Период ВОВ в литературе

     Искусство  публицистики за четыре года  прошло несколько основных этапов. Если в первые месяцы войны  ей была присуща обнаженно–рационалистическая  манера, зачастую отвлеченно–схематические  способы изображения врага, то  в начале 1942 года публицистика  обогащается элементами психологического  анализа. В огненном слове публициста  и митинговая нота. И обращение  к душевному миру человека.  

           Следующий этап совпал с переломом  в ходе войны, с необходимостью  углубленного социально–политического  рассмотрения фашистского фронта  и тыла, выяснения коренных причин  близящегося поражения гитлеризма  и неотвратимости справедливого  возмездия. Этими обстоятельствами  вызвано обращение к таким  жанрам, как памфлет и обозрение.

       На  завершающем этапе войны появилось  тяготение к документальности. Так,  например, в «Окнах ТАСС» наряду  с графическим исполнением плакатов  широко использовался метод фотомонтажа.  Писатели и поэты вводили в  свои произведения дневниковые  записи, письма, фотографии и другие  документальные свидетельства.

      За четыре  года войны проза пережила  значительную эволюцию. Первоначально  война освещалась в очерковом,  схематично–беллетризованном варианте. Таковы многочисленные  рассказы  и повести лета, осени, начала  зимы 1942 года. Позже фронтовая действительность  постигалась писателями в сложной  диалектике героического и повседневного.

Уже в первые два года войны было опубликовано свыше двухсот повестей. Из всех прозаических жанров только очерк и  рассказ могли поспорить в  популярности с повестью. Повесть – жанр необычный для западноевропейских  литератур (многим из них неведом сам термин «повесть». А если он и встречается, как, например, в польской литературе, то означает «роман»),  весьма характерен для русской национальной традиции.

      Стремление  раскрыть суровую и горькую  правду первых месяцев войны,  достижениями в области создания  героических характеров отмечены  «Русская повесть» (1942) Петра Павленко  и повесть Василия Гроссмана «Народ бессмертен».  Однако между этими произведениями есть различия в способах воплощения темы. У П.Павленко событийно–фабульное начало доминирует над раскрытием психологии войны. В повести «Народ бессмертен» образы рядовых солдат и офицеров воссозданы несравненно полнее и глубже.

      Характерная  примета военной прозы 1942 –  1943 годов – появление новелл, циклов рассказов, связанных единством  действующих лиц, образом повествователя  или лирической сквозной темой.  Именно так построены «Рассказы  Ивана Сударева» Алексея Толстого, «Морская душа» Л.Соболева, «Март–апрель» В.Кожевникова. Драматизм в этих произведениях оттеняется лирической и одновременно возвышенно–поэтической, романтической чертой, помогающей выявить душевную красоту героя. Углубляется проникновение во внутренний мир человека. Более убедительно и художественно совершенно раскрываются социально–этические истоки патриотизма.

В солдатском окопе, в морском кубрике рождалось  особое чувство солидарности – фронтового братства. Л.Соболев в цикле рассказов  «Морская душа» создает серию  портретных зарисовок героев–моряков; каждый из них – олицетворение  мужества и стойкости. Не случайно один из героев новеллы «Батальон четырех» обращается к сражающимся: «Один моряк – моряк, два моряка – взвод, три моряка – рота… Батальон, слушай мою команду…»

Достижения этих писателей были продолжены и развиты  К.Симоновым в повести «Дни и  ночи» – первом крупном произведении, посвященном битве на Волге. В  «Непокоренных» Б.Горбатова на примере  семьи Тараса Яценко показано, как  пламя сопротивления врагу, даже в его глубоком тылу, постепенно перерастает в пожар всенародной  борьбы. Образ офицера легендарной  панфиловской дивизии Баурджана Момыш–Улы – искусного и волевого командира, строгого профессионала–военачальника, человека несколько рационалистического, но беззаветно отважного в бою – создает А.Бек в повести «Волоколамское шоссе» (1944).

Углубление историзма, расширение временных и пространственных горизонтов – несомненная заслуга  повести 1943–1944 годов. Одновременно шло  и укрупнение характеров. В центре повести А.Платонова «Оборона Семидворья» (1943) – мир и война, жизнь и смерть, долг и чувство. Жестокий бой ведет рота старшего лейтенанта Агеева, атакуя захваченную врагом деревеньку в семь дворов. Казалось бы, маленький плацдарм, но за ним – Россия. Сражение показано как тяжкий, упорный, кровавый труд. Агеев внушает своим подчиненным, что «на войне бой бывает кратким, но долгим и постоянным. И более всего война состоит из труда… Солдат теперь не только воин, он строитель своих крепостей…». Размышляя о своем месте в бою, Агеев себе, как офицеру, отводит особую роль: «…трудно сейчас нашему народу – весь мир он несет на своих плечах, так пускай же мне будет труднее всех».

