Тютчев: жизнь и труды

Жизнь поэта

Тютчев жил, и чувствовал, и мыслил как поэт. А между тем  на звание поэта никогда не претендовал. Свои «поэтические упражнения» именовал «бумагомаранием», печататься не стремился, оценкой собратьев по перу не интересовался, даже стихов не собирал. Они были в  письмах к родным и знакомым, их находили забытыми в книгах и деловых  бумагах, на счетах и подорожных…

Весной 1836 г. Сослуживец Тютчева, ценитель его поэзии князь И. С. Гагарин  из Мюнхена (где тогда служил Тютчев) привез в Петербург рукопись. Стихи  попали к Пушкину, который и напечатал  их в 3-4-м номерах своего журнала  «Современник» под заголовком «Стихи, присланные из Германии» и подписью – Ф. Т. Это была первая (не считая юношеского «Послания…») публикация в  России. Сборник поэта (ему шел тогда пятьдесят первый год) появился благодаря И. С. Тургеневу, взявшему на себя роль редактора и издателя.

По собственному признанию  Тютчева, он тверже выражал свою мысль  по-французски, нежели по-русски (во французском  языке был таким хозяином, как  никто в России и редкий из французов); письма из статьи писал исключительно  на французском, да и в жизни говорил в основном по-французски. Его первая жена, Элеонора, русского не знала, вторая, Эрнестина, выучила язык только после приезда в Россию, специально, чтобы понимать стихи мужа. «Условия всякого преуспеяния таланта считается сочувственная среда, живой обмен впечатлений. А Тютчеву четверть века приходилось петь как бы в безвоздушном пространстве. Когда читаешь, например, его стихи, писанные его первой жене и к другим иностранкам, ни слова не знавшем по-русски, да едва ли подозревавшим в нем поэта, невольно спрашиваешь себя: для чего же и для кого он писал?» - это слово первого географа Тютчева И. С. Аксакова, мужа старшей дочери поэта Анны. В стихах Тютчева пытался «высказать сердце», им он доверял свое самое сокровенное, задушевное, тайное. Стихи выливались из души, когда она переполнялась через край. «Так однажды в осенний дождливый вечер, возвращаться домой на извозчичьих дорожках, почти весь промокши, он сказал встретивши его дочери: «Я сочинил несколько стихов», и пока его раздевали, продиктовал ей следующие прелестное стихотворение:

Слезы людские, о слезы  людские,

Льетесь вы ранней и поздней  порой,

Лейтесь безвестные, лейтесь  незримые,

Неистощимые, неисчислимые,

Лейтесь, как льются струи  дождевые,

В осень глухую, порою  ночной…

Здесь почти нагляден для  нас тот истинно-поэтический процесс, которым внешнее ощущение капель частого осеннего дождя, лившего  на поэта, пройдя сквозь душу, претворяется в ощущение слез и облекается в  звуки, которые, сколько словами, столько же самою музыкальностью соей, воспроизводят в нас и впечатление дождливой осени, и образ плачущего людского горя…И все это в шести строчках!» - этот эпизод рассказан И. С. Аксаковым.

Работа поэтической мысли  Тютчева шла постоянно, но была скрыта от постороннего взгляда. Чувство, мысль, страсть накапливались исподволь, долго, и потом происходил внезапный  прорыв молчания.

Однако так было не всегда. Порой Тютчев мучительно искал нужное слово. Например, стихотворение «Как хорошо, ты, о море ночное…» известно в пяти вариантах, а 16 строк знаменитой «Весенней грозы» поэт хранил в своей  душе четверть века (вариант 1828 г. Доработан  в 1854-м).

«Любовь пространства» и  «будущего зов» Тютчев чувствовал как  никто другой в русской поэзии XIX в. Он по-новому ощутил место человека в окружающем его мире. Человек – это не «центр мироздания», а всего лишь песчинка в океане Вселенной.

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь, и немощен  и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут  он – 

Упразднен ум, и мысль  осиротела – 

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела…

(«Святая ночь на небосклон взошла…»)

Ощущение богооставленности, «покинутости на самого себя» перед лицом «пылающей бездны»; осознание ничтожности притязаний разума и призрачности человеческой свободы – все это, внутренне пережитое Тютчевым, выливалось в стихи.

