Усадьба"Тарханы"

Немецкому языку мальчик  учился у бонны-немки Христины Осиповны Ремер, французскому его обучал гувернер, сержант наполеоновской гвардии Жан Капе, руководила курсом обучения, вероятно, „милая тетенька" М. А. Шан-Гирей. 
Ведь именно ей тринадцатилетний Лермонтов сообщал из Москвы о своих успехах. „Милая тетенька! Я думаю, что Вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять: я к вам это пишу не для похвальбы, но, собственно, от того, что вам это будет приятно: в географии я учу математическую; по небесному глобусу градусы, планеты, ход их и прочее: прежнее учение истории мне очень помогло".

Среди своих сверстников, детей соседних помещиков, Лермонтов  выделялся разносторонними интересами. „Великим постом Мишель был мастер делать из талого снегу человеческие фигуры в колоссальном виде: вообще он был счастливо одарен способностями  к искусствам: уже тогда рисовал  акварелью довольно порядочно и  лепил из крашеного воску целые  картины", - вспоминал 
А. П. Шан-Гирей, троюродный брат Лермонтова.

КОМНАТА АРСЕНЬЕВОЙ

Узкий коридор отделял  комнаты бабушки от комнат внука. О внуке Е. А. 
Арсеньева думала постоянно. "…Он один свет очей моих, все мое блаженство в нем", - писала она своей знакомой. С 1835 года в тарханском доме находился портрет М. Лермонтова работы Ф. Будкина. И глядя на него, бабушка не раз мысленно разговаривала со своим „Мишенькой".

На секретере - копии двух писем Лермонтова к бабушке, дорожный альбом поэта, прижизненные издания  произведений Лермонтова.

В 1835 году в „Библиотеке  для чтения" появилась поэма  „Хаджи-Абрек". 
Наверное, об этой поэме Арсеньева писала внуку: „Стихи твои, мой друг, я читала: бесподобные… Да как ты не пишешь, какую ты пиесу сочинил, комедия или трагедия, все, что до тебя касается, я не равнодушна, уведомь, а коли можно, то и пришли через почту".

ДОМ КЛЮЧНИЦЫ И КОНТОРЩИКА

“На дворе в шагах в  ста от дома построен маленький флигелек, где давно уже проводит свои грустные дни бывший слуга Михаила Юрьевича дряхлый слепой старик, когда-то всей душой преданный поэту, одно воспоминание, о котором приводит в волнение все его престарелое существо”, - писал Н. Прозин, посетивший Тарханы в 1867 году.

Дом восстановлен на прежнем  фундаменте в 1968году по проекту архитектора  Дубровина. Основой при восстановлении послужила гравюра XIX в. 
М. Рашевского. Рядом с домом растут несколько старых вязов, сохранившихся с лермонтовских времен.

В этом небольшом деревянном флигеле — доме привилегированных  слуг тарханской барыни, ключницы и конторщика, — экспозиция "Друг! этот край... моя Отчизна".

Крестьянская одежда лермонтовского времени, старинный ткацкий станок, окованный железом сундук, вышитые полотенца, глиняная посуда вводят посетителей в круг забот и переживаний тарханских крестьян. В нескончаемых трудах и заботах проводил день за днем подневольный русский мужик. Лишь в редкий праздник мог он развернуться во всю ширь, забыть про беды и горести. 
Таким удалым и бесшабашным выглядит русский крестьянин на рисунке неизвестного художника ХIХ века „Русская пляска". 
И может быть, такую пляску вспоминал Лермонтов незадолго до гибели: 
И в праздник вечером росистым 
Смотреть до полночи готов 
На пляску с топаньем и свистом 
Под говор пьяных мужиков.

ЛЮДСКАЯ ИЗБА

По другую сторону от барского дома расположено кирпичное здание людской избы, восстановленное по аналогам XIX в. на старом фундаменте в 1979 году. 
В ней жили дворовые Е. А. Арсеньевой. В 1831 году в Тарханах насчитывалось дворовых, включая женщин и детей, 176 человек.

По произведения поэта  в людской избе создана экспозиция "Люблю Отчизну я...". В ее основе - представление романа "Вадим", стихотворений "Отчизна", 
"Предсказание", "Бородино", поэмы "Песня про ... купца Калашникова". 
Экспозиция построена на аудиовизуальной системе, включающей в себя систему слайдов, фонограмм, светового и цветового оформления. Посетители знакомятся с экспозицией без экскурсовода. В экспозиции три зала, каждый из которых имеет свой цвет: черный — цвет трагедии, безысходности — в зале, посвященном "Вадиму"; красный — цвет победы— в зале, посвященном 
"Бородино", и белый — цвет справедливости, чести — в зале "Песни про ... купца Калашникова".

В музыкальное сопровождение  включены произведения XIX в. и народные песни в исполнении ансамбля народной музыки под руководством Д. 
Покровского. Пояснительный текст читает артист М. Львов.

