Поэтика литературного произведения

      Обладание значимым словом М. М. Бахтин называет особенностью романного героя: «исключительно важная особенность романного жанра: человек в романе –– существенно  говорящий человек...» Кроме того: «Говорящий человек в романе –– существенно с о ц и а л ь н ы й человек, исторически конкретный и определённый»3.

      Сопоставляя романного и эпического героев, М. М. Бахтин пишет, что «в романе может  быть также выделен герой мыслящий и действующий (...)по замыслу автора, безукоризненно, именно так, как всякий должен действовать, но эта романная безукоризненность далека от наивной эпической бесспорности»4. М. М. Бахтин отмечает, что если идеология романного героя и совпадает с авторской идеологией, то она, по крайней мере, отличается от позиции окружающих. Незавершённость же М. М. Бахтин усматривает в том, что : ...(романы) в их целом, как высказывания их автора, являются такими же безысходными, внутренне незавершимыми диалогами между героями (как воплощёнными точками зрения) и между самим автором и героями, слово героя до конца не преодолевается и остаётся свободным (как и слово самого автора)5.

      Конечно, говоря о герое, М. М. Бахтин не мог  не рассмотреть его в связи  с автором, но далее мы всё же попытаемся определить особенности автора, как его понимает М. М. Бахтин.

      В статье «Эпос и роман» М. М. Бахтин сопоставляет также автора эпоса  и романного автора: «...новое положение  первичного, формального автора в  зоне контакта с изображаемым миром и делает возможным появление в поле изображения авторского образа. Эта новая постановка автора –– один из важнейших результатов преодоления эпической (иерархической)

13

Дистанции ¹ Бахтин М. М. Эпос и роман // Вопросы литературы и эстетики, 470

² Ссылки на текст книги приводятся по публикации http://philosophy.allru.net/perv305.html

      »1. М. М. Бахтин отмечает огромное значение, которое новая постановка автора имела для романного жанра.

      Довление  автора как над героем, так и  над всеми остальными уровнями произведения М.М. Бахтин считает отрицательным качеством.

      Книга «Проблемы поэтики Достоевского»(1929) М. М. Бахтина –– это, по сути, представление, своего рода объяснение на материале  романов Ф.М. Достоевского того, что  М.М. Бахтин вкладывал в понятия  диалогичности и многоголосия. Эти понятия затрагивают, прежде всего, отношения автора и главного героя.

      Бахтин  называет Достоевского творцом полифонического  романа: «Он создал существенно новый  романный жанр.(...) В его произведении появляется герой, голос которого строится так, как строится голос самого автора в романе обычного типа. Слово героя также полновесно, как обычное авторское слово, оно самостоятельно в структуре произведения, оно звучит (...) рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев». Что это за особое сочетание, в чём его суть, М.М.Бахтин не уточняет, но равноправие авторского голоса и голоса героя, безусловно, положительный признак романа, в понимании учёного. Всем перечисленым выше М.М.Бахтин объясняет то, что сюжет уже не имеет такого значения для Достоевского, как для других романистов. Ценится другое качество: «внутренняя самостоятельность героев Достоевского достигнута свободой и самостоятельностью их в самой структуре романа по отношению к автору, (...) по отношению к овнешняющим и определяющим авторским определениям»(14). Речь идёт о внутренней –– принципиальной –– незавершённости.

      Основной  категорией художественного видения  Достоевского было не становление, а  с о с у щ е с т в  о в а н и е и в з а и м о д е й с т в и е» (33) голосов и сознаний. В этом М.М.Бахтин видит как силу, так и слабость Достоевского. «Каждая мысль героев Достоевского с самого начала М.Бахтина, –– «не стремится к закруглённому и завершённому системно-монологическому целому. Она напряжённо живёт на границе с чужою мыслью, с чужим сознанием» 2.

      Противопоставляя  Достоевскому Л.Н.Толстого, М. М. Бахтин пишет, что «У Толстого (...)эпическая  незавершённость человека до его  смерти не становится структурно–художественной незавершённостью героя (нет двух голосов, монологически наивная точка зрения)». В отличие от Толстого, Достоевский всегда изображал человека на пороге последнего

14

      решения, в момент к р и з и с  а и незавершённого и н е  п р е о д о л и м  о г о поворота его души.

      Итак, в противоположность старому  «завершённому» эпосу М. М. Бахтин усматривает  новый жанр, раскрывающий «незавершённое настоящее» –– роман. Это качество жанра связано с особым качеством  слова в романе, с новой зоной  построения образа. Сюжет формально может быть завершён, но бытие в романе, считал Бахтин, принципиально незавершимо. Имеется в виду такое решение автора романа, которое всё–таки проецирует личность человека в будущее. Итоговость судьбы романного героя приобретает смысл искомой «незавершённости».

      Концовка  романа М. М. Бахтина вызвала широкую  дискуссию, которая продолжается до сих пор, рождая многочисленные аргументы  «за» и «против».  
 