«Наследник XVIII века, дитя XIX, Тютчев принадлежит целиком нашему XX» - с этими словами литературоведа Льва Озерова, одного из лучших знатоков жизнь и творчество поэта, нельзя не согласиться. Действительно, именно будущее поколение смогли оценить масштаб личности Тютчева и приблизиться к пониманию его поэзии. Об этом свидетельствует хотя бы такой факт: если еще в 20-30 гг. нашего века было сравнительно легко фиксировать упоминания строк поэта в печати и устной речи, то уже во второй его половине вести такой «учет» стало невозможным. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты раковые…», «Умом Россию не понять…», «Мысль изреченная есть ложь…» - все эти афоризмы принадлежат Тютчеву. «Сосредоточенный на себе, на своих страстях и житейских драмах, лирик и вместе с тем историк, политик высокого склада. Такого сочетания русская поэзия еще не знала» (Л. Озеров). Выйдя из университета и поступив в 1822 году на службу, Тютчев отправляется в Мюнхен. Там он оказывается у самого родника европейской науки, изучает историю, языки, философию. Способность читать с поразительной быстротой позволяла Тютчеву, при сравнительно небольшом количестве свободного времени, следить за европейской литературой, газетами и журналами. В эти годы он много переводит Гете, Гайне, Шиллера, Шекспира, Байрона. Философ Ф. Шеллинг, поэт Генрих Гайне составляют круг общения молодого человека. Все знавшие Тютчева неизменно отмечали «уточнено-изящный европеизм все его внешности» при необычайной «возделанности ума и вкуса». «Он уже одним своим присутствием мог бы быть полезен России. Таких европейских людей у нас перечесть по  пальцам», - отзывается писатель И. В. Киреевский о 27-ми летнем Тютчеве. «Мы находились под очарованием этого диковинного ума», - восхищается барон Пфеффель, сослуживец поэта. Тютчев - дипломат, политик, непревзойденный острослов светских гостиных. «Лев сезона» - так однажды назвал его поэт П. А. Вяземский.

Вы помните его в  кругу друзей?

Как мысли сыпались нежданные, живые,

Как забывали мы под звук его речей

И вечер длившийся, и годы прожитые!

Это строки из стихотворения  А. Н. Апухтина «Памяти Ф. И. Тютчева». Он говорит о том, что видел и слышал. В таком же духе писали о Тютчеве в стихах другие его современники. Умнейший исключительно образованный человек своего времени, европеец «самой высшей пробы», со всеми духовными потребностями, воспитанными западной цивилизацией. «Не получать каждое утро новых газет и новых книг, не имеет ежедневного общения с образованным кругом людей, не слышать возле себя шумной общественной жизни – было для него невыносимо» (И. С. Аксаков). Но у этого человека была и другая, глубоко личная, скрытая от посторонних глаз, сторона жизни:

Душа моя, Элизиум теней,

Теней безмолвных, светлых  и прекрасных,

Ни помыслам годины буйной сей,

Ни радостям, ни горю не причастных, -

Душа моя, Элизиум теней,

Что общего меж жизнью и  тобой!

Меж вами, призраки минувших, лучших дней,

И сей бесчувственной толпой?..

«Его ум сверкал иронией, его душа ныла», - пишет И. С. Аксаков. Он же делает такой словесный портрет  поэта: «стройного, худощавого сложения, небольшого роста, с редкими, рано поседевшими  волосами, небрежно осенявшими высокий, обнаженный, необыкновенной красоты  лоб, всегда оттененный глубокой думой; с рассеянием в обзоре, с легким намеком иронией на устах, - хилый, немощный и по наружному виду, он казался влачившим тяжкое бремя  собственных дарований, страдавшим от нестерпимого блеска своей собственной, неугомонной мысли». Современники Тютчева  понимали, что «он рассеял на ветер, в разговорах, сокровища своего ума  и мудрости, еще быстрее забытой, чем распространенные…». После смерти Тютчева Вяземский высказал пожелание  «Тютчевиану», некую «прелестную, свежую, живую, современную антологию…». Спустя почти полвека, 1922 году была издана такая книга, ставшая ныне библиографической редкостью. В нее вошли эпиграммы, афоризмы, остроты Ф. И. Тютчева. Поэт покинул Россию, когда ему едва исполнилось 18 лет. 22 года – лучшее время своей жизни (счастья молодости, любви) – провел Тютчев вне родины. Тем более поражает трезвость взгляда этого человека на своевременную ему Россию; трезвость, соединенная с верой в великое будущее своего Отечества.

Куда сомнителен мне твой,

Святая Русь, прогресс житейский!

Была крестьянской ты избой  – 

Теперь ты сделалась лакейской.

И рядом – совсем другие строки:

Удрученный ношей крестной, всю тебя,

Земля родная, в рабском  виде Царь Небесный

И сходил, благословляя.

