Блок А.А. и революция. Почему он замолчал за три года до смерти? (Мир поэзии А. Блока)

В народе нет ничего подобного... Если интеллигенция все более пропитывается «волею к смерти», то народ искони носит в себе «волю к жизни». Понятно в таком случае, почему и неверующий бросается к народу, ищет в нем жизненных сил: просто по инстинкту самосохранения...»

В годы столыпинской реакции большинство символистов пришло к реакции, принявшей их с распростертыми объятиями, а в Блоке клокотала ненависть к ней, в нем жило сознание, что она погубит живую душу народа. Он с презрением отзывается о черносотенцах Пуришкевиче и Меньшикове, пишет нововременцу В.В. Розанову; «Современная русская государственная машина есть, конечно, гнусная, слюнявая, вонючая старость: семидесятилетний сифилитик, который пожатием руки заражает здоровую юношескую руку. Революция русская в ее лучших представителях - юность с нимбами вокруг лица».

Страшась революции, потому что ему неведомы ее пути и положительные свершения, Блок восхваляет и призывает ее, он видит в ней силу, сметающую с русской земли преступный строй и разлагающееся буржуазное общество.

Эй, встань и загорись и жги!

Эй, подними свой верный молот,

Чтоб молнией живой расколот

Был мрак, где не видать ни зги! - восклицает поэт, обращаясь к народу.

Произведения, рожденные мятежным дыханием 1905 года, - новый этап в развитии поэтического мастерства Блока. Блоковский «Балаганчик», написанный в 1906 г., свидетельствовал о начале сознательного преодоления влияния символистов. Этот отход Блока вызвал ожесточенную полемику с ранее духовно ему близким А. Белым - полемику, завершившуюся вызовом на дуэль и разрывом между ними. В «Балаганчике» Блок окончательно прощается с шаткими идеями своей юности, но нового credo еще не утверждает.

«Король на площади», «Незнакомка» (1906), составляют вместе с «Балаганчиком» единый драматургический цикл лирических пьес. По мысли самого Блока, высказанной в предисловии к циклу, герои его драм «ищут жизни прекрасной, свободной и светлой», но поиски замкнуты в кругу «переживаний отдельной души».

Поиски Блоком путей к реальной жизни сопровождались взрывами отчаяния, неверия, проклятиями по адресу «сытых», попытками пересмотра собственной эстетики. Закономерно было влечение большого русского поэта к своему народу, так же как и «неотступное чувство катастрофы», крушения веками слагавшихся устоев. Но Блока постоянно мучит один вопрос: где правда, которую можно противопоставить «сытым» охранителям устоев? Блок отвечает так: «В сознании долга - великой ответственности и связи с народом и обществом». Но в то же время с глубокой болью Блок ощущает в годы реакции, что еще не находится на соединительной черте между народом и интеллигенцией. Он чувствует непримиримость интересов двух сил общества, хотя не понимает сущность классового антагонизма.

Поэт страстно стремится посвятить всю свою поэзию России, но он опасается, что эта тема «больше» его. В России для него все - «жизнь или смерть, счастье или погибель», но субъективность лирического осмысления действительности настолько владеет им, что потеря ее означает для Блока собственную гибель как лирического поэта.

Порывая с буржуазным обществом и его культурой, поэт все же не мог уяснить себе многие явления действительности. Поэтому стихи Блока периода реакции полны глубоких противоречий: он то обращается к иллюзорной мечте, то гневно обличает «страшный мир», в котором растлевают человека. Блок снова стремится уйти в призрачный мир отвлеченных образов. На смену стихам о Прекрасной Даме приходят стихи о Прекрасной Незнакомке - «Снежная маска», «Фаина». Мрачные мотивы настойчиво повторяются также в письмах Блока 1908 г. «Все опостылело, смертная тоска. Ужасное одиночество и безнадежность». Отсутствие точки опоры порой ввергает поэта в бездну отчаяния, и он готов «пригвоздить себя к трактирной стойке». Тогда в нем возникает «тоска острожная», тогда все вокруг, а главное - город, в котором погребен человек, кажется ему чем-то незыблемым и глухо враждебным. В эти минуты рождаются полные безнадежности «Пляски смерти» (1912-1914). Поэт пишет:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала.

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Но почти рядом с этими строчками мощным аккордом звучит: «О, я хочу безумно жить» (цикл «Ямбы»). Здесь Блок с горечью говорит об унижении и страданиях народа в годы реакции, о бессмысленной жизни российского мещанства. Став певцом своей родины, скорбя о ее судьбе, ожидая великих перемен в грядущем, поэт лихорадочно ищет область для приложения собственных сил, хочет бороться за народное счастье:

Пускай зовут: «Забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты!»

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта - нет. Покоя - нет.