2. Концепция диалогизма романа в философской системе М. М. Бахтина

     Книга Бахтина о Достоевском, содержащая концепцию диалога, была написана, скорее всего, в середине или во второй половине 20-х годов. К тому времени диалогизм уже существовал как самостоятельное направление в западной философии. В 1921 г. вышла в свет книга Франца Розенцвейга "Звезда спасения", в которой основные, с позиции этого еврейского мыслителя, аспекты бытия представлены с точки зрения "диалогического мышления". А в 1923 г. М. Бубер опубликовал свой трактат "Я и Ты", содержащий иной вариант диалогической философии. В начале 20-х годов в Берлине действовал философский кружок "Патмос", объединивший приверженцев идеи диалогизма (в том числе Бубера и Розенцвейга, а также Ф. Эбнера и др.); примечательно, что к нему был причастен Н. Бердяев, оказавшийся в 1922 г. не по своей воле в эмиграции. Вообще, начало 20-х годов было ознаменовано утверждением в определенных европейских философских кругах диалогической интуиции; преемственно диалогизм восходит к социальной этике Г. Когена и далее к идеям Л. Фейербаха [3, с.102].

     Проводником диалогизма (а не только философии Когена) в Россию был, по всей видимости, друг Бахтина М. Каган. На настоящий момент вопрос о знакомстве Кагана с членами кружка "Патмос" окончательно не прояснен; однако известно, что в окружении Бахтина книгу "Я и Ты" Бубера хорошо знали. По мнению Н.К. Бонецкой, становление бахтинского диалогизма происходило, по крайней мере, в начале совершенно самостоятельно; быть может, "Я и Ты" способствовало появлению у Бахтина самого термина "диалог", отсутствовавшего в ранних трактатах [3, 100]. Во всяком случае, предпосылки диалогизма существовали - в виде "проблемы чужого Я" - в русской кантианской традиции, из которой вышел Бахтин. И диалогизм Бахтина 20-х годов самобытен хотя бы потому, что, будучи этикой и онтологией (как и диалогизм западный), он при этом выступает в качестве весьма остроумной эстетической и литературоведческой теории.

     Эстетическим  событием согласно трактатам Бахтина  начала 20-х годов является событие  определенного отношения формы  и содержания произведения, осуществляемое в том или ином материале искусства. В случае искусства словесного, почти единственного предмета бахтинских интересов (как они представлены в сочинениях Бахтина), эстетическое событие - это "общение" автора и героя. Общение это состоит в оформляющем "завершении" героя - в его телесно-душевно-духовной природе - со стороны автора. Данное эстетическое событие содержит в себе элемент жизненно-этический. Герой, принадлежащий, по Бахтину, самой действительности, может оказывать сопротивление "завершающей" его авторской активности, - приобщающей его к вечности, но при этом парализующей, умерщвляющей в нем его собственное, деятельное начало. Иными словами, герой может в эстетическом событии проявить свою личностную свободу, - и автор может признать в какой-то степени за ним это право. И если автор дает развернуться свободе героя во всей ее этическим постулатом Канта, согласно которому человек не может быть ни при каких обстоятельствах средством, но только целью - тогда это будет мир романа Достоевского, поэтика Достоевского.

     Автор в романе Достоевского предоставляет  герою возможность полностью  реализовать себя, выразить то, что  герою кажется последней правдой  о мире, без вынесения какого-либо суждения о доброкачественности  этой правды. Автор, незримо сопровождающий героя на его жизненном пути, провоцирует героя на проявление себя; так разворачивается "диалог" автора и героя, поскольку автор ведет одновременно несколько таких "диалогов" с героями-протагонистами, то роман Достоевского оказывается сплетением жизненных "идей" героев, иначе сказать - их "голосов"; Бахтин уподобляет такую "поэтику" баховской фуге, полифоническому построению. За этими вещами можно рассмотреть определенную "теологию". Автор, творец романного мира, прообразом своим у Бахтина имеет Бога-Творца, явно не вмешивающегося в человеческую жизнь и в этом смысле наделяющего человека свободой. Что же касается Христа, то, по Бахтину, в мире Достоевского Он - человек среди людей, голос среди голосов. Теологически Христос для Бахтина оказывается человеком, никак не преодолевающим пределов тварной природы; деизм ли это, иудаизм ли (дополненный определенным пиэтетом к Иисусу), самобытное ли религиозно-философское построение в духе древнего арианства - мы предоставляем судить читателю.

