Шпаргалка по "Античной литературе"

25.Понятия  «меры» и «натуры» у Горация

Мера должна быть во всем, и всему есть такие пределы,

Дальше и ближе которых не может добра быть на свете!

 Лициния Мурену, по-видимому, такие наставления не убедили: не прошло и нескольких лет, как он был казнен за участие в заговоре против Августа. Но для самого Горация мысль о золотой середине, о мере и умеренности была принципом, определявшим его поведение решительно во всех областях жизни.

Вино? Вот, казалось бы, традиционная поэтическая тема, исключающая всякую заботу о мере и умеренности. Да, - у всех, только не у Горация. Он пишет "вакхические", пиршественные оды охотно и часто, но ни разу не позволяет в них человеку забыться и потерять власть над собой. "Но для каждого есть мера в питье: Либер блюдет предел". А если кто и нарушает эту меру - поэт тотчас разгоняет винные пары своим трезвым голосом.

26.Понятие  «золотой середины» в поэзии  Горация

Уже в 1-й книге од появляется тема, популярная в античной поэзии: "лови день, меньше всего веря грядущему", - советует Гораций, призывая не  гнаться любой ценой  за  наслаждениями,  а  довольствоваться  малым,  что  полностью согласуется с его жизненными принципами (1,14). Призыв  "лови  день" y  Горация  сочетается  с  требованием  держаться  в  жизни  "золотой середины", которое развертывается в оде 2,  10.  К  идее

"золотой  середины"  Горация   привело   убеждение   в   непрочности   всего существующего.   Проповедь   умеренности   и   воздержания,   звучащая    в стихотворениях  Горация,   -   основополагающий   элемент   так   называемой "горацианской мудрости", чрезвычайно  популярной  в  новое  время.  Источник счастья - в золотой середине. Это убеждение, как и вся  жизненная  философия Горация, глубоко им выстрадано, и отказ  от  всего  лишнего  трактуется  как достояние мудрости. Когда поэт призывает пользоваться  радостями  жизни,  то это продиктовано не страхом смерти, а спокойным приятием ее неизбежности,  в чем можно было бы видеть эпикурейское отношение к жизни, если бы в  этом  не ощущалась внутренняя потребность самого Горация, может быть, даже его личное духовное завоевание.

27. Послание  к Писонам

К последнему десятилетию жизни Г. относится вторая книга "Посланий",посвященная вопросам лит-ры. Она состоит из трех писем. Первое обращено к Августу, который выражал свое неудовольствие по поводу того, что он до сих пор не попал в число горацианских посланий. Письмо касается вопросов литературной политики. Гораций полемизирует с преклонением перед старинными римскими писателями и не ожидает рез-тов от попыток возр. драмы. Столь же отрицательно относится к модному поэтическому дилетантизму. Но наиболее полное изъяснение теоретических взглядов  Г. на лит-ру и тех принципов, котороым он следовал в своей политич. практике, мы находим в третьем письме, получившем впоследствии наименование "Науки поэзии" - как бы теоретический манифест римского классицизма времени Августа. Как теоретик Г. осуждает "бессодержательные стишки и звучные пустячки" и подчеркивает основополагающее значение содержания: "мудрость - основа и источник истинного литературного искусства." Гораций требует философского образования для поэта. Вместе с тем Г. принимает выдвинутый неотериками лозунг длительной и тщательной отделки поэтического произ-я. Написанное надлежит "лет девять хранить без показу". считал техническую выучку столь же необходимой, как талант. Указывает он и на пользу, которую приносит серьезная критика. Произведение должно быть простым, целостным, гармоничным. Ассиметрия, манерность - все это нарушения канона красоты. Не называя имен, Гораций одновременно обращает свою полемику и против неотериков, и против "азианско-декламационного" стиля, и против архаизирующих аттикистов. Красота и эмоциональная насыщенность - вот что делается основной задачей римского классицизма. Средство - непрестанная учеба у классиков греч. лит-ры : "С греческими образцами не расставайтесь ни днем, ни ночью." Необходимо , однако, самостоятельное усвоение искусства. Г. считает превосходно сказанным, если "искусное сочетание слов сделает старое новым".

28. Понимание  поэта и поэзии в стихах  Горация.

ПОСЛАНИЕ «К АВГУСТУ».В этом послании также развиваются мысли Горация об искусстве, о назначении поэта. Дается обзор ранней римской литературы, эпических поэтов.Гораций противник безмерного восхваления древних, равно как и принижения современных поэтов. Он в очередной раз воздает дань восхищения грекам, напоминая об их роли в становлении римской словесности. Не скупясь на хвалебные эпитеты по адресу Августа, Гораций попутно тактично объясняет саму природу поэтического искусства и психологию стихотворцев. Конечно, поэты бывают разные, талантливые и бездарные. Им по силам определенные темы. Но истинные поэты «только стихи любят», они равнодушны ко многим земным благам, довольствуются «хлебом простым и стручьями». Гораций убежден в высоком, воспитательном назначении поэзии.

