Автор работы: Пользователь скрыл имя, 02 Июня 2013 в 16:29, контрольная работа
В лирике поэтов ХIХ века, посвящённой родному дворянскому гнезду, усадебное время воспринимается, прежде всего, как мифологическое, оно всегда в прошлом и замкнуто на прошлом, приходит к лирическому герою и персонажу в воспоминаниях о детстве и юности, атмосфере любви, заботы, внимания, царящих в замкнутом, камерном мирке поместья.
ОСОБЕНОСТИ УСАДЕБНОГО ВРЕМЕНИ
Практическое занятие 1
Мифологическое время в лирике И.А.Бунина.
В лирике поэтов ХIХ века, посвящённой родному дворянскому гнезду, усадебное время воспринимается, прежде всего, как мифологическое, оно всегда в прошлом и замкнуто на прошлом, приходит к лирическому герою и персонажу в воспоминаниях о детстве и юности, атмосфере любви, заботы, внимания, царящих в замкнутом, камерном мирке поместья.
Мифологизированное прошлое связано чаще всего с возвращением героя в родные места, которое происходит в границах архетипической оппозиции «ухода» – «возвращения» («встречи»). Уход и возращение могут быть вполне реальными: герой вырастает и уезжает из родного поместья, а через какое-то время возвращается домой, проходит по родным дорожкам и тропинкам, видит картины природы, привычные с детства, и в душе пробуждаются те же чувства, которые волновали его в прежние годы. Но и в памяти человека происходит возвращение к прошлому, даже если физически он не покидает родное гнездо, а «уход» связан только с изменением его сознания.
Ещё в ранней лирике Бунина звучит тема ухода-потери:
Ту звезду, что качалася в тёмной воде
Под кривою ракитой в заглохшем саду, –
Огонёк, до рассвета, мерцавший в пруде,
Я теперь в небесах никогда не найду.
В те селенья, где шли молодые года,
В старый дом, где я первые песни слагал,
Где я счастья и радости в юности ждал,
Я теперь не вернусь никогда, никогда.
Вряд ли погасла та звезда в небесах, что мерцала когда-то в тёмной воде пруда. Она погасла в душе поэта, утратившего юные годы. Возможно, и старый дом стоит, и вернуться туда несложно, но это уже не тот дом, что был в юности, а возврат к тому дому невозможен.
Но проходит пятнадцать лет, и в стихотворении «Люблю цветные стёкла окон» происходит возвращение поэта в тот самый старый дом, куда он решил не возвращаться «никогда, никогда».
Люблю цветные стёкла окон
И сумрак от столетних лип,
Звенящей люстры серый кокон
И половиц прогнивших скрип…
И люстра в коконе паутины, и скрип прогнивших половиц ясно говорят о запущенности родового гнезда. В этом стихотворении просматривается антитеза «семейное гнездо» – «пустое и брошенное гнездо». Представлена она через интерьер, через описание милых, любимых атрибутов прошлой жизни. «Винный запах из шифоньерок и от книг», стеклянные невысокие шкапы, «где рядом Сю и Патерик», «серебро икон в божничке и в горке матовый фарфор», «дагерротипы» с чертами «давно поблекших лиц» – всё это возвращено к жизни словом «люблю», употреблённом в настоящем времени. Не любил когда-то, а люблю сейчас и всегда.
Так происходит движение по кругу, протяжённость и замкнутость времени. Прошлое переходит в настоящее и становится вечным, поскольку время остановлено. Тут среди множества предметов были бы уместны и часы с остановившимися стрелками. Всё это было когда-то и всё это существует и сейчас, пусть и в запущенном виде. Но сохраняется суть вещей, их нетленность в памяти поэта.
Замкнутость времени заключена и в форме стихотворения, которое завершается почти теми же образами, которыми и начинается:
И сумрак от столетней липы,
И скрип прогнивших половиц.
Та же тема возвращения поэта в заброшенную усадьбу звучит в другом стихотворении Бунина:
Синие обои полиняли,
Образа, дагерротипы сняли –
Только там остался синий цвет,
Где они висели много лет.
Позабыло сердце, позабыло
Многое, что некогда любило!
Только тех,
кого уж больше нет,
Сохранился незабвенный след.
Историю семьи хранят иконы и дагерротипы, которые дороги молодым владельцам поместья и потому развешаны по стенам. Если их сняли, значит, поменялись хозяева усадьбы, и поэт только гость в родном гнезде. Но остался на стенах синий цвет, «незабвенный след» тех, кого уже нет, но кто хранится в памяти поэта.