     "Диалог" в мире Достоевского, по Бахтину, происходит не только между автором и героями: его ведут и герои между собой. Мировоззренческий, "идейный" диалог предстает в форме разговоров героев о "последних" проблемах бытия. Герой Достоевского - это "идея", "слово"; говорящий этический космос книги о Достоевском - не что иное, как совокупное "бытие-событие" ранних трактатов, искомое социальное "царство духов". Роман Достоевского для Бахтина - это модель бытия, и даже больше того - это само бытие. Здесь - некий таинственный момент бахтинских построений, специфическая бахтинская "мистика без мистики". О бытии как диалоге писали и другие диалогисты - Бубер, Эбнер, Розенцвейг. Однако бытийственная диалогическая структура у каждого из этих мыслителей своя; по-своему ее себе представляет и Бахтин. Диалог, по Бахтину, - это "противостояние человека человеку как противостояние "я" и "другого". Онтологически характерно здесь то, что в таком диалоге нет третьей бытийственной позиции: в западных построениях таковая принадлежит Богу. Но, кажется, главные особенности бахтинского диалога - в его, так сказать, беспредметности и бесконечности. Нельзя сказать, что в бахтинском диалоге собеседники встречаются в пространстве некоей темы, которая предметно выносится из диалога и имеет потому самостоятельное существование: Бахтин принципиально отказывается концептуализировать в своей философии предмет, "вещь". Бахтинский диалог- это противостояние как таковое, противостояние ради противостояния, динамически-духовное событие, не приводящее потому ни к какому устойчивому, конкретному результату. Бахтин испытывал пристрастие к этому образу бесконечно длящегося и ни к чему не ведущего диалога, быть может, отразившего бесконечные разговоры о важнейших вещах в его юношеском кружке, - разговоры, традиционно привычные для русской думающей молодежи... Действительно, жизнь, бытие в России - это всегда в основном разговоры и общение. Однако концепция Бахтина получила уже немало справедливых упреков в том, что этот релятивистский мир равноправных "идей", мир, в котором отсутствует ценностная иерархия и последний авторский "приговор", имеет в общем-то мало общего с миром Достоевского, писавшего свои романы отнюдь не позабыв о своих сокровенных убеждениях. И тут встает особая проблема Бахтина как литературоведа, к которой мы вернемся позже в связи с его книгой о Рабле: она ведь на самом деле тоже не о Рабле... Итак, если на "пред-диалогической" стадии, в ранних трактатах, "идея" Бахтина выступала в виде "философии поступка", то в книге о Достоевском бахтинская "первая философия" переходит на свою вторую ступень: перед нами здесь не столько литературоведческий анализ, сколько онтологическое построение русского диалогиста.

1. Алексеев  П.В. Философы России XIX - XX столетий. Биографии, идеи, труды. - 4-е изд., перераб., доп. - М.: Академический Проспект, 2002. - 1152 с.

2. Бонецкая  Н.К. М.М. Бахтин и традиции  русской философии // Вопросы философии. - 1993. - № 1. - С. 83-93.

3. Бонецкая  Н.К. Жизнь и философская идея  Михаила Бахтина // Вопросы философии. - 1996. - № 10. - С. 94-112.

4. Гуревич  П.С. Муки диалога // Философские  науки. - 1994. - № 4/5/6. - С. 15-31.

5. Джон  Я.М. Эволюция эстетических взглядов  М.М. Бахтина // Соц.-полит. журнал. - 1996. - № 2. - С. 224-231.

6. Евлампиев  И.И. История русской метафизики  в XIX - XX веках. Русская философия в поисках абсолюта. Часть I. - СПб.: Алетейя, 2000. - 415 с.

7. Замалеев  А.Ф. Лекции по истории русской  философии. - 2-е изд., доп., перераб. - СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского  университета, 1999.- 312 с.

8. Кузнецов  В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание / Ред. Ю.С. Ершова. - М., 1991. - 618 с.

9. Мухамадиев  Р. Диалог Достоевского и диалогизм  Бахтина // Вестник Московского  университета. Серия 7. Философия. - 1996. - № 4. - С. 28-40.

10. Мыслители  русского зарубежья / Сост. И отв. ред. А.Ф. Замалеев. - СПб.: Наука, 1992. - 461 с.

11. Попов  Б.Н. Методологический статус  другого в философии М.М. Бахтина  // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. - 2003. - № 4. - С. 17-25.

12. Русское  зарубежье. - Л.: Лениздат, 1991. - 438 с.

13. Спектор  Д. Обреченность предстоящим (читая  М.М. Бахтина) // Философские исследования. - 1995. - № 3. - С. 111-135.

14. Страда  В. Значение «открытия» Бахтина  для мировой культуры // Континент. - 1995. - № 85. - С. 324-331.

15. Философия  не кончается… Из истории отечественной философии. ХХ век: В 2-х кн. / Под ред. В.А. Лекторского. Кн. I. - 50-е годы.- М.: РОССПЭН, 1998. - 719 с. 
 

М. М.  Бахтин  внес значительный вклад в развитие всей современной гуманитарной мысли. В своих работах  Бахтин  затрагивал вопросы филологии и философии, этики и эстетики, культурологии и лингвистики. И на сегодняшний день М. М.  Бахтина  признают одним из наиболее крупных и авторитетных мыслителей ХХ века не только в России, но также в Европе и США, и популярность его  идей  продолжает неуклонно расти, проникая во все новые области гуманитарного знания. Так, к примеру, его разработки в области теории речевой коммуникации не только не теряют актуальности, но и становятся все более востребованными в связи с появлением и развитием новых электронных средств коммуникации.