Цветаева Марина Ивановна

                      Плохой товарищ он был,— лихой

               И ласковый был любовник!

 

               Юный месяц идет к полуночи:

               Час монахов — и зорких птиц,

               Заговорщиков час — и юношей,

               Час любовников и убийц

 

               Я знаю правду! Всё прежние правды — прочь!

               Не надо людям с людьми на земле бороться!

               Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.

              О чем — поэты, любовники, полководцы? (И., 72);

 

               Долг и честь, Кавалер,— условность.

         Дай вам бог — целый полк любовниц!

 

               И ты откажешь перлу всех любовниц

               Во имя той — костей 

М. Цветаева видит в таком  совмещении современного и архаического значений слова «реабилитирующее»  расширение его смысла. В эссе «О любви» она пишет: «NB! „Любовник" и здесь и впредь как средневековое обширное „amant". Минуя просторечие, возвращаю ему первичный смысл»

10.2.3.Совмещение русского и иноязычного значений.

Очевидный пример совмещения русского и иноязычного значений слова наблюдаем в стихотворении  «Германии» из цикла «Стихи к Чехии», где слово позор употребляется  одновременно и в русском его  значении 'бесчестье, постыдное для  кого-н. положение, вызывающее презрение* (MAC), и в чешском — 'внимание, осторожно'. Слово это приобретает особую важность в идеологической направленности всего цикла. По концепции М. Цветаевой, трагедия Чехословакии состоит в насилии захватчиков над гармонией мирной жизни, а трагедия Германии — в том, что ее гармония, гармония страны высоких духовных ценностей, разрушена самими немцами. В стихотворении 7 строф. Первая, пятая и седьмая строфы имеют сходную структуру:

1

                              О, дева всех румянее

Среди зеленых гор —

Германия!

Германия!

Германия!

Позор!

                             5

                              О мания! О мумия

Величия!

Сгоришь,

Германия!

Безумие,

Безумие

Творишь!

                             7

                              В хрустальное подземие

Уйдя — готовь удар:

Богемия!

Богемия!

Богемия!

Наздар!

10.3.Морфологический синкретизм.

«Предельность» языка  поэзии М. Цветаевой определяв ет повышенный интерес этого поэта к пограничным грамматическим явлениям: к формам, синкретичным по природе, например к аппозитивным сочетаниям, причастиям и деепричастиям, падежной полисемии, а также к формам, поддающимся грамматической трансформации, например субстантивированным прилагательным, причастиям, наречиям, адвербиализованным предлогам и т. д. Остановимся лишь на некоторых аспектах этого явления, представленного в поэзии М. Цветаевой очень широко и многообразно. Рассмотрим несколько примеров син^ кретизма классификационных грамматических признаков (совмещение признаков различных частей речи в одной грамматической форме) и пример синкретизма словоизменительных признаков лица и числа

10.3.1.Синкретизм аппозитивных сочетаний и их элементов

В поэтических произведениях  М. Цветаевой насчитывается несколько  сотен подобных сочетаний (только в  издании Библиотеки поэта 1965 г. их около 300). Особенно насыщены ими поэмы  «Царь-Девица», «Крысолов», «Переулочки», циклы «Деревья», «Стихи к Сонечке».

Как правило, М. Цветаева использует не столько устойчивые сочетания  народно-поэтического характера, сколько саму модель этих сочетаний, чаще всего их структуру. Но иногда исходным элементом является один из членов фразеологической единицы.

М. Цветаева много и плодотворно  экспериментирует в этом направлении, соединяя с существительным разные части речи вплоть до сочетаний на уровне предложения, а также и отдельные морфемы, тем самым субстантивируя их (поскольку они присоединяются к существительному дефисом) и употребляя в атрибутивной функции, т. е. как эпитет:

В наш-час — страну! в сей-час — страну!

В на-Марс — страну! в без-нас  — страну!

10.3.2.Синкретизм субстантивированных форм

Одним из средств семантической  конденсации в поэзии М. Цветаевой  является активное употребление субстантивированных  форм различных частей речи, как  узуальных, так и окказиональных, например:

Квиты: вами я объедена,

Мною — живописаны.

Вас положат — на обеденный,

А меня — на письменный

 Двусторонний клинок, синим 

Ливший, красным пойдет...

Меч Двусторонний — в  себя вдвинем.

Это будет — лучшее лечь!

 

Но у́зришь! То, что в мире — век

Смежение — рожденье в свет.