Суровые будни  и драматизм воины, осмысленные  в масштабе больших социально–нравственных и философских категорий, предстают  со страниц повести Л.Леонова «Взятие Великошумска». Раздумья командира танкового корпуса генерала Литовченко, как бы продолжающие прерванную пулей нить размышлений героя повести А. Платонова, являются своеобразной этической доминантой книги: «Народы надо изучать не на фестивалях пляски, а в часы военных испытаний,  когда история вглядывается в лицо нации, вымеряя ее пригодность для своих высоких целей…»

       К концу  войны ощутимо тяготение прозы  к широкому эпическому осмыслению  действительности. Два художника  – М.Шолохов и А.Фадеев –  особенно чутко улавливают тенденцию  литературы. «Они сражались за  Родину»  Шолохова и «Молодая  гвардия» Фадеева отличаются  социальной масштабностью, открытием  новых путей в трактовке темы  войны.

       М.Шолохов,  верный природе своего таланта,  делает смелую попытку изображения  Великой Отечественной войны  как поистине народной эпопеи. Сам выбор главных героев, рядовых  пехоты, – хлебороба Звягинцева, шахтера Лопахина, агронома Стрельцова – свидетельствуют о том, что писатель стремится показать различные слои общества, проследить, как всколыхнулось и грозно зашумело в годину суровых испытаний народное море.

       Богат  и многообразен духовно–нравственный  мир шолоховских героев. Художник  рисует широкие картины эпохи:  горестные эпизоды отступлений,  сцены яростных атак, взаимоотношения  солдат и мирных жителей, короткие  часы между боями. При этом  прослеживается вся гамма человеческих  переживаний – любовь и ненависть,  строгость и нежность, улыбки  и слезы, трагическое и комическое. В романе А.Фадеева «Молодая гвардия» от прежней аналитичной,  «толстовской манеры», присущей автору «Разгрома» и «Последнего из удэге», мало что остается.  Фадеев отходит от вымышленного повествования и опирается на конкретные факты и документы. В то же время он пишет свой роман красками, характерными для высокой романтической трагедии, отбирая контрастные тона. Добро и зло, свет и мрак, прекрасное и безобразное стоят на разных полюсах. Границы между понятиями–антагонистами не просто прочерчены, но как бы прорублены. Напряженный эмоционально–экспрессивный стиль полностью отвечает этой манере.

Суровый и строгий  реализм соседствует с романтикой, объективированное повествование  перемежается взволнованной лирикой  авторских отступлений. При воссоздании  отдельных образов роль поэтики  контраста тоже весьма   значительна (строгие глаза Лютикова и задушевность его натуры; подчеркнуто мальчишеская внешность Олега Кошевого и совсем не детская  мудрость его решений; лихая беспечность Любови Шевцовой и дерзкая смелость ее поступков, несокрушимая воля). Даже во внешнем  облике героев Фадеев не отходит от излюбленного приема: «ясные синие глаза» Проценко и «бесовские искры» в них; «сурово–нежное выражение» глаз Олега Кошевого; белая лилия в черных волосах Ульяны Громовой; «голубые детские глаза с жестким стальным отливом» у Любови Шевцовой.

Этот принцип  находит наиболее полное воплощение в обобщенной характеристике молодых  людей, становление которых пришлось на предвоенные годы: «Самые, казалось бы,   несоединимые черты –  мечтательность и действенность, полет  фантазии и практицизм, любовь к  добру и беспощадность, широта души и трезвый расчет, страстная любовь к радостям земным и самоограничение, – эти, казалось бы, несоединимые черты  вместе создали неповторимый облик  этого поколения».

Если поэзии, публицистике и прозе первых лет  войны был присущ обостренный  интерес к далекой исторической поре, то внимание автора «Молодой гвардии» привлекает нелегкая, героическая эпоха 30–х годов как духовно–нравственная почва, на которой созрели столь  удивительные плоды. Становление молодогвардейцев приходится именно на 30–е годы, а их стремительное возмужание – на начало 40–х годов. Наиболее значительной заслугой писателя следует считать художнически проникновенное изображение молодого поколения. Это прежде всего не по летам граждански зрелый, умный, обладающий прирожденным талантом организатора Олег Кошевой. Это рядовые участники подпольной организации, характеры которых мастерски индивидуализированы: поэтическая натура мечтательной, душевно глубокой и тонкой Ульяны Громовой, темпераментной и безрассудно   храброй Любови Шевцовой, преисполненного жаждой подвига Сергея Тюленина – мальчишки «с орлиным сердцем».

