Шпаргалка по "Отечественная литература"

Писатели-cентименталисты обычно использовали форму путешествия, чтобы

лучше раскрыть мельчайшие нюансы чувств своего героя; действительность -

природа и общество - стоит как бы в стороне, на втором плане, она показывается

только лишь сквозь призму личных переживаний автора-путешественника.

«Путешествие из Петербурга в Москву» - это собрание художественных и

документальных повестей, публицистических очерков, теоретических трактатов, философских рассуждений, политических деклараций, исповедей, писем, слов, од

и т. д., объединенных внешне - сюжетом путешествия из новой в древнюю столицу России, а внутренне - идеей политической борьбы с самодержавием и крепостничеством.

Сюжет путешествия несет служебную функцию, облегчая автору собирание и группировку разнородного материала в стихах и прозе из русской жизни и русской истории. Российская действительность воспринимается исключительно глазами «чувствительного» путешественника - мыслителя, философа, гражданина и простого человека, который уставал от езды в коляске, выходил из нее, чтобы размять ноги, потирал ушибленные бока, с удовольствием пил кофе грустил, страдал и плакал, видя людское горе, ненавидел и звал к возмездию, шутил и смеялся сквозь слезы.

Образ путешественника - главный внешний сюжетообразующйй стержень произведения.

14) Элегическое творчество В.А. Жуковского.

Элегиям принадлежит первое место в творчестве Жуковского, но не по количеству, а по значению, по содержательной наполненности, глубине самовыражения и по влиянию этого жанра на другие. В основном элегии лежат у истоков его творчества.

Элегии Жуковского - большие лирические произведения, в которых описательное и медитативное начала находятся в глубо­ком взаимопроникновении благодаря тому, что центром произве­дения оказывается элегическая личность. В прославленных элегиях «Сельское кладбище», «Вечер», в стихотворении элегического тона «Певец» в центре — образ юноши. Элегическая личность в поэзии Жуковского — совсем юный человек, он «Едва расцвел — и жизнь уж разлюбил» («Певец»). Горести, сомнения, раздумья юного сердца изливает поэт в стихах. Лирический конфликт в том и состоит, что юное существо оказалось не принятым жизнью: «Здесь пепел юноши безвременно сокрыли...» («Сельское кладбище»); «Придет сюда Альпин в час вечера мечтать // Над тихой юноши могилой!» («Вечер»); «И рано встретил он конец, // За­снул желанным сном могилы...» («Певец»).

Знаменательная особенность центрального элегического образа Жуковского в том, что поэт разрушал грани между жизнью и смертью своего героя, его бытием и небытием. В «Сельском кладбище» применен своеобразный, именно элегический прием композиции образа и всего стихотворения. Юноша-поэт вначале передает впечатления, вызванные сельским кладбищем, а затем он как бы видит себя умершим, похороненным и уже глазами других людей, как бы со стороны, смотрит на себя и читает эпитафию на собственном надгробии. Элегическая личность Жуковского, живя на свете, переносится в «мир иной», представляет себе жизнь без себя; герой живет и не живет одновременно. Такого рода разрушение границ между бытием и небытием, странные посещения живущим «мира иного», его погружения в могилы — первые романтические предвестия в элегиях Жуковского, на первый взгляд выдержанных в традициях сентиментализма.

В ранних элегиях «переселения» лишены мистики, они — результат необычной игры воображения поэта или его грустных предчувствий. «Переселения» имеют не мистический, а этический характер. Юный поэт размышляет о судьбе тех, чьи надгробия лишены пышности, а имена канули в Лету. Не прославленные герои отечества, а простые сельские жители привлекли внимание элегического человека. Их судьбы побудили его (в элегии «Сельское кладбище») сформулировать целый моральный кодекс, основанный на принципах гуманизма: всегда следовать голосу совести и чести, не раболепствовать перед сильными мира сего, не прельщаться лестью и не служить своей гордыне, не быть жестоким и равнодушным к тем, кто страдает, ценить в жизни не успех славу, наслаждения, а добросердечие, отзывчивость, способность чувствовать чужую боль, готовность прийти на помощь нуждающемуся в ней.

Главный интерес Жуковского как романтика вызывают особые переживания, эмоциональные и интеллектуальные: воспоминания, мечты, надежды, сны, чувства природы (весеннее чувство, вечернее и утреннее чувства), чувство грусти, но и утешение в слезах, а также «невыразимое», но существующее в душе — мир предчувствий. Воспоминания, а их мир больше всего представлен в его элегиях и близких им стихотворениях, для Жуковского имеют глубокий философско-этический смысл:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет;

Но с благодарностию: были.

Поэт стремится найти для человека нравственную опору, которая сделала бы его морально стойким перед лицом активного зла.

В элегическом стихотворении «Теон и Эсхин» — этическая программа поэта, размышляющего о счастье человека. Автор убеждает в необходимости не внешней активности, а нравственной. Странствователю Эсхину был противопоставлен домосед Теон, нашедший истинный путь к счастью в нравственно чистом существовании и стремлении к возвышенным целям. Только духовные ценности, открытые в человеческом сердце, нетленны, утверждают автор и его любимый герой. Звание человека — лучшее среди всех званий и санов: «При мысли великой, что я человек, // Всегда возвышаюсь душою». Гуманность Теона позволила ему пережить тяжелые личные утраты, примириться с ними и сохранить просветленное, хотя и не лишенное меланхолии, сознание.