ЦЕРКОВЬ МАРИИ EГИПЕТСКОЙ

Рядом с барским домом  возвышается однокупольное здание церкви, освященной в 1820 году во имя  Марии Eгипетской. Время пощадило памятник: внешний вид, архитектура сохранились. Это небольшое стройное ампирное здание возведено хозяйкой имения Е. А. Арсеньевой в память дочери Марии 
Михайловны на месте первого барского дома, проданного на слом.

Церковь Марии Египетской строилась с 1819 по 1820 г. как теплый придел к приходской. С 1826 по 1840 г. церковь выполняла функции приходской. Здесь не раз бывал Лермонтов - ребенок, а 1835 г. в церкви служили хвалебный молебен в честь приезда Лермонтова в Тарханы. Внутри церковь не была расписана, действовала до 1925г.

По сохранившимся документам удалось воссоздать интерьер церкви: дубовый с позолотой иконостас, предметы церковного обихода (чаша для  святой воды, купель, подносы для  сбора подаяния, дароносица), старые иконы.

В церкви Марии Египетской размещена экспозиция "Так, я помню, пред амвоном...".

Церковная обстановка и документы  эпохи вводят в круг событий и  лиц, с которыми знакомила церковь  будущего поэта. С 1826 по 1840 г. церковь  выполняла функции приходской. В  этой церкви вместе с крестьянами, их детьми присутствовал при отправлении  обрядов и мальчик Лермонтов. Здесь будущий поэт впервые увидел отношение прихожан к "слову божьему", позднее, в романе 
"Вадим" он напишет: "...Дьячок читал козлиным голосом послание апостола 
Павла, кругом... толпа зевала в немом бездействии".

Особый интерес вызывают представленные в церкви метрические  книги. В рукописной книге церкви Николая Чудотворца весной 1815 г. среди  прихожан впервые упомянут Лермонтов в возрасте "полугоду", а в 1821 г. семилетний 
Лермонтов несколько раз записан восприемником (крестным отцом) в семьях крепостных бабушки; в книге за 1845 г. — запись о смерти Е. А. Арсеньевой.

САДОВО-ПАРКОВЫЙ КОМПЛЕКС

К церкви Марии Eгипетской, как к месту, где стоял старый дом, сходятся три основные видовые перспективы усадьбы. Западная открывает широкую панораму Большого пруда и села с церковью. На льду этого пруда Лермонтов видел кулачные бои, о которых вспоминал троюродный брат поэта А.П. Шан- 
Гирей: "Зимой ... на пруду мы разбивались на два стана и перекидывались снежными комьями; на плотине с сердечным замиранием смотрели, как православный люд, стена на стену... сходился на кулачки, и я помню, как раз расплакался Мишель, когда Василий, садовник, выбрался из свалки с губой, рассеченной до крови". Красивейший вид на сельский пруд открывается из окон комнат Лермонтова, этот вид не раз описан им в стихах: 
Гляжу в окно: уж гаснет небосклон, 
Прощальный луч на вышине колонн, 
На куполах, на трубах и крестах 
Блестит, горит в обманутых очах; 
И мрачных туч огнистые края 
Рисуются на небе, как змея, 
И ветерок, по саду пробежав, 
Волнует стебли омоченных трав...

Южная перспектива открывается  видом на Круглый сад и Дубовую  рощу. 
Круглый сад преимущественно яблоневый. Через липовую аллею, делящую сад пополам, ходили "всей дворней в лес, а Михаил Юрьевич впереди всех". За 
Круглым садом начиналась Дубовая роща. В годы Великой Отечественной войны часть Дубовой рощи была "сведена на топку". В 1977 г. роща возрождена.

Восточная перспектива являет взору Дальний сад, представляющий в плане квадрат. Дальний сад  обведен канавой и валом, по которому растут ива и рябина. Восемь аллей  из вязов и лип сходятся в центре. Здесь стояла беседка, о которой  Лермонтов писал: 
Уютный сад, обсаженный рябиной, 
С беседкою, цветами и малиной, 
Как детская игрушка...

За садом в, трех верстах  от усадьбы, узкой полосой с востока  на запад тянется дубовый лес  — Долгая роща. В лермонтовское время роща была единственным местом, откуда брали строевой лес. С ней связано много легенд, сложенных в Тарханах. По одной из них, именно эту рощу Лермонтов просил бабушку отдать крестьянам для строительства изб. "Бабушка согласилась... 
Мужики были так рады, что и сказать нельзя".

В западной части усадьбы  сразу же за домом начинался "роскошный  сад, расположенный на полугоре". Аллеи акаций, куртины жимолости  и жасмина, заросли черемухи и  сирени и теперь главное украшение  парка. В 1829 году 
Лермонтов писал: 
Приди ко мне, любезный друг, 
Под сень черемух и акаций, 
Чтоб разделить святой досуг 
В объятьях мира, муз и граций.

Перед самым домом в  парке разбиты клумбы. "Кусты  сирени, жасмина и розанов окаймляли  цветник, от которого в глубь сада шли тенистые аллеи. 
Одна из них, обсаженная акациями, сросшимися наверху настоящим сводом, вела под гору к пруду". Эта аллея, начинающаяся у церкви Марии Eгипетской и круто спускающаяся вниз, носит название "темной", данное ей Лермонтовым в стихотворении "1-е января": 
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты 
Глядит вечерний луч, и желтые листы 
Шумят под робкими шагами.

