образом, «Вечер» – это сборник, в котором устойчивые черты лирической героини только определяются. От первой, еще робкой пробы пера к устойчивой и уверенной поэтической манере – вот тот путь, который преодолела Ахматова в первом сборнике стихов. В «Вечере» она намечает те основные темы своего творчества, которые сопутствуют ей в течение десятилетий ее поэтического труда.

  ГЛАВА 2. «ЧЕТКИ»: ЕДИНСТВО АРХИТЕКТОНИКИ И КОМПОЗИЦИИ В ИЗОБРАЖЕНИИ МИРА ДУШИ

 

2.1 Композиция «Четок»

 

Определенный в предыдущей книге «Вечер» внутренний мир героини в «Четках» стимулирует невозможное ранее разграничение личности и окружающей реальности. Поиск Истины приобретает бытийную направленность. Сложная, объединяющая многие разновекторные устремления архитектоника «Четок» воплощается в особой композиции книги. Первые три главы логично следуют друг за другом, раскрывая последовательность развития взаимосвязей личностной и внеличностной действительности. Две последние главы (третья и четвертая), отражающие различные, но одинаково важные направления свершений души, видятся выстроенными не последовательно, а параллельно, сама же книга мыслится как следующий этап уже осознанных, волевых, поисков мудрости и смысла жизни.

А. Ахматова преодолела смысловую замкнутость отдельных стихотворений, свойственную поэзии XIX века. Она стала объединять стихи в циклы, в которых они подсвечивали и дополняли друг друга новыми смысловыми нюансами. Некоторая фрагментарность ее произведений, вначале имитированная, а потом и подлинная, стала для А. Ахматовой нормой. Это признак открытости текста, его начала и концовки, по отношению к другим стихотворениям, входящим в цикл или поэтическую книгу. Это требует от читателя домысливания. Смысловые «разрывы» и «возникновения», когда соседствуют будто бы не связанные друг с другом строки, – это не частная индивидуальная особенность стиля А. Ахматовой и не нарушение художественного единства стихотворения, а новое, характерное для поэзии XX века более сложное единство с тонкими и неоднозначными смысловыми перекличками и противопоставлениями [25, с.230].

Сборник «Четки» открывался стихотворением «Смятение», в котором заданы основные мотивы книги:

Было душно от жгучего света,

Я только вздрогнула

А взгляды его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился – он что-то скажет…

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь [1, с. 45].

От И.Ф. Анненского Ахматова воспринимает искусство передачи душевных состояний, оттенков психологических переживаний через бытовое и обыденное. Образ в лирике Ахматовой развертывается в конкретно-чувственных деталях, через них раскрывается основная психологическая тема стихотворений, психологические конфликты.  Так возникает характерная ахматовская «вещная» символика [26, с. 327].

Стихи Ахматовой избегают экзотичности и романтической «всеобщности» в описании примет действительности, заменяя их конкретностью описаний, теснейшим образом связанных с повседневной жизнью. Чувствуется связь поэзии Ахматовой с поэтическими принципами крупнейших поэтов символизма, особенно Блока, что было подчеркнуто поэтессой в дарственной надписи на сборнике «Четки», поднесенной Блоку:

От тебя приходила ко мне тревога

И уменье писать стихи [1, с. 72].

В. Жирмунский отмечал, что стихи Ахматовой душевно строги и целомудренны, она не говорит больше того, что «говорят самые вещи, она ничего не навязывает, не объясняет от своего имени» [13, с. 62].

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко…

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый…

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты,

Я не понимаю… [1, с. 29 – 30].

Слово «душный» встречается у Ахматовой так часто, словно это постоянный эпитет, неотрывный от самого мира, воспроизведенного в стихах. Надо сказать, что мотив замкнутости, отъединенности и даже как бы тюремности является одним из самых громких в ее дореволюционной лирике.

Навсегда забиты окошки

Что там – изморозь иль гроз? [1, с. 53] –

читаем мы в одном из стихотворения «Четок». А в другом снова:

Ты пришел меня утешить, милый,

Самый нежный, самый кроткий…

От подушки приподняться нету силы,

А на окнах частые решетки [1, с. 54] .

Она сравнивала себя с кукушкой в деревянных старинных часах: «заведут – кукую».

Знаешь, долю такую

Лишь врагу

Пожелать я могу [1, с. 32].

Интересен и многое объясняет автопортрет, нарисованный поэтессой в одном из стихотворений 1913 г.:

На шее мелких четок ряд,

В широкой муфте руки прячу,

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.

 

И кажется лицо бледней

От лиловеющего шелка,

Почти доходит до бровей

Моя незавитая челка.

 

И не похожа на полет

Походка медленная эта,

Как будто под ногами плот,

А не квадратики паркета.