Мифологизируя усадебное прошлое, и Бунин, и многие другие поэты девятнадцатого века развивали сквозной мотив, оставшийся актуальным и в современной литературе: возвращение героя на свою «малую родину» в надежде установить утраченные связи с миром природы, с заветами предков. Таким образом реализуется патриархальная модель целеполагания. Всё, что было де тебя, не напрасно, и ты продолжаешь эстафету жизни, опираясь на те ценности, что были до тебя.
Исповеди-монологи лирического героя строятся по определённой схеме. Позывом к исповеди служит воспоминание о прошлом, вызванное возвращением к родным местам. Тут же перед глазами выстраивается целый ряд дорогих сердцу поэта картин природы и атрибутов усадебного быта. Всё это окрашивается в печальные ностальгические тона. Но в этой печали есть и светлая струя, вызванная любовью к прошлому, к родному дому, к тому, что невозможно унести с собой в другую жизнь, но можно сохранить в сердце.
Светлая струя усадебной лирики Бунина особенно ярко проявляется в стихотворениях кладбищенского цикла. Жизнь человека протекает от колыбели до вечной постели, до могилы. Но пробуждаются к жизни новые силы, и жизнь сама по себе не кончается.
Растёт, растёт могильная трава,
Зелёная, весёлая, живая,
Омыла плиты влага дождевая,
И мох покрыл ненужные слова.
По вечерам заплакала сова,
К моей душе забывчивой взывая,
И старый склеп, руина гробовая,
Таит укор… Но ты, земля, права!
Как нежны на алеющем закате
Кремли далёких синих облаков!
Как вырезаны крылья ветряков
За тёмною долиною на скате!
Земля, земля! Весенний сладкий зов!
Ужель есть счастье даже и в утрате?
И здесь происходит то же движение «по кругу». И здесь прошлое, настоящее и будущее соединяются в единой точке бытия, в сердце поэта, оживающем с приходом весны. Даже забвение («и мох покрыл ненужные слова») не пугает его. И только плач совы, взывающей к его «забывчивой» (забывшейся) душе, заставляет на минуту предаться печали по утратам прошлого. Но нежные краски заката, «кремли далёких синих облаков», крылья ветряков на фоне неба снова пробуждают в сердце радость жизни. «Ужель есть счастье даже и в утрате?» Наверное, есть, ведь утраты это тоже часть жизни. Не только печаль пробуждают они в сердце, но и светлую улыбку.
Даже в стихотворении «Могильная плита», написанном в форме «кладбищенской элегии», есть это светлое чувство. Это стихотворение перекликается с усадебным стихотворением Николая Огарёва «Опять знакомый старый дом».
Могильная плита, железная доска,
В густой траве врастающая в землю, –
И мне печаль могил понятна и близка,
И я родным преданьям внемлю.
И я «люблю людей, которых больше нет»,
Любовью всепрощающей, сыновней.
Последний их побег, я не забыл их след
Под старой обветшалою часовней.
Я молодым себя, в своём простом быту,
На бедном их погосте вспоминаю.
Последний их побег, под эту же плиту
Приду я лечь – и тихо лягу – с краю.
Как представитель старой России, Бунин часто вспоминает предков, гордится принадлежностью к старинному роду. Последний побег этого рода, он не отрывает себя от своих предков, а приобщается к их памяти и после смерти уготовил себе место на фамильном кладбище, чтобы тихо лечь «с краю». В судьбе Бунина этого не произошло, но это не его вина.
Большое место в усадебной поэзии занимает тема сада. Внутренняя среда обитания русского дворянина (интерьер дома) и внешняя (сад и парк) в ряде случаев были организованы так, что создавали свою, особую культурно-историческую модель мира. Сад не был просто участком, засаженным деревьями, это было сакральное место – для общения с природой, для раздумий, для отдыха, для творчества, для любовных свиданий. Для поэтов дворянской усадьбы, влюблённых в старину, сад – это райский уголок, тот потерянный в случае «ухода» персонажа рай, о котором вечно грустит человек.
О радость красок! Снова, снова
Лазурь сквозь яркий жёлтый сад
Горит так дивно и лилово,
Как будто ангелы глядят.
О радость радостей! Нет, знаю,
Нет, верю, Господи, что ты
Вернёшь к потерянному раю
Мои томленья и мечты!
Важную функцию в стихах Бунина выполняют цвета в описании старого дома и сада. Синий цвет, оставшийся на полинявших обоях в том месте, где висели дагерротипы. Жёлтый осенний сад и лазурь неба, горящая сквозь жёлтый сад «так дивно и лилово». Есть свои скупые, но точные цвета и в стихотворении Бунина «Щеглы, их звон, стеклянный, неживой»:
…С травой, хрустящей белым серебром,
О пустоте, сияющей над клёном
Безжизненно-лазоревым шатром…
Цветовая гамма
в стихах Бунина создаёт зрительный
образ того, что описывает поэт,
создаёт настроение. Лирически-приподнятое
в стихотворении «О радость красок!»
и ностальгически-безысходное
Возвращаясь в семейное гнездо, персонаж неизменно убеждается в том, что время в поместье движется «по кругу», что, очевидно, и для него судьбой была уготован участь, постигшая его предков, что, наконец, и ему придётся когда-нибудь закончить свои дни на родовом погосте.
В стихотворениях на рубеже веков в раскрытии мифологического времени мотив «возвращения» в усадьбу всё чаще начинает соседствовать с мотивом «бегства» из неё навсегда. Очевидно, в значительной степени это обусловлено психологическими и философскими установками, определяющими жизнь русского человека в переломные эпохи. Сопутствующие этому факторы: ощущение трагизма бытия, потеря ценностных ориентиров – усиливали и без того нервозную обстановку в стране.
В усадебной поэзии рубежного времени отчётливо выделяются две тенденции. В частности, поэты «серебряного века», несмотря на то что многие из них принадлежали к русскому родовитому дворянству, оплакивая усадебное прошлое, настойчиво призывали вполне конкретные силы поставить последнюю точку в жизни агонизирующих, как им казалось, «дворянских гнёзд». Как «Вишнёвый сад» пустили под топор в пьесе А.П.Чехова, так и в стихах появляются призывы к пиле и топору.
Лишь в бурю, осенью, тревожно
Парк стонет громко, как больной,
Стряхнуть стараясь ужас сонный…
Старик! Жить дважды невозможно:
Ты вдруг проснёшься, пробуждённый
Внезапно взвизгнувшей пилой!
(В.Брюсов «В полях забытые усадьбы…»)
Те же мотивы звучат в стихотворении В.Ходасевича «Жеманницы былых годов…»
Я думал: в грустном сём краю
Уже полвека всё пустует.
О пусть отныне жизнь мою
Одно грядущее волнует!
Лирический герой Н.Гумилёва («Старина») тоже не может избавиться от ощущения, что груз прошлых лет начинает его тяготить:
Мне суждено одну тоску нести,
Где дед раскладывал пасьянс,
И где влюблялись тётки в юности
И танцевали контрданс.
И сердце мучится бездомное,
Что им владеет лишь одна
Такая скучная и тёмная,
Незолотая старина.
Понятны мотивы этих стихотворений. Для декадентов и неоромантиков окружающая их жизнь казалась невыносимой, потому-то они и стали модернистами, что стремились не к прошлому, а к будущему. В отличие от модернистов у Бунина в выражении мифологического времени, помимо ретроспективного плана, присутствует и эмоционально-интеллектуальная проспекция. Взгляд поэта в будущее исполнен тревоги за судьбу России – огромного «дворянского гнезда», в котором слились воедино приметы старой культуры и традиций.
«Опять холодные седые небеса,
Пустынные поля, набитые дороги,
На рыжие ковры похожие леса,
И тройка у крыльца, и слуги на пороге…»
– Ах, старая наивная тетрадь!
Как смел я в те года гневить печалью бога?
Уж больше не писать мне этого «опять»
Перед счастливою осеннею дорогой!
В отличие от
поэтов «серебряного» века Бунин
не торопит медленное и
Полемизируя с
целой плеядой модернистов
Практическое занятие 2
Биографическое время в лирике И.А.Бунина
Во многих стихотворениях И.А.Бунина, рассказывающих о жизни в усадьбе, мифологическое время созвучно биографическому, раскрывающему такие этапы, как детство, юность, зрелость лирического героя, а также времени историческому, отражающему неумолимую смену укладов русской жизни, смену поколений в поместье.
Лирический герой вспоминает различные этапы своей жизни в усадьбе. Этапы биографии персонажа воссозданы гораздо достовернее, чем в текстах с преобладанием времени мифологического. Осознавая, что самые важные, запоминающиеся события произошли в далёком прошлом, он заставляет себя критически оценивать современную ему действительность, с её тотальным пренебрежением стариной.