Синтаксические
смещения проявлялись у футуристов
в нарушении законов лексической
сочетаемости слов (изобретении
непривычных словосочетаний), отказе
от знаков препинания. Делались
попытки ввести «телеграфный»
синтаксис (без предлогов), использовать
в речевой «партитуре» музыкальные
и математические знаки, графические
символы. Гораздо большее, чем
прежде, значение придавали футуристы
визуальному воздействию текста.
Отсюда разнообразные эксперименты
с фигурным расположением слов
и частиц слов, использование
разноцветных и разномасштабных
шрифтов, обыгрывание фактуры
самого полиграфического материала
(частные проявления «визуализации»
стиха — их издание на обойной
бумаге, распо¬ложение строчек «лесенкой»,
выделение особыми шрифтами отдельных
эпитетов, внутренних рифм, главных
слов).
Установка
на смысловое смещение заметна
в нарочитой нестыковке соседних
строф, стремлении «вывернуть»
смысл, подставляя на место
подразумеваемого слова противостоящее
ему по смыслу. Часто смысловой сдвиг достигался
приемом реализованной метафоры, когда
иносказание прочитывалось буквально.
Позднее многие приемы «сдвигологии»
будут подхвачены поэтами ОБЭРИУ (Д. Хармсом,
А. Введенским, И. Бахтеревым).
Новые эстетические
возможности стиха были развиты
футуристами в связи с их
представлением о том, что поэзия
должна вырваться из темницы
книги и зазвучать на площади.
Отсюда поиски новых ритмов, использование
гораздо более причудливых, чем
прежде, рифм, форсированная инструментовка.
С этой же тенденцией связана
и жанровая перестройка футуристического
речетворчества, активное вовлечение
элементов лубочной поэзии, частушек,
поэтической рекламы, фольклорных
заговоров и т. п. Обращение
к художественному примитиву и фольклорным
жанрам также было проявлением эстетического
бунтарства футуристов.
Принципиальная
установка футуристов на эстетическую
конфронтацию как способ существования
в искусстве была реакцией
на жизнь в разомкнутом, стремительно
обновлявшемся и потому лишенном
прочной опоры мире. Ближайшие
последствия футуристического штурма
могли быть негативными: в сознании
публики закреплялись разрушительные
импульсы, утверждался культ анархической
силы, претензии личности на исключительность
приобретали глобально-космический
характер.
Однако
в долговременной перспективе
футуризм послужил созидательным
художественным целям. Дело в
том, что, разрушая прежние
эстетические представления, это
течение по-новому поставило вопрос
о границах и функциях искусства.
Футуризм оказался творчески
продуктивен: он заставил общество
переживать искусство как проблему,
изменил отношение к сфере
понятности-непонятности в искусстве.
Важный вывод из футуристических
экспериментов - осознание того,
что непонимание или неполное
понимание в искусстве — не
всегда недостаток, а порой необходимое
условие полноценного восприятия.
Само приобщение к искусству
в этой связи понимается как
труд и сотворчество, поднимается
от уровня пассивного потребления
до уровня бытийно-мировоззренческого.
Таким образом,
глубинные устремления конфликтовавших
друг с другом модернистских
течений оказались весьма сходными,
несмотря на порой разительное
стилистическое несходство, разницу
вкусов и литературной тактики.
Вот почему лучшие поэты эпохи
редко замыкались в пределах
определенной литературной школы
или течения. Почти правилом
их творческой эволюции стало
преодоление узких для творца
направленческих рамок и деклараций.
Поэтому реальная картина литературного
процесса в конце XIX — начале
XX века в значительно большей
мере определяется творческими
индивидуальностями писателей и
поэтов, чем историей направлений
и течений.