«В России канцелярии и  казармы. Все движется около кнута  и казармы» - слово юного Тютчева. «Если бы я не был так нищ, с  каким наслаждением я тут же бы швырнул им в лицо содержание, которое они мне выплачивают, и открыто порвал бы с этим скопищем кретинов…» - строки из письма жене 1854 года. Приведенные высказывания тем знаменательнее, что прозвучали из уст человека, который не только верой и правдой служил российскому государству, но и считался «монархистом». На посту председателя комитета иностранной цензуры Тютчев слыл за либерала и не редко вызывал недовольство властей. За свою долгую жизнь Тютчев был свидетелем многих «роковых минут» история: Отечественная война 1812 года, Восстание декабристов, Революционные события в Европе 1830 и 1848, Польское восстание, Крымская война, Реформа 1861, Франко-русская война, Парижская коммуна…Все эти события не могли не волновать Тютчева и как поэта, и как политика. «Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя. Но, к несчастью, мне даже не надо приходить в себя, ибо более 15 лет я постоянно предчувствовал эту страшную катастрофу, - к ней неизбежно должны были привезти вся эта глупость и все это недомыслие», - из письма Тютчева времен Крымской войны (1853-1856 гг.) «Теперь тебе не до стихов, о слово русское, родное!» - восклицает поэт – и…пишет стихотворение, удивительное по силе ощущение красоты жизни. 

Какое лето, что за лето!

Да это просто колдовство –

И как, прошу, далось нам это

Так ни с того и ни с сего?..

(«Лето 1854»)

«Но быть живым и… до конца».  «В июле 1873 года 70-ти летний Федор Иванович находился между жизнью и смертью. Когда пришел священник, Тютчев не мог  уже исповедоваться – язык ему  не повиновался. Совершив глухую и немую  исповедь, он впал в беспамятство. Окружающие переглянулись. Казалось, наступил конец… но неожиданно Тютчев открыл глаза и спросил: «какие политические известия?» Он любил жизнь, движение, свет, звук. «Сделайте так, чтобы я немного почувствовал жизнь вокруг себя», - попросил поэт родных перед смертью» - так рассказывает Лев Озеров о последних днях Тютчева.

Воскреснет жизнь, кровь  заструится вновь,

И верит сердце в правду и в любовь, -

Последние строки его последнего стихотворения.

Существование человека на этой земле все рядом, все тесно  переплетено и неразрывно связано: «радость и горе», «блаженство и  безнадежность», «самоубийство и  любовь»… и посреди «страстно  ликующей, страстно тоскующей» жизнь  – душа человека, «жилица двух миров», «приросшая к земле», но тоскующая  о небе:

О вещая душа моя,

О сердце, полное тревоги  – 

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

(«О вещая душа моя…»)

«На пороге как бы двойного бытия» - эта строчка – ключ ко всему Тютчеву.

Сам он оставался «живым до конца», и его поэзия учит, быть может, самому главному – мужественному  приятию жизни:

Чему бы жизнь нас не учила,

Но сердце верит в чудеса:

Есть нескудеющая сила,

Есть и нетленная краса.

И эта вера не обманет

Того, кто ею лишь живет,

Не все, что здесь цвело, увянет,

Не все, что было здесь, пройдет!

Благодарение Тютчеву  за бесценный дар – его поэзию.

 

Анализ творчества Ф. И. Тютчева

Впросонках слышу я  – и не могу

Вообразить такое сочетанье,

А слышу свист полозьев на снегу

И ласточки весенней щебетанье.

В основе миниатюры Тютчева  – новый, синтетический образ, совершенно не характерный поэзии XIX в., но освоенный поэзией века XX. В стихотворении пересеклись, совместились два временных пласта. Такое можно представить на экране кино, когда наступление весны изображается при помощи смены кадров: только что лежал снег, а вот уже вовсю бегут ручьи… Тютчев – открыватель новых образных миров поэзии. Масштаб его поэтических ассоциаций поразителен:

Как океан объемлет шар  земной,

Земная жизнь кругом объята снами…

<…>

Небесный свод, горящей  славой звездной,

Таинственно глядит из глубины, -

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

(«Как океан объемлет  шар земной…»)

Так мог бы сказать человек, взглянувший на нашу планету из космоса.

Тютчев в отличие от большинства людей не воспринимал  Пространство и Время как нечто  естественное, то есть попросту не замечаемое. Ему было присуще Бесконечности  и Вечности как реальности, абстрактных  категорий. Выше мы назвали Тютчева  наследником  XVIII в. Он прямой продолжатель монументальной формы философской лирики Ломоносова и Державина, достаточно вспомнить хотя бы такие их строки:

Открылась бездна, звезд  полна,

Звездам числа нет, бездне – дна.

(М. В. Ломоносов)

 

Река времен в своем  стремленьи

Уносит все дела людей,

И топит пропасти забвенья

Дела, и царства, и царей.