 

Из днесь —

 В навек

 

Мир бёз вести пропал. В нигде —

Затопленные берега

10.3.3.Синкретизм служебных и знаменательных частей речи

Позиция переноса вообще оказывается  местом, где происходит морфологический  сдвиг с повышением категориального (частеречного) статуса слова. Даже служебные части речи, как известно не имеющие собственного лексического значения, интонационно выделяясь на переросе, такое значение получают, а может быть, возвращают утраченное значение. Ю. Тынянов отмечал, что «чем незначительнее, малозаметнее выдвинутое слово, тем выдвижение его более деформирует речь (а иногда и оживляет основной признак в этих словах)» (1965, 194— 195). Рассмотрим несколько случаев окказионального превращения предлогов в наречия (адвербиализации). Так, значение наречия — обстоятельства места приобретают у М. Цветаевой предлог за, наречия — обстоятельства дели — предлог для, наречия — обстоятельства образа действия — предлог на:

Здесь — нельзя.

Увези меня за

 

Горизонт!..

 

Ад? — Да,

Но и сад — для

 Баб и солдат,

Старых собак,

Малых ребят 

 

Бьет ресницами — на́

Локоточек привстал.

Промеж бровками трет:

«Уж и долго я спал!..»

10.3.4.Синкретизм категорий лица и числа

В русском языке есть грамматические формы, синкретичные не только генетически  или потенциально, но и по своему статусу в современном языке. Так, например, безличные формы глагола  совмещают в себе бессубъект-ность действия и единственное число, а неопределенно-личные формы — наличие субъекта, неизвестного или безразличного для речи, и множественное число. Синкретизм категорий лица и числа и противопоставленность безличных форм неопределенно-личным выполняют важную роль в выражении авторской позиции М. Цветаевой в цикле «Стихи к Чехии».

Смысловая противопоставленность этих грамматических форм заключается в том, что с помощью неопределенно-личных предложений выражаются только проявления человеческой деятельности, а безличные предложения выражают действия стихийных сил (Пешковский, 1938, 318).

В этом цикле, имеющем два  адресата и в соответствии с ними две темы (тему Чехословакии и тему Германии), безличные предложения  регулярно и последовательно  связаны с темой Чехословакии, а неопреде-ленно-личные — с темой Германии. Свойственная безличным формам семантика природной естественности, обусловленной, по концепции цикла, божьей волей, резко противопоставлена семантике произвольного действия. В первом стихотворении цикла «Полон и просторен...», занимающем в книге две страницы, нет ни одного подлежащего-существительного со значением лица. Обилие номинативных и неполных предложений является фоном для односоставных предложений с безличными и нет определенно-личными формами глаголов и для пассивных конструкций:

На, поле и в школе — 

Глянь — какие всходы!

Триста лет неволи,

Двадцать лет свободы.

 

Подтвердите ж, гости

 Чешские, все вместе:

Сеялось — всей горстью, .

Строилось — всей честью.

 

Два десятилетья 

(Да и то не целых!)

Как нигде на свете 

Думалось и пелось.

                                              <…>

В селах—счастье ткалось

Красным, синим, пестрым.

Что с тобою сталось,

Чешский лев двухвостый?

Неопределенно-личные формы  появляются при первом же упоминании о Германии:

На орлиных скалах

Как орел рассевшись — 

Что с тобою сталось,

Край мой, рай мой чешский?

 

Горы — откололи,

Оттянули — воды...

...Триста лет неволи,

Двадцать лет свободы

Подобные формы становятся далее стилистической доминантой, организующей стихотворение «Взяли...»:

Брали — скоро и брали  — щедро:

Взяли горы и взяли недра,

Взяли уголь и взяли  сталь,

И свинец у нас, и хрусталь

10.4.Синтаксический синкретизм.

«Стихи к сыну», написанные за 7 лет до возвращения М. Цветаевой  на родину из эмиграции, отражают этап преодоления трагического разлада. Мысль о собственной вине в  трагедии отлучения от родины и страстная  любовь к сыну создают крайнее  напряжение, отразившееся в стихотворении:

Ни к городу и ни к  селу — 

Езжай, мой сын, в свою страну,— 

В край — всем краям наоборот! — 

Куда назад идти — вперед

Идти, особенно — тебе,

Руси не видывавшее

 

Дитя мое... Мое? Ее —

Дитя! То самое былье,

Которым порастает быль.

Землицу, стершуюся в пыль,—

Ужель ребенку в колыбель

Нести в трясущихся горстях:

— «Русь — этот прах, чти  — этот прах!»

 

От неиспытанных утрат  —

Иди — куда глаза глядят!

Всех стран — глаза, со всей земли —

Глаза, и синие твои

Глаза, в которые гляжусь:

В глаза, глядящие на Русь.

Да не поклонимся словам!