В поэзии Жуковского обнаруживается романтическое переживание красоты. У него прекрасному синонимичны слова: «очарование», «обаяние», «обворожение», «невыразимое»: «Минувших дней очарованье», «Прошли, прошли вы, дни очарованья», «очарованный поток», «очарованная тишина», «очарованное Там». Романтическое мироощущение поэта, собственно, и выражается в его элегиях в этом очаровании. Другие свойства романтического войдут в его баллады. Элегическая личность отделена от повседневности состоянием очарования, которое вызывают и природа, и собственные воспоминания, мечты, безотчетные стремления.

15) Баллады В.А. Жуковского: проблематика и поэтика.

Жуковский вошел в историю русской поэзии как балладник. Жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но только он придал ему поэтическую прелесть и сделал популярным. Больше того, он срастил поэтику жанра баллады с эстетикой романтизма, и в результате этот жанр превратился в характернейший знак романтизма.

Главная эстетическая тональность баллад Жуковского — романтика ужасов. Сохраняется меланхолическая прелесть стихов, но она существует теперь на почве сюжетов фантастических, трагических, странных.

Основная тема его баллад — преступление и наказание. Жуковский-балладник обличал различные проявления эгоцентризма. Постоянный герой его баллад — сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической цели. Варвик (из одноименной баллады) захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника, — ведь Варвик хочет царствовать. Жадный епископ Гаттон («Божий суд над епи­копом») не делится хлебом с голодающим народом. Рыцарь Адельстан, как новый Фауст, связывается с дьяволом, страшной ценой покупая у него личную красоту, рыцарскую доблесть и любовь красавицы. Разбойники убивают безоружного поэта Ивика в лесу. Поэт указал на аморальность и в семейных отношениях: когда муж-барон участвует в сражениях, жена изменяет ему с тем, кто тоже называется рыцарем. Но барон убивает своего соперника не в честном поединке, не по-рыцарски, а из-за угла, тайно, трусливо, оберегая себя самого от опасности. Каждый думает только о себе, только о своем благе.

Балладный мир Жуковского утверждал: в жизни совершается поединок добра со злом. В нем в конечном счете побеждает добро — нравственное начало. В балладах развернута идея не всепрощения, а справедливого возмездия. Поэт верит, что порочный поступок обязательно будет наказан. Ничто злодейское не остается безнаказанным. Таков закон мирового порядка, нравственный закон, которому, по мысли поэта, подчинено все бытие. Главная идея баллад Жуковского на тему преступления и наказания — идея торжества нравственного закона.

Среди баллад Жуковского особое место занимает цикл о любви: «Людмила», «Светлана», «Ленора», «Алина и Альсим», «Эльвина и Эдвин», «Эолова арфа», «Рыцарь Тогенбург». Жуковский формировал ту теорию романтической любви, от которой отталкивались другие поэты: романтики развивали ее, углубляли, обогащали или показывали образцы романтических антитез; реалисты пародировали, возражали, опровергали. Но Жуковскому принадлежала заслуга создания определенного этического эталона.

Сентиментальный идеал верной и счастливой любви или любви, прошедшей через испытания жизни и нравственно вознагражденной, значительно дополняется в балладах Жуковского новыми нравственно-психологическими коллизиями. Любовь в его балладах окрашивается в трагические тона. Задача поэта — наставить человека, оказавшегося в трагической ситуации утраты страстно любимого. Исходный нравственный тезис поэта всегда один и тот же, Жуковский верен себе. Он требует обуздания эгоистических желаний и страстей.

Его несчастная Людмила (и Ленора) из одноименной баллады жестоко осуждена потому, что она предается страсти, желанию быть во что бы то ни стало счастливой со своим милым; любовная страсть и горе утраты жениха так ослепляют ее, что она забывает о других своих нравственных обязанностях — по отношению к другим людям, к самой себе, к жизни в целом. Поэт считал, что для нравственного человека целью жизни отнюдь не является достижение счастья. «...В жизни много прекрасного и кроме счастья», — говорил поэт, по воспоминаниям современника. Грех Людмилы, ропщущей на Бога, в том и состоял, что она хотела личного счастья вопреки всему и всем, а по концепции баллады — вопреки воле Провидения.