 

А бледный рот слегка разжат

Неровно трудное дыханье,

И на груди моей дрожат

Цветы несбывшегося свиданья.

Внутренняя доминанта этого рисунка – неустойчивость не только самого человека, напрягающего всю волю, чтобы удержать равновесие, а – самой жизни. Мир колеблется, как плот, он куда-то неотвратимо движется, куда – неизвестно. Остановить это фатально безостановочное движение, а тем более понять его или выйти на твердую родительскую землю, невозможно. Оттого-то так поэт безмерно испуган и потрясен столь неверной, столь колеблющейся, ужасающе шаткой и уплывающей куда-то вместе с ним скорлупкой обжитого мира, переполненного обреченными людьми. И вот он судорожно хватается за предметы, за вещи, за акмеистическую шероховатость грубой и прочной материи [21, с. 44].

Итак, лирические произведения книги «Четки» Анны Ахматовой при кажущейся ясности и простоте нередко отличаются сложностью: это и безадресное лирическое описание, и диалог, и обращение к отсутствующему, не названному в произведении персонажу, и обращение лирической героини к собственному «я».

 

2.2 Архитектоника книги

 

В книгах «Четки» и «Белая стая» любовь захватывала весь мир, была властелином, но постепенно это понятие в творчестве А.Ахматовой становится объемнее, захватывая и Родину, и время, и города, глее жила поэтесса [3, с. 231]. Второй сборник «Четки» (1914) укрепил успех ахматовской поэзии.

Здесь «роман» развивается, часто переплетаясь с урбанистической темой. Героем лирики Ахматовой становится Петербург, «город, горькой любовью любимый». Для акмеистов северная столица не только тема, образ, но и стилеобразующее начало: строгость Петербурга, его «классичность» требовали соответствующей поэтики [10, с. 130].

Углубляется мотив непонимания, отчуждения:

Он говорил о лете и том,

Чтоб быть поэтом женщине – нелепость.

Как я запомнила высокий царский дом

И Петропавловскую крепость! [1, c. 69]

Глубина психологизма достигается с помощью высвеченной памятью детали, которая становится знаком обостренного чувства. Соединение обыденной детали петербургского пейзажа с глубиной переживаний придает стихам необычную художественную и психологическую убедительность. Приметы Петербурга здесь – знак разлуки.

В стихотворении, посвященном Александру Блоку, – рассказ о встрече с ним в петербургской квартире:

Но запомнится беседа,

Дымный полдень, воскресенье

В доме сером и высоком

У морских ворот Невы [1, c. 72].

«Блок разбудил Музу Ахматовой, – писал В. Жирмунский, – но дальше она пошла своими путями, преодолевая наследие блоковского символизма» [13, с. 60]. Образы героя и города неразрывно слиты, затянуты дымкой восторженного и почтительного воспоминания.

В этой книге было видно, что автор значительно раздвигает рамки акмеизма. Это сказалось в решительном отказе от гедонизма (передачи чувственных наслаждений) и «божественной физиологии» при раскрытии темы любви; в постоянном игнорировании натурализма, экзотики и адамизма; в ощутимом мелодизме стихов, их распевном начале; чутком внимании к живой народной речи; одухотворенности предметного мира и тесной сращенности его со сложной душевной жизнью лирической героини; в угловатости и эмоциональности; в нередком обращении к символу.

Ахматова часто расширяет смысловые границы слова, оперирует психологической деталью, носящей знаковый характер. В её стихах мы встречаем символы, зависящие от контекста, и символы устойчивые, которым она привержена постоянно (луч, кольцо, зеркало, звуки, окно, четки, бездна). Но эти словесные «сигналы» у неё далеки от выражения потустороннего, лишены мистического начала, часто замещаются предметными образами. И, как правило, она идет к общему от частного, конкретного.

Припомним стихотворение «Проводила друга до передней...» [1, c. 54 – 55]. В пределах восьмистрочного стихотворения возникает соразмерность разных сторон бытия, единство в многообразии, «согласие несогласного». Символ приобретает бытовую окрашенность. Мы убеждаемся в высокой одухотворенности всего того, что окружает лирическую героиню, в её готовности сопереживать неживым вещам и эмоционально откликаться на их бытие, преодолевая душевные невзгоды. Эти черты стихотворения становятся выражением неповторимого, индивидуального почерка Ахматовой. Сама поэтесса была убеждена, что «Четки» ничего общего с символизмом уже не имеют, она оставалась верной акмеистическим вкусам и даже о более поздних стихах говорила, что в них звучит «акмеистическое слово». А в одном из поздних интервью Ахматова провозгласила: пока она жива, акмеизм не умер.