Русь — прадедам, Россия — нам,

Вам — просветители пещер  — 

Призывное: СССР,— 

Не менее во тьме небес 

Призывное, чем: SOS.

 

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой —  вперед —

В свой край, в свой век, в свой час,— от нас —

 

В Россию — вас; в Россию—  масс,

В «наш-час — страну! в сей-час — страну!

В на-Марс — страну! в без-нас — страну!

10.5.Синкретизм окказионализмов.

10.5.1.Лексический и грамматический аспекты

Рассмотрим несколько  случаев с разными типами окказионализмов  в произведениях М. Цветаевой. Первый пример из поэмы-сказки «Царь-Девица» интересен тем, -что в алогичном, парадоксальном сочетании персик апельсинный относительное прилагательное апельсинный приобретает окказиональное качественное значение:

Молча, молча,

Как сквозь толщу 

Каменной коры древесной,

 

Из очей ее разверстых —

 Слезы крупные, янтарные,

Непарные.

 

Не бывало, чтоб смолою

Плакал дуб!

Так, слезища за слезою,

Золотые три дороги

От истока глаз широких

К устью губ.

 

Не дрожат ресницы длинные,

 Личико недвижное. 

Словно кто на лоб ей выжал 

Персик апельсинный.

 

Апельсинный, абрикосный,

Лейся, сок души роскошный,

Лейся вдоль щек —

 

Сок преценный, янтарёвый,

Дар души ее суровой,

Лейся в песок!

10.5.2.Фразеологический аспект

В поэзии М. Цветаевой содержание микроконтекста и целого произведения часто опирается на собственно языковые связи, и художественная образность может этими связями мотивироваться и моделироваться. Это хорошо видно на примерах авторской трансформации фразеологических единиц. Приемы такой трансформации разнообразны особого внимания в рамках темы о синкретизме заслуживают случаи образования индивидуальных оборотов по модели фразеологизмов, существующих в языке, с заменой одного из компонентов:

Ибо мимо родилась Времени!

Вотще и всуе Ратуешь!

Калиф на час: Время!

Я тебя миную 

10.6.Синкретизм корневой основы.

Одним из важнейших структурных  элементов ее поэтики являются градационные ряды однокоренных слов или синонимов, строящиеся по принципу восходящей градации и завершающиеся антонимическим (нейтрализующим) элементом. Эти ряды отражают философскую концепцию  М. Цветаевой: личность поэта, как и человека, охваченного страстью, она считает воплощением духа, противостоящего земйой обыденности и наиболее полно реализующегося за пределами земного бытия — в бессмертии-абсолюте. Поэтому поэтика Цветаевой — в большой степени поэтика предельности и преодоления предела.

 

Рассмотрим несколько  примеров, обнаруживающих роль простейшего  элемента в словообразовательном кусте, приближающегося к корневой основе (без аффиксов или с минимальным  по отношению к другим элементам  этого куста количеством аффиксов). Такие простейшие элементы выполняют  функцию производящих в микроконтексте:

Кабы нас с тобой — да судьба свела —

Ох, веселые пошли бы по земле дела!

Не один бы нам поклонился град,

Ох, мой ро́дный, мой природный, мой безродный брат!

 

Стоит на башенном зубце,

Как ведьма в месячном венце,

 

Над бездной окиянской

Стоит, качает стан свой.

 

Покачивает, раскачивает,

Как будто дитя укачивает,

          <…>

«Введешь в беду!

Уйдешь — уйду:

Ты — с лесенки,

Я — с башенки!»

11.Цветообозначение в поэзии М. Цветаевой.

11.1.Цветовая картина мира М. Цветаевой (общие наблюдения)

У М. Цветаевой есть целые  стихотворения, циклы и значительные фрагменты поэм* драматических произведений, построенные на активном использовании  слов со значением цвета: «Цыганская свадьба», «Бузина», «Отрок», «Душа», «Скифские», «Переулочки», «Георгий», «Автобус», «Ариадна» и др. В большинстве таких текстов отражено восприятие конкретно-чувственных образов всеми органами чувств. Например, в поэме «Автобус» впечатление от резкого перемещения из города на природу передается так:

Зелень земли ударяла в голову,

Освобождала ее от дум.

                              <…>

Зелень земли ударяла в голову,

Переполняла ее —полны́м!

                              <…>

Переполняла теплом и щебетом —

                              <…> 

 

Зелень земли ударяла в ноздри

Нюхом — та́к буйвол не чует трав!

                              <…>

И, упразднив малахит и  яхонт:

Каждый росток — животворный  шприц 

В око: — та́к сокол не видит пахот!

 В ухо: — та́к узник не слышит птиц!

                              <…>