Баллада «Светлана» по сюжету близка «Людмиле», но и глубоко отлична. Оригинальная баллада Жуковского имеет конкретный адрес, она посвящена юной А.А. Воейковой (младшей сестре Маши Протасовой), которой в 1808—1813 гг., когда писалась баллада и публиковалась, было 13—18 лет. Весь стиль баллады в женственном, девичьем ореоле. Поэт передал очарование юности. Героиня — «милая Светлана» (Людмила не была ни разу на протяжении всей баллады «милой», синонимом к ее имени служили слова «дева» и «девица»), а Светлана рисуется в окружении других девушек и тоже «милых», так как все, связанное с ними, вызывает ласковое чувство поэта: «башмачок», «песенки», «локоток», и весь «крещенский вечерок», и сами девушки — «подружки», «подруженьки». Поэт воспроизводит привлекательный и изящный девичий мир, в котором значимы и «башмачок», и «серьги изумрудны», и «перстень золотой», а особенно зеркало; даже у коней, на которых приехал жених-мертвец, «поводья шелковы», красивы. Но внешние атрибуты девичьей жизни не столь важны в балладе, сколько внутренние: грусть о женихе, мечты, гадания, сны, слезы о нем же «тайная робость», внутренний трепет, разговор со своим «вещим сердцем» о будущем: «Что сулишь душе моей, // Радость иль кручину?». Но девичьи слезы не вечны, и настроения изменчивы.

Баллада рассказала не только об эпизоде из жизни юного существ; (гадании молоденькой девушки о женихе), но представила внутренний мир героини. Баллада полна жизни, движения, и внутреннего, и внешнего, какой-то девичьей суеты («За ворота башмачок, // Сняв с ноги, бросали; // Снег пололи; под окном // Слушали; кормили / Счетным курицу зерном; // Ярый воск топили...»); во сне продолжается это мнимо серьезное действие — безудержная скачка на кот с приснившимся женихом. Мир баллады динамичен, и душевный мир героини подвижен, полон колебаний. Страхи легко сменя­ются улыбками:

Улыбнись, моя краса,

На мою балладу;

В ней большие чудеса,

Очень мало складу.

Страшная фантастика в балладе разрешается в шутке, в мягкой улыбке самого поэта.

Стиль баллады «Светлана» отличается цветовой гаммой. Людмила нарисована на фоне черной, видимо, летней ночи: она в темноте дубрав и лесов или на буграх, на равнинах, освещенных тусклым лунным светом. Баллада «Светлана» выдержана скорее в белом цвете, который побеждает страшную темноту ночи. Источник белого цвета в балладе — прежде всего снег, образ которого воз­ник в первой строфе и сопутствует сюжетной линии до конца. Девушки, гадая, «пололи снег». Светлане снится снег: «вьюга над санями», «метелица кругом», «снег валит клоками», кони, «снег взрывая», мчатся, а когда она проснулась, «снег на солнышке блестит», «на дороге снежный прах». От строфы к строфе переходит образ снега, наполняя балладу белизной. Она подкрепляется и образами «белого платка», используемого во время гадания, стола, покрытого белой скатертью, «белоснежного голубка» и даже «белого полотна», которым накрыт мертвец. Белый цвет (но, конечно, не савана, а снега — лейтмотивного образа) ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая, а по-народному свет «белый». Белый цвет — символ чистоты и непорочности.

Второй, контрастный, цвет в балладе не черный (в ней только «черный вран»), а скорее темный: «темно в зеркале» (во время гадания), «темна даль» дороги, по которой мчатся кони, «одинокая, впотьмах», Светлана перед избушкой. Черный цвет страшной балладной ночи, ночи преступлений и наказаний, в этой балладе смягчен, высветлен.

Только баллада «Светлана» наполнена «огоньками» — еще одна особенность живописного рисунка поэта в знаменитом стихотво­рении.

Очарование баллады — в образе юной, влюбленной Светланы. Ее страхи рассеялись, она ни в чем не повинна. Но поэт, верный своим этическим принципам, предупредил юное существо против порока самолюбия. Смирись, человек, и покорствуй Провидению — вот позиция автора. Вера в Провидение оборачивается верой в жизнь: «Здесь несчастье — лживый сон; // Счастье — пробужденье».

Баллады «Людмила» и «Светлана» выразили человеческую потребность в любви. К ним примыкает и «Эолова арфа» — шедевр Жуковского, в котором он предстает как романтический поэт-художник и поэт-музыкант. Музыкальное начало в этой балладе особо акцентировано в самом названии произведения, в его поэтической теме. Любовь -прекрасная мелодия, прозвучавшая в сердце человека; в балладе создан образ арфы любви. Арфа у Жуковского — широкий романтический символ, подчинивший себе всю поэтику стихотворения.

«Эолова арфа» может служить образцом романтической музы­кальности. Все стихотворение основано на ассоциациях со звуками арфы: название, содержание стихотворения, его образы, движение стихов, лексика и ритмы призваны заставить читателя услышать музыку, издаваемую арфой. Главные же мелодии баллады, взаимосвязанные и сливающиеся, — это музыкальные темы Минваны и Арминия. Сходные несчастные судьбы, взаимная любовь, общее горе разлуки как бы заложены в сходно звучащих именах, содержащих слог «мин». У Жуковского родные души имеют и родственные имена. В словах-образах, в звуковых повторах-вариациях — целая философия жизни и любви: идея очарования молодой любви, ее хрупкости и ненадежности, порицание грубой силы, разрушающей человеческое счастье, идея трагической невозможности остановить прекрасное мгновение юной любви, грустного примире­ния с неумолимым законом изменчивости жизни, но и утвержде­ние торжества любви как высшей духовности, не поддающейся грубой силе.