Осн. идея послания к писонам заключается в требовании единства, простоты, ясности, цельности, последовательности и непротиворечивости лит. Произведений. Г. является сторонником уравновешенности, гармонии, противником фантастичности и неправдоподобия. Поэт, по Г., должен соблюдать порядок и строй, умело сочетать начало, середину и конец. Слова должны соответствовать данному характеру, а характеры – данному возрасту и положению, отличаться единообразием, отсутствием противоречий и последовательностью своего развития. Поэт должен быть от природы достаточно талантлив, и ему необходима соответствующая поэтич. школа. Цель поэзии не только наставлять и поучать, но и доставлять читателю наслаждение. Поэт обязан обладать мудростью и филос. образованием , но в то же время избегать всяких излишних теорий, чтобы создавать правдоподобные образы, основанные на точных жизненных наблюдениях

29. Любовные  элегии Овидия: темы, сюжеты, образы.

Первый период его творчества Любовные элегии—«Песни любви». Восхваляется некая  Коррина, но навряд ли это была реальная женщина, скорее условно-поэтический образ, обширные риторические декламации.  Тематика—разнообразные любовные переживания и похождения.  Любовное чувство отличается непостоянством, излишней откровенностью и натурализмом, почти всегда лишено глубоких элементов, серьезности, но написано красиво.), «Героини» (показаны мифологические герои и героини, прежде всего чисто художественным стиль, образы любви не повседневного типа, а эстетически.  Много глубокого психологизма, героини отличаются яркими индивидуальными чертами, ни одну нельзя отождествлять с другой, изображена разлука и пылкое желание), «Медикаменты для женского лица», «Наука любви».  В целом, достаточно легкомысленно. Овидий – певец любви и гармонии. Воспевая любимую женщину, Овидий легко и игриво разнообразит общие мотивы любовной лирики, он воспевает радость жизни, красоту и гармонию отношений влюбленных. Сравнивая любовь и военную службу в одноименной элегии, он отдает предпочтение влюбленным. Истории, рассказанные поэтом, поэтические, как самая любовь. Все произведения Овидия трактуют не столько о любви, сколько о разных любовных приключениях и предполагают весьма сомнительную нравственность тех, для кого даются все эти советы. Бросая в «Любовных элегиях» шутливый вызов серьезной морали, Овидий объясняется с одинаковой страстью в любви госпоже и ее прислужнице ... Обыденные чувства, картины повседневной жизни становятся у Овидия объектами художественного изображения. У Овидия единство чувства служит лишь оттеняющим фоном, а разнообразие ситуаций - главным предметом изображения. Подменив переживание игрой, Овидий естественным образом переместил центр тяжести с излияний по поводу той или иной ситуации на изображение самой ситуации. Любовь у Овидия очень часто – сильнейшее проявление личности, ее суть и стержень.

30. Образ  влюблённого в элегиях Овидия.

Мы проследили жизнь Овидия по его стихам, и мы видим: стихи эти дают нам внешнюю биографию поэта и почти не дают внутренней биографии, «истории его души». Мы узнаем, что молодой Овидий был влюблен, но не находим неповторимых примет его любви: его «Любовные элегии» описывают только те подробности чувства, которые были знакомы каждому (см. II, 1, 7-10). Мы узнаем, что старый Овидий был сослан, но с трудом выискиваем в его описаниях ссылки такие подробности, которые приложимы только к Томам и ни к какому другому северному месту. Нет, Овидий не искал в своих стихах индивидуального: он искал условного, и для того, чтобы изобразить это условное, использовал все свое словесное мастерство. Исследование этого словесного мастерства — второй наш подступ к поэзии Овидия.

Не надо забывать, что условного в поэзии всегда больше, чем индивидуального: что кажется современникам живым и личным, то через сто или тысячу лет видится лишь новой условностью взамен старой — будь то образ поэта-трибуна, разочарованного страдальца или пылкого влюбленного. Так, образ влюбленного юноши, для которого любовь — все, а остальное — ничто, как раз и был при Овидии такой новой условностью, утверждавшейся в римской литературе. Зародился этот образ в эллинистической поэзии, а в Рим его впервые перенесли поэты поколения, предшествовавшего Овидию, — Катулл и его современники. Переплавить опыт своих личных чувств в объективный лирический образ — такова была задача, с которой Катулл справлялся еще с трудом (именно непереплавленными кусками его переживаний и восхищаются читатели наших дней), а Корнелий Галл и Тибулл с Проперцием — все более и более полно и успешно. Овидий был завершителем этого процесса превращения римской любовной элегии из субъективного жанра в объективный: ощущение личного опыта настолько исчезает из его стихов, что, как мы видели, уже современники не были уверены, существовала на самом деле его Коринна или нет.