Россия, ее боль и страдания дороги и близки Блоку. В его стихах о России слышится некрасовская тема в новой, чисто блоковской интерпретации:

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые –

Как слезы первые любви!

Мотив этот не случаен в творчестве Блока, он сквозит в целом ряде стихотворений этих лет. При этом следует учесть, что в понимании Блоком Руси, так же как и в понимании народа, есть еще много непроясненного, сообщающего ее образу оттенок таинственности.

Ты и во сне необычайна,

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю - и за дремотой тайна,

И в тайне - ты почиешь, Русь.

В стихотворении «Осенний день» поэт говорит о крестьянской Руси прочувствованно и проникновенно:

И низких нищих деревень

Не счесть, не смерить оком,

И светит в потемневший день

Костер в лугу далеком...

О, нищая моя страна,

Что ты для сердца значишь?

О, бедная моя жена,

О чем ты горько плачешь?

Стихотворение «Коршун» (1916) выражает наиболее остро протест против нищеты, социальной несправедливости, навязанной народу войны:

Чертя за кругом плавный круг,

Над сонным лугом коршун кружит

И смотрит на пустынный луг.-

В избушке мать над сыном тужит;

«На хлеба, на, на грудь, соси,

Расти, покорствуй, крест неси».

Идут века, шумит война.

Встает мятеж, горят деревни,

А ты все та ж, моя страна,

В красе заплаканной и древней.

Получение наследства после смерти отца в конце 1909 надолго освободило Блока от забот о литературном заработке и сделало возможным сосредоточение на немногих крупных художественных замыслах. Отстранившись от активной публицистической деятельности и от участия в жизни литературно-театральной богемы, он с 1910 начинает работать над большой эпической поэмой «Возмездие» (не была завершена). В 1912-13 пишет пьесу «Роза и Крест». После выхода в 1911 сборника «Ночные часы» Блок переработал свои пять поэтических книг в трехтомное собрание стихотворений (т. 1-3, 1911-12). С этого времени поэзия Блока существует в сознании читателя как единая «лирическая трилогия», уникальный «роман в стихах», создающий «миф о пути».

Глубокой любовью к родине проникнуты все стихи Блока о России, однако в раскрытии этой темы сказалась двойственность взглядов поэта. В этом смысле весьма показательно стихотворение «Новая Америка», написанное в 1913 г. Оно свидетельствует о том, что мучительные мысли о судьбе родины при отсутствии ясной политической и исторической перспективы приводят Блока к надеждам на индустриальное возрождение царской России. Состояние беспокойства Блока все более обостряется; он предчувствует падение старого мира, но все еще не знает, кто и что будет строить на его обломках.

 

3. Поэма «Двенадцать»: Блок и революция 1917 г.

 

После Октябрьской революции Блок недвусмысленно заявляет о своей позиции, ответив на анкету «Может ли интеллигенция работать с большевиками» - «Может и обязана», напечатав в январе 1918 в левоэсеровской газете «Знамя труда» цикл статей «Россия и интеллигенция», открывавшийся статьей «Интеллигенция и революция», а через месяц - поэму «Двенадцать» и стихотворение «Скифы». Позиция Блока вызвала резкую отповедь со стороны З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского, Ф. Сологуба, Вяч. Иванова, Г.И. Чулкова, А.А. Ахматовой, М.М. Пришвина, И.Г. Эренбурга и др. Большевистская критика, сочувственно отзываясь о его «слиянии с народом», с заметной настороженностью говорила о чуждости поэмы большевистским представлениям о революции (Л.Д. Троцкий, А.В. Луначарский).

После революции Блок все более и более сомневался в установившемся в стране буржуазно-республиканском режиме, поскольку ни не принес пароду избавления от преступно разнизанной войны, Блока все более тревожит судьба революции, и он начинает все внимательнее вслушиваться в лозунги большевиков. Они подкупают его своей ясностью: мир - народам, земля крестьянам, власть – Советам. Незадолго до Октября Блок; признается в разговоре: «Да, если хотите, я скорее с большевиками, они требуют мира...» Тогда же он записывает в дневнике, что «один только Ленин» (Блок подчеркнул эти слова) верит в будущее «с предвиденьем доброго», верит в то, что «захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране».

Поэма А.Блока «Двенадцать» была написана в 1918 году. Это было страшное время: позади четыре года войны, ощущение свободы в дни Февральской революции, Октябрьский переворот и приход к власти большевиков, наконец, разгон Учредительного собрания, первого российского парламента. Интеллигентами того круга, к которому относился А.Блок, все эти события воспринимались как национальная трагедия, как погибель русской земли. На этом фоне явным контрастом прозвучала блоковская поэма, она многим его современникам показалась не только неожиданной, но даже кощунственной. Как мог певец Прекрасной Дамы создать стихи о толстомордой Кате? Как мог поэт, посвятивший такие проникновенные лирические стихи России, написать в страшные для нее дни слова: «Пальнем-ка пулей в Святую Русь?». Вопросы эти были поставлены после первой публикации поэмы «Двенадцать» в газете «Знамя труда». Сегодня, спустя более трети века, все эти вопросы встали перед нами с новой силой.

