Художественный образ в лирике Лермонтова

И тьмой и холодом объята  
Душа усталая моя; 
Как ранний плод, лишенный сока,  
Она увяла в бурях рока  
Под знойным солнцем бытия.                               

(II, 109)

Лермонтов смело и щедро, особенно в первый период, пользуется словесными образами в целях создания лирической экспрессии.

Но при передаче душевных переживаний задачей словесных  образов не является создание наглядных, чувственно воспринимаемых или воображаемых образов и картин. На первый план выдвигается выразительная, экспрессивная функция тропов и других средств художественного языка, как это мы наблюдаем в приведенном стихотворении. Законченная, совершенная форма переживания в лирике Лермонтова, особенно в период творческой зрелости, нередко бывает совсем или почти лишена словесных образов. Так, одно из самых сильных по выразительности стихотворений Лермонтова, «И скучно и грустно», написано почти без тропов и тяготеет к простому и точному обозначению мыслей и чувств, владеющих поэтом.

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?... 
А годы проходят — все лучшие годы!

180

Любить... но кого же?.. на время  — не стоит труда,  
А вечно любить невозможно.                 

(II, 138)

Этот нарочито «прозаический» стиль не нарушают встречающиеся  в стихотворении фигуральные  выражения: «некому руку подать», «в минуту душевной невзгоды», «прошлого  нет и следа», «сладкий недуг» (страстей), «холодное вниманье», жизнь —  «пустая и глупая шутка». Это — не специфические для языка поэзии «образные» метафоры и метонимии, а, скорее, употребительные в дружеской беседе-исповеди обороты речи интеллектуального оклада. Но такая скупая и строгая форма выражения высоко художественна и заразительно эмоциональна. Белинский восхищался этим стихотворением Лермонтова: «И какая простота в выражении, какая естественность, свобода в стихе!» (IV, 526). Отмечая то же качество в стихотворении «Отчего», Белинский мотивировал свою оценку: «Здесь говорит одно чувство, которое так полно, что не требует поэтических образов для своего выражения» (IV, 532).

Разнообразнейшими средствами словесной выразительности лирика, подобно музыке, создает бесконечно разнообразные и художественно  совершенные формы выражения  человеческих переживаний. Немало эмоционально насыщенных и художественно совершенных экспрессивных образов создал в своей лирической поэзии и Лермонтов.

Экспрессивный образ в  лирике Лермонтова часто выражает не отдельное переживание в собственном  смысле слова, как в стихотворении «Отчего», а более или менее длительное и сложное психическое состояние, как в стихотворении «И скучно и грустно». Поэт глубоко и правдиво раскрыл здесь душевное состояние человека последекабрьского периода, трагически переживающего гнет реакции и духовное одиночество, разуверившегося в людях и утратившего смысл жизни.

Для Лермонтова характерно и  другое: не ограничиваясь непосредственным выражением своего кратковременного или  длительного душевного состояния, поэт начинает его анализировать, размышлять и даже рассуждать по поводу переживания и вызвавших его обстоятельств. Экспрессивный образ приобретает медитативный и, далее, философский характер. Особенно часто это наблюдается в лирике первого периода. Богатое оттенками и переходами сочетание

181

экспрессивных образов, в  которых художественно закреплены сложные и противоречивые переживания, состояния, раздумья, рассуждения, представляет собою стихотворение «1831-го июня 11 дня». Лермонтов находит для  всего этого ряд выразительных  словесных формул.

Есть время — леденеет быстрый ум; 
Есть сумерки души, когда предмет  
Желаний мрачен: усыпленье дум; 
Меж радостью и горем полусвет; 
Душа сама собою стеснена,  
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна.  
Находишь корень мук в себе самом,  
И небо обвинить нельзя ни в чем.                                  