Аллея приводит к тому месту, где на берегу пруда в пору детства 
Лермонтова, была беседка (в настоящее время восстановлена). В одном из ранних стихотворений "Цевница" он вспоминал. 
На склоне гор, близ вод, прохожий, зрел ли ты 
Беседку тайную, где грустные мечты 
Сидят задумавшись? Над ними свод акаций: 
Там некогда стоял алтарь и муз и граций, 
И куст прелестных роз, взлелеянных весной.

Лермонтов очень любил  укромные уголки тарханского парка 
Любил с начала жизни я 
Угрюмое уединенье, 
Где укрывался весь в себя, 
Бояся, грусть не утая, 
Будить людское сожаленье...

По аллеям можно пройти в дальний уголок парка, где на вершине холма сохранилось место  детских игр поэта. Два земляных укрепления, поросшие травой, — "траншеи". Они были устроены специально для  военной забавы 
Лермонтова. Дорожка к "траншеям" ведет через дамбу Среднего пруда, дремлющего в окружении ветел: 
Все тихо — полная луна 
Блестит меж ветел над прудом, 
И возле берега волна 
С холодным резвится лучом.

От дома на юг ведет к  пруду еще одна аллея. Совсем недавно, спустившись по ней, можно было увидеть  дуб, по преданию, посаженный Лермонтовым. Дуб погиб во время бури в 1995 году. Рядом с этим местом расстилается фруктовый сад — Средний. В  этом саду, когда Лермонтов был  ребенком, стояла 
"разрушенная теплица". Ныне она восстановлена. С этого места хорошо видна холмистая долина речки Марарайки, до самого горизонта простираются хлебные поля, и над всем этим распласталось необозримое тарханское небо. После отъезда из бабушкиного имения поэт признавался: 
Как нравились всегда пустыни мне. 
Люблю я ветер меж нагих холмов. 
И коршуна в небесной вышине, 
И на равнине тени облаков.

И даже звуки, которые когда-то в детстве нечаянно коснулись  его слуха, оживают в бессмертных  строках: 
Все тихо; и в глуши лесов 
Не слышно жалобного пенья 
Пустынной иволги: лишь там 
Весенний ветерок играет, 
Перелетая точно по кустам; 
В глуши кукушка занывает; 
И на дупле как тень сидит 
Полночный ворон и кричит.

Тарханы, бескрайние поля, чистый прозрачный воздух, закаты и просторы. 
Здесь впервые детскому взору открылось тихое очарование холмистых степей, проселочных дорог, таинственность темных лесов, светлых березовых перелесков, задумчивых речек. В поэме "Черкесы" юный поэт опишет родные места, усадьбу, где вырос: 
Свод неба синий тих и чист; 
Прохлада с речки повевает, 
Прелестный запах юный лист 
С весенней свежестью сливает. 
Везде, кругом сгустился лес, 
Повсюду тихое молчанье; 
Струёй, сквозь темный свод древес 
Прокравшись, дневное сиянье 
Верхи и корни золотит. 
Лишь ветра тихим дуновеньем 
Сорван, листок летит, блестит, 
Смущая тишину паденьем.

Связь Лермонтова с Тарханами  была прочной и органичной - детские  и отроческие впечатления служили  для его поэтического воображения  неиссякаемым источником. Покинув Тарханы, Лермонтов часто обращался к  ним мысленно и вспоминал "и  отца, и дом родной, и высокие  качели, и пруд, обсаженный ветлами... все, все". И даже во время блестящего петербургского бала перед его глазами  вдруг возникает деревенское  прошлое: 
И вижу я себя ребенком, и кругом 
Родные все места: высокий барский дом 
И сад с разрушенной теплицей...

А еще раньше Лермонтов  писал: 
... Зачем семьи родной безвестный круг 
Я покидал? Все сердце грело там, 
Все было мне наставник или друг, 
Все верило младенческим мечтам.

„ТРАНШЕИ" – МЕСТО ДЕТСКИХ  ИГР ЛЕРМОНТОВА

Недалеко от барского дома, на возвышении маленькому Лермонтову были вырыты траншеи, сохранившиеся  в парке до настоящего времени.

Сооружением их руководил, видимо, какой-нибудь солдат-инвалид или  ополченец войны 1812 года. В эти  годы в Тарханах насчитывалось девять человек ополченцев. Так что выбрать  военных „советников" мальчику 
Лермонтову было из кого.

Можно представить, как нетерпеливый, живой, он внимательно следил за сооружением  бастионов, вникал во все мелочи и  детали строительства, торопил мужиков, назначенных копать ров, насыпать вал, плести и ставить плетни. С упоением слушал юный Лермонтов рассказы бывалых  солдат о походах и сражениях. И столько же раз звучала в  те дни ставшая впоследствии знаменитой фраза: „Скажи-ка, дядя..."