Фашисты обрекли  молодогвардейцев на нечеловеческие муки и казнили их. Однако зловещие краски войны не могут одолеть светлых, ликующих тонов жизни. Трагизм остается, но трагедия безысходности снята, преодолена жертвой во имя народа, во имя  будущего человечества.   

 ДРАМАТУРГИЯ

       За  годы войны было создано свыше  трехсот пьес. Не все они увидели  свет рампы. Лишь немногим посчастливилось  пережить свое время. Среди них «Фронт» А.Корнейчука, «Нашествие» Л.Леонова, «Русские люди» К.Симонова, «Офицер флота» А.Крона, «Песнь о черноморцах» Б.Лавренева, «Сталинградцы» Ю. Чепурина и некоторые другие.

Пьесы, появившиеся  в самом начале войны и созданные  еще на волне довоенных настроений, оказались далекими от трагической  обстановки первых месяцев тяжелых  боев. Потребовалось время, чтобы  художники смогли осознать свершившееся, верно его оценить и по–новому  осветить. Переломным этапом в драматургии  стал 1942 год.

       Темой  ряда интересных драматических  произведений стали жизнь и  героические деяния нашего флота.  Среди них психологическая драма  А.Крона «Офицер флота» (1944), лирическая  комедия Вс.Азарова, Вс. Вишневского, А.Крона «Раскинулось море широкое» (1942), лирико–патетическая оратория Б.Лавренева «Песня о черноморцах»(1943).

Героико–романтическому пафосу в пьесе Б.Лавренева подчинено все: и выбор места действия (Севастополь. Овеянный славой легендарного мужества), и особые принципы укрупненного изображения человеческих характеров, когда анализ отдельных поступков сочетается с воплощением высокой символики народного духа, и, наконец, постоянные обращения к героическому прошлому города–крепости. Бессмертные имена Нахимова и Корнилова зовут нынешних матросов и офицеров к подвигам.

       Особое  место в драматургии военных  лет принадлежит такому своеобразному  жанру, как сатирическая пьеса.  Значение «Фронта! (1942) А.Корнейчука прежде всего в типических отрицательных образах, в той силе, с которой осмеяны драматургом рутинные, косные методы ведения войны, отсталые, но самонадеянные военачальники.

Сатирическим  замыслом пьесы продиктован уже  сам выбор фамилий персонажей. Вот редактор фронтовой газеты Тихий  – трусливый, безынициативный, робкий человек. Вместо того чтобы поддерживать нужные хорошие начинания, он, напуганный грубым окриком командующего фронта Горлова, лепечет: «Виноват, товарищ  командующий. Учтем, выправим, постараемся». Под стать Тихому начальник разведки Удивительный, развязный корреспондент Крикун, невежда и солдафон Хрипун, а также лебезящий перед командующим фронта, но непременно грубый с подчиненными Местный – «мэр города», спешащий на банкете в честь командующего прежде допить вино. А затем уже «отдать все силы фронту». Оружие, используемое драматургом для разоблачения всех этих приспособленцев, захребетников, ищущих легкой жизни, – беспощадный, злой смех.

       В годы  войны создавались пьесы о  нашем героическом тыле, о беспримерном  трудовом энтузиазме миллионов,  без которого немыслимы были  бы победы на фронтах. К сожалению,  в большинстве своем эти произведения не достигли того эстетического уровня и силы эмоционального воздействия, которыми были отмечены пьесы военно–исторического плана.

Определенных  достижений добилась в этот период историческая драма. Были написаны такие  исторические пьесы, как дилогия  А.Толстого «Иван  Грозный», трагедия В.Соловьева  «Великий государь»  и др.

В области музыки самые значительные эстетические высоты были завоеваны массовой песней и  симфонией. Вершиной симфонического искусства  справедливо считается Седьмая  симфония Дмитрия Шостаковича, написанная в Ленинграде в страшную блокадную  пору 42–го. А. Толстой так выразил  свой впечатление от этого произведения. Как бы венчающего усилия советских  художников той трагической. Но по–прежнему  живо волнующей нас поры: «Гитлеру не удалось взять Ленинград и  Москву… Ему не удалось повернуть  русский народ на обглоданные  кости пещерного жития. Красная  Армия создала грозную симфонию мировой победы. Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь  торжества…

       На  угрозу фашизма – обесчеловечить человека – он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного, созданного гуманитарной культурой…»В целом литература периода войны отличалась своей агитационной направленностью, некоторой плакатностью. В ней в большей мере отразился тот официальный "социальный заказ" литературе, который имел место и в предшествующее войне десятилетие. Условия культа личности наложили известный отпечаток на многие произведения тех лет. В них необоснованно преувеличивалась роль Сталина в победах, одержанных народом.