(I, 183—184)

Лермонтов сам называет такое  «состояние» привычным для себя. Но здесь дан не только образ состояния. Поэт от описания переходит к размышлению, занимающему последние два стиха: кто виноват в этом? А это ведет поэта к рассуждению на общефилософскую тему:

Лишь в человеке встретиться  могло 
Священное с порочным. Все его  
Мученья происходят оттого.                                    

(I, 184)

Экспрессивный образ становится у Лермонтова содержанием различных жанров лирики: лирического монолога, обращения к другому лицу («послание») и т. д. Это придает образу различные оттенки. Но сущность его остается одной и той же.

Не изменяясь по существу, экспрессивный образ в лирике второго периода приобрел те качества, которые свидетельствовали об общей эволюции поэзии Лермонтова.

В ранней лирике выражение  мыслей и чувств поэта нередко  отличалось некоторой неопределенностью, неясностью, приблизительностью. Этому  способствовала и чрезмерная, не всегда оправданная с точки зрения смысловых отношений метафоричность. Обе эти черты можно проиллюстрировать стихотворением «К N. N.»:

Ты не хотел! Но скоро волю рока 
Узнаешь ты и в бездну упадешь; 
Проколет грудь раскаяния нож.

182

Предстану я без горького упрека,  
Но ты тогда совсем мой взор поймешь; 
Но он тебе как меч, как яд опасен; 
Захочешь ты проступку вновь помочь; 
Нет, поздно, друг, твой будет труд напрасен: 
Обратно взор тебя отгонит прочь!..                                      

(I, 41)

Чего «не хотел» адресат поэта? За что рок грозит ему падением в бездну и что это конкретно означает? Какова логика двух подряд стоящих «но»? Что значит «проступку вновь помочь»? Что является основным в переживаниях поэта, вызванных, по-видимому, изменой друга, — чувство горечи или желание мести? Любопытно, что в поздней приписке к автографу Лермонтов счел нужным прокомментировать стихотворение: «К Сабурову — наша дружба смешана с столькими разрывами и сплетнями — что воспоминания об ней совсем не веселы. — Этот человек имеет женский характер. — Я сам не знаю, отчего так дорожил им» (I, 390). Этот комментарий не только разъясняет, но в известной мере и исправляет сказанное в стихотворении, где незаметно, чтобы поэт когда-то дорожил другом.

Другой особенностью ранней лирики Лермонтова в построении экспрессивного образа является многотемность при недостатке внутренней логики перехода от темы к теме. Этим страдает даже известный монолог «1831-го июня 11 дня». Но еще более показательно в этом отношении стихотворение «Я видел тень блаженства», в котором поэт говорит о своем отношении к любимой женщине, о своей любви к родине, среди полей которой есть место и для его будущей могилы, об умершем отце, о небесном рае. На связь этих тем Лермонтов намекает в конце стихотворения: сомнение в существовании рая заставило поэта «в женском сердце» искать «отраду бытия».

В период творческой зрелости Лермонтов в экспрессивных образах  добивается большой явности и  определенности, достигает убеждающей внутренней логики в развитии лирической темы, в сочетании и смене мыслей и чувств, в мотивировке душевного состояния. Глубокая психологическая правда лермонтовских экспрессивных образов придает им непреходящую художественную ценность.

183

* * *

Однако при всей значительности образа-переживания, или экспрессивного образа, как основы лирического произведения, этим не исчерпывается его образное содержание. Ведь переживание — это душевное состояние какого-то субъекта как носителя переживания. В лирическом произведении переживание и, следовательно, его образ выступают не как нечто самостоятельное, существующее само по себе, а как состояние некоего субъекта, которому принадлежат образно выражаемые мысли и чувства.

В лирике субъект чаще всего  выступает в форме лирического я, от лица которого пишется стихотворение. Так, из пятидесяти стихотворений 1832 г. у Лермонтова тридцать шесть написаны от лица лирического я и только четырнадцать имеют иную форму изложения: четыре представляют собою своеобразный лирический портрет другого человека (например, «Она не гордой красотою»); два стихотворения («Смело верь тому, что вечно» и «Что толку жить!») написаны в форме отвлеченного рассуждения; нет лирического я в «Парусе», где переживание поэта вложено в предметный образ; в трех случаях лирическое я стихотворения не совпадает с я поэта («Прощанье», «Склонись ко мне, красавец молодой!», «Романс»); пять стихотворений («Тростник», «Русалка», «Баллада» и другие) относятся к жанру баллады, выходящему за пределы лирики.

Но исследователями лирики давно уже замечено, что далеко не всегда лирическое я принадлежит автору произведения. Нередко поэт как бы передоверяет свое я другому лирическому субъекту, который становится носителем переживания, воплощаемого в экспрессивном образе. Таких случаев много и в стихотворениях Лермонтова. Так, среди названных выше произведений 1832 г. сюда относятся следующие: «Прощанье», написанное от лица девушки, полюбившей молодого лезгинца и умоляющей его не уезжать; «Склонись ко мне, красавец молодой!» и «Романс», в которых лирическое я также принадлежит женщине. В зрелой лирике Лермонтова количество подобных произведений увеличивается, а лирическое я в них становится более разнообразным.

Такое явление в лирике дало основание выдвинуть понятие  лирического героя, я которого нельзя отождествлять с я автора. Конечно, между тем и другим я есть та или иная степень близости. Переживания лирического героя в

184

той или иной мере свойственны  и поэту, близки, понятны ему. Объективность  лирического образа не лишает его  глубокой субъективности. Лирический герой есть герой лирический. Однако в этом случае перед читателем прежде всего выступают личность и переживания лирического героя, а не самого поэта. Лирический поэт перевоплощается в своего героя. Перед читателем возникает необходимость осмыслить душевное состояние лирического героя как опосредствованное выражение мыслей и чувств поэта. И в данном случае произведение остается лирическим. Его основой являются раздумья, настроения, стремления поэта. Таков, например, известный «тюремный» цикл стихотворений Лермонтова «Узник», «Сосед», «Соседка», «Пленный рыцарь», лирический герой которых весьма прозрачно выражает душевное состояние поэта, очутившегося в аналогичной обстановке в 1837 и 1840 гг. Труднее определить субъективную основу такого стихотворения, как «Любовь мертвеца». Но и здесь страстное и ревнивое чувство, против которого бессильны разлука смерти и «рай святой», читатель вправе перенести с лирического героя на самого автора. В этом смысл перевоплощения, к помощи которого автор прибегает в данном стихотворении. В поэзии Лермонтова мы встречаем разнообразных лирических героев, связанных с автором по разным линиям и в различной степени ему близких. С течением времени Лермонтов все больше и больше овладевал искусством перевоплощения, и такие его лирические герои как старый солдат, участник Бородинского боя, или армейский офицер, герой «Завещания»³ сочетают в себе глубокую авторскую эмоциональность и не менее глубокую предметную объективность.

Но едва ли можно согласиться  с теми, кто понятием лирического  героя склонен обозначать всякое лирическое я. Если стать на эту точку зрения, то придется признать, что лирическое произведение не может быть прямым, непосредственным выражением мыслей и чувств поэта, его духовного мира, что во всяком лирическом произведении непосредственно мы имеем дело с душевным состоянием лирического героя, что в лирике неизбежно присутствует некий посредник между автором и читателем.