Никогда еще не было до Блока и не будет после него в литературе столь неоднозначного произведения. Каждое слово, каждая фраза, каждый эпитет не поддается безапелляционному осмыслению. Обе стороны могли с легкостью найти оправдание себе в этой поэме. Любая из сторон видела в строках Блока потоки обличительной желчи, направленные на своего социального врага.

В первой части поэмы автор показывает сломленность старого мира и торжество мира нового:

От здания к зданию

Протянут канат.

На канате - плакат:

«Вся власть Учредительному собранию!».

Старушка убивается - плачет,

Никак не поймет, что значит,

На что такой плакат,

Такой огромный лоскут?

Сколько бы вышло портянок для ребят,

А всякий - раздет, разут...

А вон и долгополый -

Сторонкой - за сугроб...

Что нынче невеселый,

Товарищ поп?

Помнишь, как бывало Брюхом шел вперед

И крестом сияло Брюхо на народ?.

Однако при всем, казалось бы явном положительном, отношении к революции, которое здесь видели большевики, Блок вкладывает в уста эпизодических персонажей слова негодования и отчаяния создавшимся положением:

Старушка, как курица,

Кой-как переметнулась через сугроб.

- Ох, Матушка-Заступница!

- Ох, большевики загонят в гроб!..

А это кто? -Длинные волосы

И говорит вполголоса: - Предатели!

Погибла Россия! -

Должно быть, писатель - Вития...

В дальнейшем повествовании, в странном марше двенадцати человек с винтовками за плечами, в убийстве «толстомордой Катьки», в потрясающих своей простотой и необузданной, животной силой словах: «Уж я ножичком полосну, полосну!..» каждый видел то, что хотел видеть, что мог видеть, что обязан был видеть. С одной стороны, это торжество революции во всей ее дикой красе. С другой - хаос и беззаконие, в которые погрузилась страна на долгие дни, месяцы, годы.

А.Блок очень точно ощутил то страшное, что вошло в жизнь: полное обесценивание человеческой жизни, которую не охраняет больше никакой закон. Никому даже не приходит в голову, что за убийство Катьки придется отвечать. Не удерживает от убийства и нравственное чувство - нравственные понятия предельно обесценились. Недаром после гибели героини начинается разгул, теперь все дозволено:

Запирайте этажи, Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба – Гуляет нынче голытьба!

Не в состоянии удержать от тёмных, страшных проявлений человеческой души и вера в Бога. Она тоже потеряна, и Двенадцать, которые пошли «в красной гвардии служить», сами это понимают:

Петька! Эй, не завирайся!

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

и добавляют:

Али руки не в крови

Из-за Катькиной любви?

Но убийство творится не только из-за любви - в нем появилась и иная стихия, стихия социальная. В разгуле, в разбое - бунт «голытьбы». Эти люди не просто бушуют, они пришли к власти, они обвиняют Ваньку в том, что он «буржуй», они стремятся уничтожить старый мир:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем...

И вот тут возникает самый сложный вопрос, который мучит читателей блоковской поэмы и сейчас, как мучил три четверти века назад: как мог А.Блок прославить этот разбой и разгул, это уничтожение, в том числе и уничтожение культуры, в которой он был воспитан и носителем которой был он сам? Многое в позиции А.Блока может прояснить то, что поэт, будучи всегда далеким, от политики, был воспитан в традициях русской интеллигентской культуры XIX века с присущими ей идеями «народопоклонства» и ощущением вины интеллигенции перед народом. Поэтому разгул революционной стихии, который приобретал подчас такие уродливые черты, как, например, упомянутые поэтом разгромы винных погребов, грабежи, убийства, уничтожение барских усадеб со столетними парками, поэт воспринимал, как народное возмездие, в том числе и интеллигенции, на которой лежат грехи отцов. Потерявшая нравственные ориентиры, охваченная разгулом темных страстей, разгулом вседозволенности - такой предстает Россия в поэме «Двенадцать». Но в том страшном и жестоком, через что предстоит ей пройти, что она переживает зимой 18-го года, А.Блоку видится не только возмездие, но и погружение в ад, в преисподнюю, но в этом же - ее очищение. Россия должна миновать это страшное; погрузившись на самое дно, вознестись к небу. И именно в связи с этим возникает самый загадочный образ в поэме - образ, который появляется в финале, Христос.