М.М. Бахтин о «формальном методе» (работы «Ученый сальеризм», «Формальный метод в литературоведении»)

 

 Все это в совокупности  — значительный сдвиг в преодолении  «фор малистического мировоззрения» и важный шаг к построению научной методологии эстетики словесного творчества.

 

 Правда, не все в  системе В.М.Жирмунского нам достаточно ясно.

 

 Он, напр., пишет: «Подвергая  это впечатление («основное художествен  ное впечатление, которое мы получаем от произведения искусства» — П.М.) научной обработке, мы получаем систему формально-эстетических понятий ("приемов"), установление которой и является целью историко поэтического исследования»3. Нам думается, что научная обработка Вступительная статья «К вопросу о формальном методе», предпосланная переводу ра боты Оск.Вальцеля «Проблема формы в поэзии», стр. 10.

 

 «Задачи поэтики» в  сб. «Задачи и методы истории  искусств», стр. 133 и 145.

 

 «Валерий Брюсов и  наследие Пушкина», стр. 6.

 

I С) П. Н. Мед в еде в  «основного художественного впечатления», т.е. эстетического объекта, анализ  его, дифференциация его раскрывает  определенное эстетическое содержание, определенно оформленное через  определенный материал, чему и  служит некая система стилистических  приемов. И потому целью историко-поэтического  исследования должно быть, по  нашему мнению, изучение всех  этих функций эстетического объекта  в их взаимоотноше нии, а не только «формально-эстетических понятий». С другой стороны, понятие тематики у В.М.Жирмунского представляется нам несколько обуженным. Для него она, в конечном счете, только часть стилистики. А между тем сам автор подчеркивает и отчетливо выделяет «такие образ цы современного романа (Стендаль, Толстой), в которых слово является в художественном отношении нейтральной средой или системой обозна чений, сходных с словоупотреблением практической речи в вводящих нас в отвлеченное от слова движение тематических элементов»1. Впрочем, в данном случае все это — детали, частности. Важным и существенным является самая попытка преодолеть «формалистическое мировоззрение», необходимость ее, неизбежность ее. Вот почему она представляется нам далеко не случайной и не только фактом биографии данного ученого.

 

 Дело, конечно, не в  том, что нельзя музыку разъять, как труп и пове рить алгеброй гармонию. На своем месте, в точных пределах изучения произведения искусства как материальной вещи это не только возможно, но и необходимо. Вот почему и не приходится возражать против фор мального метода как метода морфологического.

 

 Но не могут быть  оправданы притязания формализма  на большую значимость и роль, не может быть оправдано самое  «формалистическое мировоззрение». Сальеризм, доведенный до конца, абсолютизированный, приводит к убийству Моцарта. А это уже преступление.

 

 «Ясно видеть механизм, — говорит Эдгар По, — шестерни  и колеса какого-нибудь произведения  искусства, несомненно, представляет, само по себе, известное наслаждение, но такое, что мы можел^ его испыты вать как раз лишь настолько, насколько мы не испытываем законный эффект, замышленный художником;

 

 и действительно, слишком часто бывает, что размышлять аналитически об искусстве — это то же самое, что отражать в себе предметы по методу зеркал, находящихся в храме Смирны и представляющих самые красивые вещи искаженными»2.

 

 Итак, формальный метод, становясь формализмом, «формалистическим  мировоззрением», переходит за пределы  своей компетенции и явно пре  увеличивает свои научные полномочия, подтверждая мудрое наблюдение  Квинтилиана: «facilius est plus facere, quam idem» — действительно, лег че сделать больше, чем то, что следовало сделать.

 

 Впрочем, для этого  «plus facere» имеются совершенно очевидные исто рические причины. Несомненно, что формализм как таковой является, с одной стороны, резкой реакцией против эстетики содержания — гегемо на старого русского искусствоведения, и с другой — крайним выраже нием духа экспериментаторства, повышенного интереса к лингвистиче « Задачи поэтики», стр. 144.

 

 «Механизм искусства». ~ Собр. сочин., т. II, стр* 196.

 

"* Ученыйсальеризм ским проблемам, деформации старой психики и канонических форм ис кусства, столь свойственных нашей критической, переломной эпохе.

 

 Будучи явлением исторически  обусловленным, порожденным тенден циями определенного времени, формализм сам — только «историческая эмоция», и «только прием»...

 

 Павел Медведев Октябрь 1924 г.

 

 Эта работа была  уже написана, когда мне привелось  познакомиться с новой статьей  Б.М.Эйхенбаума — «Вокруг вопроса о "формалистах"»

 

(«Печать и Революция», 1924 г., V), носящей теоретико-методологи  ческий характер.

 

 К сожалению, ничего  существенно нового в ней не  имеется.

 

 Утверждение, что «никакого "формального метода", конечно, нет» по существу правильно. Вот  почему в пределах узко-методологических  мы и предпочитали говорить  не о формальном, а о морфологическом  методе.

 

 Но если нет формального  метода, то есть формализм как  принцип, есть «формалистическое  мировоззрение». «В ухо Ивану  — в ноги Си дору». И Б.М.Эйхенбаум пишет: «Вопрос идет не о методах изучения литературы, а о принципах построения литературной науки —- об ее со держании, основном предмете изучения, об организующих ее как особую науку приемах... Признание, что основной проблемой литературной нау ки является специфическая форма словесных произведений и что все элементы, из которых она строится, имеют формальные функции как элементы конструктивные, есть, конечно, принцип, а не метод» (ibid., стр. 2-6).

 

 Итак, «формализм» как  принцип построения литературной  науки (поэтики) еще раз декларируется. Посильная оценка его и дается  на предыдущих страницах.

 

 Еще одно замечание. Не без бравады Б.М.Эйхенбаум заявляет: «у нас самих сколько угодно методов» (стр. 4). Вот, мол, какие мы;

 

 знай наших!

 

 Вряд ли уместна  такая бравада. Метод должен вытекать  из природы изучаемого объекта. Только в этом случае он  будет не внешне навязан ным и не случайно пристегнутым. Если у «литературной науки» есть «основной предмет изучения», то «сколько угодно методов» вряд ли по требуется для этого изучения. Позиция методологического монизма дик туется тут самим существом задачи. И эта позиция должна быть тем более обязательна для тех, кто думает о «построении теории и истории литературы как'самостоятельной науки».

 

 Ноябрь 1924 г. П.М.