Выводы:

В интимно-«вещной» сфере индивидуальных переживаний в сборнике «Четки» воплощаются «вечные темы» любви, смерти, разлук, встреч, разуверений, которые в этой форме приобрели обостренную, ахматовскую выразительность. Главная тема раннего творчества А.Ахматовой – любовь. Чувство это проявляется драматически. Сама Ахматова говорила: «Стихи – это рыдание над жизнью». Любовь уже в ранних сборниках – чувство абсолютно земное, лишенное мистической потусторонности.

Архитектоника книги проявляется в многокрасочном проявлении во всех своих нюансах и оттенках устремлений, раздумий, чувств и переживаний личности, направленных на изживание тоски, греховности и постижение себя.

 

ГЛАВА 3 «БЕЛАЯ СТАЯ»: ОЩУЩЕНИЕ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ КАК ЖИЗНИ НАЦИОНАЛЬНОЙ

 

3.1. Смысловой стержень книги «Белая  стая»

 

Поворотным моментом в творческой биографии Ахматовой стал вышедший в 1917 году сборник «Белая стая». В этой книге резко усилилась религиозность Ахматовой, всегда важная для нее, хотя не во всем ортодоксально православная. Мотив памяти приобрел новый, во многом надличностный характер. Происходит окончательное утверждение женщины не в качестве объекта любовного чувства, а в качестве лирической героини. Современники часто отожествляли Ахматову с ее лирической героиней. Однако на деле лирические героини ее поэзии – различные ипостаси русской женщины [11, с. 58].

Замечательным достижением Ахматовой стал её третий сборник стихотворений – «Белая стая» (1917). В нём она вышла за пределы личных переживаний, и в ее лирику вошли темы современной жизни.

Принципиальное отличие стиля «Белой стаи» от манеры «Вечера» и «Четок» проявилось в резком переломе ахматовского творчества, что связано с пристальным вниманием поэтессы к явлениям русской действительности 1914-1917 годов. Поэт оставляет далеко за собой круг интимных переживаний, изменчивых настроений, изысканных эмоций и прихотливых напевов. Он становится строже, суровее и сильнее. Он выходит под открытое небо, и от соленого ветра и степного воздуха растет и крепнет его голос. В его поэтическом репертуаре появляются образы Родины, отдается глухой гул войны, слышится тихий шепот молитвы.

Сборники имеют как сходства, так и различия. Сходство состоит в религиозных мотивах и их связи с интимным. А различия в переходе от интимного переживания к общественному, который появляется в «Белой стае».

Стихи написаны в Слепнево, что в 15 километрах от Бежецка Тверской губернии, и в них, в «Белой стае», преобразуется и любовная лирика Ахматовой. Целый цикл стихотворений (17 произведений), обращенных к возлюбленному (Б. Анрепу), дышит неподдельной страстью, проникнутой сильной, всепобеждающей любовью. Всплески чувств взметаются до небес, и мы часто ощущаем присутствие в этих стихах космоса. Уже в миниатюре «Чернеет дорога приморского сада...» возникает такой образ возвышенного:

И легкие месяцы будут над нами,

Как снежные звезды, лететь [1, с. 86].

Эти стихи были положены на музыку, и романс в исполнении А. Вертинского приобрел огромную популярность. Нас покоряют строки, где говорится о предощущении счастья, о предназначенности любящих друг другу, о готовности отдаться громадному чувству:

Всё тебе: и молитва дневная,

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих синий пожар [1, с. 86].

Здесь запечатлены среднерусские пейзажи: распахнутые поля холмистой местности, трясины, мельницы, бесконечные хлеба. В стихи Ахматовой вошли «влажный весенний плющ», тусклый синий цвет неба, «крики журавлей и черные поля», осенние узкие дороги, работающие в полях жницы, моросящий дождик, «липы шумные и вязы», черные кресты. А вместе с этими скромными деталями ландшафта пришло ощущение родной страны, Родины, появились нежные признания в любви «сладостной земле». Автор сумел услышать и передать в стихах чувства народа и свою причастность к ним:

Только нашей земли не разделит

На потеху себе супостат:

Богородица белый расстелет

Над скорбями великими плат [1, с. 89].

Так звучали стихи, содержащие отклик на начавшуюся первую мировую войну. Одно из стихотворений сборника уже в самом заголовке запечатлело скорбную дату начала войны – «Памяти 19 июля 1914». Ахматова, как и все русские люди, тяжело переживает кошмар происходящего на родной земле. Об этом она говорит уже в первых строках своего стихотворения:

Мы на сто лет состарились, и это

Тогда случилось в час один... [1, с. 106].

Поэт прибегает к гиперболе, тем более выразительной, что вторая строка «сжимает» все переживания в один час. Ахматова не стремится к пафосным интонациям, избегает восклицаний. Она избирает тон спокойного рассказа и неторопливого описания открывшегося глазам пейзажа. Тут нет ни одного переноса, интонационного слома, все эпично и просто: