Особенности усадебного времени

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 02 Июня 2013 в 16:29, контрольная работа

Описание работы

В лирике поэтов ХIХ века, посвящённой родному дворянскому гнезду, усадебное время воспринимается, прежде всего, как мифологическое, оно всегда в прошлом и замкнуто на прошлом, приходит к лирическому герою и персонажу в воспоминаниях о детстве и юности, атмосфере любви, заботы, внимания, царящих в замкнутом, камерном мирке поместья.

Файлы: 1 файл

Особенности усадебного времени.doc

— 95.00 Кб (Скачать файл)

В ранних стихах Бунина лирический герой полон восхищения родной природой, которая является составной частью его малой родины.

 

Шире, грудь, распахнись для принятия

Чувств весенних – минутных гостей!

Ты раскрой  мне, природа, объятия,

Чтоб я слился с красою твоей.

 

При описании родной природы Бунин находит такие  точные образы, что трудно сомневаться  в фактической реальности этих стихотворений.

 

Ночь побледнела, и месяц садится

За реку красным  серпом.

Сонный туман  на лугах серебрится,

Чёрный камыш  отсырел и дымится,

Ветер шуршит камышом.

 

Тишь на деревне. В часовне лампада

Меркнет, устало горя.

В трепетный  сумрак озябшего сада

Льётся со степи  волнами прохлада…

Медленно рдеет заря.

 

(«Октябрьский  рассвет»).

 

В поэзии часто  преобладает воображение. А.С.Пушкин никогда не был в Испании, но сумел  в стихах отразить испанские мотивы. Но невозможно предположить, что, например, стихотворение «Осень» создано  исключительно воображением поэта. То же самое происходит и в стихах Бунина. Их биографическая основа ясно просматривается. Она видна и в стихотворении «Подражание Пушкину»:

 

От праздности и лжи, от суетных забав

Я одинок бежал  в поля мои родные,

Я странником вступил  под сень моих дубрав,

Под их навесы вековые.

 

И, зноем истомлён, я на пути стою

И пью лесных ветров живительную влагу…

О, возврати, мой  край, мне молодость мою,

И юный блеск  очей, и юную отвагу!

 

Ты видишь –  я красы твоей не позабыл

И, сердцем чист, твой мир благословляю…

Обетованному  отеческому краю

Я приношу остаток  гордых сил.

 

Безусловно, доля биографического материала в  усадебных стихотворениях Бунина, очень  значительна. Это подтверждается и  фактами его биографии, и развитием  той же усадебной темы в его  прозаических произведениях. Но если даже не знать его биографию и не читать его прозаические произведения, особенно «Жизнь Арсеньева», то всё равно по тем любовно выписанным художественным образам и деталям, составляющим основу стихотворения, можно понять, что его стихи не являются вымыслом, а вызваны к жизни личным опытом.

 

То разрастаясь, то слабея,

Гром за усадьбой грохотал.

Шумела тополей аллея,

На стёкла сумрак набегал.

Всё ниже тучи наплывали;

Всё ощутительней, свежей

Порывы ветра обвевали

Дождём и запахом полей.

В полях хлеба к межам клонились…

А из лощин и из садов  –

Отвсюду с ветром доносились

Напевы ранних соловьёв.

 

(«Соловьи»)

 

По стихам Бунина можно проследить, что лирический герой в молодые годы покидает родные места, но вскоре возвращается под отчий кров. Можно понять, что основная часть его жизни прошла вдалеке от городской суеты. Можно наблюдать, как светлые тона его усадебной лирики меняются на более горькие ноты, вызванные к жизни переменой окружающей его действительности.

Биографическая  основа усадебных стихотворений Бунина подтверждается и его рассказами, где развиваются те же темы и мотивы, и романом «Жизнь Арсеньева» (1927-1929, 1939). Всё в романе намекает на то, что через образ главного героя Бунин воссоздаёт этапы своего собственного жизненного пути.

Родное село Арсеньева Каменка во многом напоминает родину Бунина – хутор Бутырки  Елецкого уезда. В романе герой проходит несколько ступеней развития. Первые шаги маленького ребёнка, воспринимающего мир и себя лишь на уровне зрительных и звуковых реакций. Отрочество подростка, начинающего ощущать пространство и время, многомерность окружающего его мира, неоднозначность встречающихся в его жизни людей. Юность и полувзрослое состояние, когда начинается самостоятельная жизнь, когда в его душе разыгрывается драма первой любви.

Основная особенность  образа Арсеньева в том, что он как бы раздваивается в двух Арсеньевых: один – юный – живущий, взрослеющий, совершающий ошибки, делающий свои первые умозаключения; другой – повествователь, – уже с расстояния прожитых лет оценивающий поведение юного Арсеньева, вспоминающий и оценивающий его чувства и мысли, его взаимоотношения с людьми.

Во многом образ  Арсеньева имеет ностальгический  характер: он гордится своим родом, «знатным, хотя и захудалым», тоскует  о его былом величии и богатстве. Арсеньев не эпический, а лирический герой, его не интересуют «социально-общественные задачи искусства», он отдаёт предпочтение вечным темам.

В русской литературе роман Бунина – «воспоминание  о воспоминаниях» – не имеет аналогов.  «Усадебное» время в романе имеет как бы два слоя. Один слой – конкретное время развития героя от младенчества к юности. Другой слой – вечное время, когда действие романа может происходить когда угодно и где угодно.

В этом смысле способ изображения «усадебного» времени в романе Бунина «Жизнь Арсеньева» и соответствует и не соответствует способу изображения «усадебного» времени в лирике конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. В поэзии всегда существуют вечные темы, вне времени и места, и в этом лирическая проза Бунина созвучна многим стихотворениям русских поэтов. Но в изображении конкретного биографического «усадебного» времени проза Бунина в романе «Жизнь Арсеньева» резко отличается от социальной поэзии рубежа двух веков.

 

В некоторых  стихотворениях Бунина история помещичьего рода рассматривается в тесной связи с жизнью крепостных крестьян, дворовых. Его первым напечатанным стихотворением стал «Деревенский нищий» (1886):

 

Он идёт из селенья  в селенье,

А мольбу чуть лепечет  язык,

Смерть близка уж, но много мученья

Перетерпит  несчастный старик.

 

Он заснул…  А потом со стенаньем

Христа ради проси и проси…

Грустно видеть, как много страданья

И тоски и  нужды на Руси!

 

Этот старый нищий был чьим-то крепостным крестьянином, всю жизнь «за тяжёлой работой  убил», а когда не стало сил «у края могилы», пошёл по деревням просить милостыню, поскольку о нём некому позаботиться. Та же тема затронута в стихотворении «Слепой», хотя по смыслу это стихотворение гораздо глубже, чем просто социальная картина.

Вот он идет просёлочной дорогой,

Без шапки, рослый, думающий, строгий,

С мешками, с  палкой, в рваном армячишке,

Держась рукой  за плечико мальчишки.

 

В некоторых стихах отношения помещиков со своими крестьянами представлены в патриархальном свете. Они живут на одной земле, в одном доме или на одном подворье, связаны одной судьбой. В стихотворении «Дядька» старый слуга разговаривает с барчуком вольно и даже иронично, затрагивает интимную тему:

 

«…Небось всё  писем ждёшь, депеш да эстафет?

Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве – балы».

 

Смутясь, глядит барчук на строгие очки,

На седину бровей, на розовую плешь…

– Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,

Пораньше ляжем  спать… Каких уж там депеш!

 

Особенно остро  эта тема выражена в стихотворении «Пустошь», в котором прослеживается судьба нескольких поколений русских помещиков и крестьян, переживших в пределах одного имения смену исторических эпох, укладов, поколений.

 

Мир вам, в земле  почившие! – За садом

Погост рабов, погост дворовых наших:

Две десятины пустоши, волнистой

От бугорков могильных. Ни креста,

Ни деревца…

 

Прошлое видится  поэту чередой всяческих унижений, которым издавна подвергался  русский «поселянин» в помещичьих вотчинах.

 

Мир вам, давно  забытые! – Кто знает

Их имена  простые? Жили – в страхе,

В безвестности – почили. Иногда

В селе ковали цепи, засекали,

На поселенье  гнали. Но стихал

Однообразный  бабий плач – и снова

Шли дни труда, покорности и страха…

 

Мир вам, неотомщённые! – взывает поэт. А отмщение он видит в том, что внуки владык, истязавших своих дворовых, потомки захудалых и обедневших дворянских родов не меньше бывших холопов «испили… из горькой чаши рабства!» Время и судьба уравняли бывших владык и их рабов.

Если прежние  дворянские времена принесли много  испытаний русскому человеку, то пришедший  им на смену ХХ век окончательно лишит привычной почвы под ногами всех, кто ещё верит в незыблемость патриархально-аграрного уклада.

В стихотворении  «Запустение» символами безнадёжно устаревшей помещичьей жизни в глазах лирического героя представляются заглохший сад, флигель, глядящейся «серою руиной», могильная тишина дома, паутина в углу под образом, груда яблок возле печки на полу (как тут не вспомнить светлый рассказ Бунина «Антоновские яблоки»), дрожащий звук тёмных, расстроенных клавесин.

Некоторые признаки усадебного быта уцелели в дачных посёлках. В стихотворениях Бунина время, проведённое лирическим героем на даче, воспринимается как разновидность усадебного времени, наделённого, однако, специфическими признаками, которые заключаются в том, что дачное время – это не время жизни, а время ухода от жизни, от городской суеты в одиночество, в пережидание душевных смут.

И ветер, и дождик, и мгла

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь  до весны умерла,

До весны  опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

За мольбертом, и дует в окно…

 

Сегодня идут без  конца

Те же тучи –  гряда за грядой.

Твой след под  дождём у крыльца

Расплылся, налился  водой.

И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму…

 

Что ж! Камин  затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

 

Лучшей стихотворной формой, отвечающей задаче поэта передать особенности биографического времени, служит элегия. Этот лирический жанр стал выражением философских размышлений, грустных раздумий о жизни и смерти, о быстротекущем времени. Вершиной этого жанра считается «Элегия» А.С.Пушкина («Безумных лет угасшее веселье…»). К этому жанру обращается и Бунин:

 

…И снилося  мне, что осенней порой

В холодную ночь я вернулся домой.

По тёмной дороге прошёл я один

К знакомой усадьбе, к родному селу…

Трещали обмёрзшие  сучья лозин

От бурного ветра на старом валу…

Деревня спала… И со страхом, как вор,

Вошёл я в  пустынный покинутый двор.

 

Что же увидел поэт в родном доме? Нависший потолок, обвалившиеся углы, скрипучие полы, старые печи с  их специфическим вечным запахом.

 

И снилося мне, что всю ночь я ходил

По саду, где  ветер кружился и выл,

Искал я отцом  посаженную ель,

Тех комнат искал, где сбиралась семья,

Где мама качала мою колыбель

И с нежною грустью  ласкала меня, – 

С безумной тоскою кого-то я звал,

И сад обнажённый гудел и стонал… 

 

В этом стихотворении жизнь лирического героя представлена от колыбели до того времени, когда оно написано. Всё показано через сон героя, но во сне преобладают реальные черты. И запущенный дом, и заглохший сад, где герой ищет ель, посаженную отцом, и комнаты, где когда-то собиралась вся семья, и безумная тоска, с которой он пытается обрести свое прошлое, воскресить родных людей – всё это черты биографического времени, переданные жанром элегии. Трудно представить другой стихотворный жанр, где бы так ярко и скорбно выразилась тоска по ушедшему времени.

 

Бунин связывает  перемены в помещичьей жизни накануне революции с историческими событиями, он в течение неполного года от предчувствий надвигающейся катастрофы («Канун») переходит к констатации  фактов многочисленных бесчинств в поместьях («Семнадцатый год», «Мы сели у печки в прихожей…»).

В стихотворении  «Канун» в образе взбесившегося  во время страды, сорвавшегося с  цепи пса Бунин иносказательно пытается передать угрозу бессмысленного и жестокого  крестьянского бунта, тревогу за будущее усадебной России, перекликаясь с риторическим вопросом, звучащим в финале гоголевских «Мёртвых душ»: «Русь, куда несёшься ты?»

 

Хозяин умер, дом забит,

Цветёт на стёклах  купорос,

Сарай крапивою зарос,

Варок, давно  пустой, раскрыт,

И по хлевам чадит навоз…

Жара, страда…  Куда летит

Через усадьбу  шалый пёс?..

 

Летит стрелою  через двор,

И через сад, и дальше, в степь,

Кровав и  мутен ярый взор,

Оскален клык, на шее цепь…

Помилуй Бог, спаси  Христос,

Сорвался пёс, взбесился пёс!

 

Вот рожь горит, зерно течёт,

Да кто же будет жать, вязать?

Вот дым валит, набат гудёт,

Да кто ж  решится заливать?

Вот встанет  бесноватых рать,

И, как Мамай, всю Русь пройдёт…

Но пусто  в мире – кто спасёт?

Но Бога нет  – кому карать?

 

В стихотворении  «Семнадцатый год» виртуальный пожар превращается уже в реальный.

 

Ночной порой  из сумрачной лощины

Въезжаю на отлогий  косогор

И вижу заалевшие  вершины,

С таинственною нежностью, в упор

Далёким озарённые  пожаром.

Остановясь, оглядываюсь, да,

Пожар! Но где? Опять  у нас, – недаром

Вчера был сход!...

 

В стихотворении  «Мы сели у печки в прихожей…» биографическое время, связанное с историческими событиями, передаётся не только через реалии заброшенного дома, но и через душевное состояние персонажа:

 

Мы сели у  печки в прихожей,

Одни, при угасшем огне,

В старинном  заброшенном доме,

В степной и  глухой стороне.

 

Жар в печке  угрюмо краснеет,

В холодной прихожей темно,

И сумерки, с  ночью мешаясь,

Могильно синеют в окно.

 

Ночь – долгая, хмурая, волчья,

Кругом всё  леса и снега,

А в доме лишь мы да иконы

Да жуткая близость врага.

 

Презренного дикого века

Свидетелем  быть мне дано,

И в сердце моём так могильно,

Как мёрзлое  это окно.

 

Философское начало в лирике Бунина 1917 года соседствует, во-первых, с реалистическими зарисовками  очевидца событий («Семнадцатый год»), во-вторых, с символическим осмыслением участи русского помещика, по стечению обстоятельств теряющего всё и сразу («Мы сели у печки в прихожей…).

Россия прошлого и связанная с нею жизнь  героя, его биографическое время, представлены ключевыми образами-символами – дома, «старинного и заброшенного», «в степной и глухой стороне», старой печи – хранительницы последнего тепла в ночи «долгой, хмурой, волчьей», а также икон, чудом уцелевших в разграбленной усадьбе, – верный знак того, что Христос ещё не забыл своих детей.

Информация о работе Особенности усадебного времени