Такое понимание лирического героя встречается и в литературе о Лермонтове. Так, в стихотворении «1831-го

185

июня 11 дня» поэт якобы говорит  не о своей смерти, которая, по его  предчувствию, «ужасна будет», а  «о гибели своего героя»⁴. Оказывается, не поэт-гражданин доступными ему средствами поднимает восстание против общественной несправедливости и политического гнета, а «герой Лермонтова принимает облик борца, восставшего против существующего общественного уклада и обреченного на гибель»⁵. Если быть последовательным, то придется признать, что с гневным обвинением высокопоставленных убийц великого национального поэта в стихотворении, написанном на смерть Пушкина, выступил не Лермонтов, а его лирический герой. Что же касается самого Пушкина, то не он, а его лирический герой обратился к «товарищу» с призывом отчизне посвятить «души прекрасные порывы». При таком «обнажении» теории лирического героя, подменяющего автора, надуманность, односторонность ее становится очевидной. Между тем, непосредственное читательское сознание внушает нам, что в лирике Пушкина и Тютчева, Блока и Маяковского мы встречаемся с самими поэтами, с их собственными думами и настроениями. «Прощай, немытая Россия...» — это обращается к своей стране сам Лермонтов, уезжая в ссылку на Кавказ, а не его лирический герой. «Что же мне так больно и так трудно?» — над этим вопросом задумывается сам Лермонтов, а не его лирический герой. Н. Ф. Иванову горестно и трудно любил не лирический герой поэта, а сам поэт, рассказавший историю этой любви в цикле предельно искренних стихотворений.

Ошибка сторонников слишком  широкого понимания образа лирического героя состоит в том, что они усматривают в личности поэта только индивидуальное, единичное, игнорируя общее, типическое. Еще раз вспомним Белинского и Чернышевского, верно понимавших обобщающее значение личности поэта. Если образ-переживание в лирике имеет художественное значение, относится к словесному искусству, а не к частной жизни, то и авторская личность в лирическом произведении выступает не как эмпирический субъект, а как художественный образ. В создании авторского образа, как и художественного образа вообще, известную роль играет вымысел. Но, как в эпосе и драматургии художественный вымысел не лишает образ жизненной

186

правды, так и в лирике, по своему назначению являющейся прежде всего выражением мыслей, чувств, стремлений поэта, вымысел становится средством претворения индивидуального в общее, личного в общественное. Художественное обобщение переживаний лирического поэта не снижает их подлинности. Художественное воплощение авторской личности не мешает ей сохранять свою индивидуальность. Конечно, нельзя мысли и чувства лирического я некритически приписывать автору. В каждом отдельном случае мы должны отдать себе отчет, имеем ли мы дело с поэтом и с его действительным переживанием, или автор создает образ некоего лирического субъекта и выражаемое душевное состояние свойственно именно этому субъекту. Надо ли говорить, что подчас эту задачу нелегко бывает решить, но от этого сама задача не становится менее важной.

Итак, в образной структуре  лирического произведения, наряду с экспрессивным образом, воплощающим переживание, следует различать и образ лирического я, который может выступать двояко: как образ автора или как образ его лирического героя.

Образ автора раскрывается в  лирических произведениях с различной  полнотой и глубиной. В стихотворении «Выхожу один я на дорогу» Лермонтов широко анализирует свое душевное состояние, и перед нами возникает яркий облик человека, «больно» и «трудно» переживающего несовершенства жизни, ищущего «свободы и покоя». Пленительный образ демократически настроенного патриота и гуманиста рисует стихотворение «Родина». В упомянутом выше стихотворении «И скучно и грустно» раскрывается, в сущности, не отдельное переживание поэта, а весь его душевный строй. В других стихотворениях образ поэта обрисовывается преимущественно с какой-то одной стороны, например «Отчего», «Благодарность».

Не следует забывать, что  лирическое творчество поэта, при всех его противоречиях и изменениях, представляет собою нечто целое, а поэтому образ автора, частично обрисованный в одном стихотворении, восполняется другими произведениями. Постепенно складывается образ автора-лирика в целом. Не сразу юному Лермонтову удается найти и выразить оригинальные черты авторского облика. Над ним тяготели близкие по времени литературные традиции чувствительного романтизма, «легкой поэзии», создавшие устойчивый и постепенно шаблонизировавшийся образ