31. Образ  возлюбленной в поэзии Овидия.

Любовные элегии. Овидий вслед за ними воспевал свою героиню под именем Коринны; подлинного ее имени любознательные античные биографы установить не могли, и еще при жизни Овидия находились женщины, из тщеславия выдававшие себя за Коринну, можно думать, что живого прототипа у Коринны и не было, и этот образ, вокруг которого любвеобильный поэт собрал весь свой опыт любовных чувств, вполне условен.

Вот его элегия на тему «всякая женщина привлекательна для меня» (II, 4). Чем привлекательна? Или красотой, или умом. красота -это юность, цвет волос, цвет кожи, телосложение, рост, подвижность. Ум- умение петь, плясать, умение ценить поэта, образованность. Овидий разрушает стереотип возвышенной, неприступной возлюбленной.

Героиды - 15 поэтических писем мифических героинь. Блистательно раскрыв психологию любящей женщины, Овидий все подчинил ей: пейзаж, сюжет, наконец сам миф, раскрывая его именно с точки зрения героини.

Героинями этих стихотворений стали Пенелопа, Брисеида, Федра, Дидона, Ариадна, Медея, Сапфо и др. Уже из перечисления ясно, что, развивая одну тему, Овидий показывает совершенно различные ее варианты, как различны и сами корреспондентки. передает индивидуальные черты каждой из героинь – скромная и терпеливая Пенелопа, сгорающая от страсти Федра, страстно любящая и готовая в любое время расстаться с жизнью Дидона. Мифологические героини, передавая специфику античного образа, вместе с тем отражают психологию современности. В мифологическую тематику вплетаются картины современной Овидию жизни. Он приближает героинь к реальным женщинам.Пенелопа – верная жена Одиссея – лишена в «Героидах» Овидия величественности, свойственной ей в «Одиссее» Гомера. В образе Дидоны нет сурового величия эпической героини. В противоположность пылающей местью Дидоне Вергилия она, проклиная Энея, трепещет за его жизнь.

Наконец, в стихотворениях периода изгнания образ супруги поэта приближается к типу «элегической» возлюбленной и вместе с тем ставится в один ряд с героинями высокого эпоса.

32 Образы  и метафоры любви в элегиях  Овидия.

Верный своему призванию, Овидий был и остался «артистом нежной страсти»  — будь то по содержанию или по форме. Тема Эроса пронизывает все его творчество, и любовная элегия неизменно составляет ядро его произведений. Пусть о любви говорится как об охоте или войне —взаимность наслаждения непререкаема; борьба полов не исключает, таким образом, известной солидарности. Сила оправдана лишь при условии, что менее решительный партнер ожидает ее применения, такт и умение смолчать причисляются к величайшим добродетелям, а примеры трогательной заботы встречаются на каждом шагу. уверенность в том, что любовь - это единение и благо, что только в любви могут сблизиться, понять друг друга и найти свое решение любые противоположности, - такая уверенность пронизывает творчество Овидия от начала до конца. Любовь соединяет противоположности. Любовь единое благо. быть вместе лучше, чем быть одному, и делать хорошо другому - это значит делать хорошо и себе.  Овидий утверждает любовь: для него это общая для двоих радость, наслаждение человеку и упрочение обществу. Что же касается эгоистической похоти, то ее Овидий решительно отделяет от любви и отвергает: ему противна и любовь к мальчикам и любовь, отдаваемая за деньги, и любовь «из чувства долга» -потому, что здесь любовники не получают одинакового наслаждения. Только любовь естественная, добровольная и взаимная заслуживает в его глазах имени любви. Наконец, – и это самое главное, – в мире «Метаморфоз» высшей силой является любовь. Овидий и в  большом эпосе остается певцом любви. Любовь у Овидия очень часто – сильнейшее проявление личности, ее суть и стержень. Но с не меньшей охотой рисует Овидий и любовь-страсть, любовь-наваждение, заставляющую забыть все нравственные нормы, увлекающую к преступлению.

33 Особенности  композиции «Метаморфоз» Овидия.

«Метаморфозы» Овидия — поэма в гексаметрах, состоящая из 15 книг; в них собрано свыше двухсот сказаний, имеющих своим финалом превращение.

Овидий собрал около 250 различных мифов о превращениях. Для придания единства произведению поэт пользуется различными приемами: он объединяет мифы по циклам, по сходству персонажей, по месту действия. Часто Овидий придумывает связующие звенья между разнородными легендами. Как искусный рассказчик, он пользуется в «Метаморфозах» приемами рамочной композиции, вкладывая повествование в уста различных мифических героев.

Овидий задумал не сборник сказаний, а связное целое, «непрерывную поэму», в которой отдельные повествования были бы нанизаны на единую нить. Это - прежде всего хронологическая нить. Поэма движется от сотворения мира, которое является первым «превращением», превращением первозданного хаоса в космос, к историческим временам, вплоть до новейшей официально признанной «метаморфозы», «превращения» Юлия Цезаря в комету. Выдержать видимость хронологического расположения материала возможно было лишь в начале поэмы и в ее заключительных частях, со времени Троянской войны. Основная масса сказаний не была приурочена к определенному времени и не всегда содержала внутренние связи между отдельными преданиями. Овидий стремится именно к пестроте и разнообразию повествований.

Основное внимание уделено, однако, не финалу, а подготовляющему его рассказу. Варьируя рассказы по величине, подробности изложения, по тону и настроению, Овидий избегает однообразия, всегда остается живым и занимательным. он чередует грустные и веселые картины, трогательные и ужасные, возвышенные и смешные. Чередует длинные сцены с короткими, намеренно ставя рядом серьезные и легкие по настроению эпизоды, монологи и диалоги и т.п. Юмор неизменно сопровождает читателя этой поэмы, боги и герои которой осовременены и напоминают читателю его самого, или соседа и в то же время автор успевает поговорить и о серьезных вещах. В последних частях поэмы Овидий переходит от греческих сказаний к италийским и римским. Заключительная книга содержит, между прочим, изложение учения Пифагора о переселении душ, своего рода философское обоснование «превращений».

34 Образность  и философия «Метаморфоз» Овидия.

 В этой  философской теории Овидия важны  четыре идеи:??* вечность и неразрушимость материи;?* вечная их изменяемость;?* основанное на постоянное превращение одних вещей в другие (при сохранении, однако, их основной Субстанции);?* вечное перевоплощение душ из одних тел в другие.??Назвать все это наивной мифологией уже никак нельзя, поскольку Овидий оперирует здесь отвлеченными философскими понятиями. Таким образом, если эстетическая мифология является для Овидия предметом глубокой радости и наслаждения, то философски она оказалась для него художественным отражением самых глубоких и основных сторон действительности. Крайний индивидуализм -Особенно выразительно это сказалось у Овидия в его изображении первобытного хаоса и появления из него космоса.?Здесь вдруг появляется некий "бог" и "лучшая природа", так что построение космоса приписывается именно этому, почти личному началу; мы читаем даже о "строителе мира", в полном противоречии с книгой XV, где распределение стихий трактуется вполне естественным образом. внимание к сильной личности. Сильная личность, мечтающая овладеть просторами Вселенной, изображена в Фаэтоне, сыне Солнца. Овидий, глубоко познавший сладость индивидуального самоутверждения, вполне отдает себе отчет в ограниченности этого последнего и даже в его трагизме. Таковы все мифы у Овидия о состязании людей с богами, с неизменной картиной гибели этих людей, не знающих своего подлинного места в жизни. В мифе о Нарциссе его герой, гордый и холодный, отвергающий всякую любовь, сам влюбляется в себя, в свое отражение в воде, погибает от тоски и от невозможности встретиться с любимым существом. Тут, несомненно, уже не индивидуализм, но скорее критика индивидуализма.?Эта критика у Овидия, впрочем, не всегда облекается в красивые формы. При всем своем легкомыслии Овидий глубоко понимает социальное зло и не пропускает случая ярко его изображать, извлекая материал из тех или других старинных мифов. Между этими двумя полюсами - восторгом перед индивидуализмом и его критикой - у Овидия находим много тончайших оттенков. Овидий стремится дать в «Метаморфозах» философское обоснование избранной им темы, считая, что жанр эпоса, в отличие от элегии, требует известной концепции и художественных обобщений. Овидия интересует психология различных персонажей и та обстановка, в которой они действуют. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ОБРАБОТКА МИФОВ. Овидий не просто стремился их воспроизвести. Он их эстетически преображал, придавал им наглядность, красочность и достоверность. С этой целью он проводил необходимый отбор материала, отсекал все лишнее. Крайне важна была для него акцентировка деталей, подробностей наиболее значимых, которые он мог и расширить и углубить. Это придавало его легендарно-сказочному миру осязаемость и конкретность. Он мог также трансформировать отдельные сюжетные линии мифа, чтобы добиться большей впечатляющей силы.