Философия Аристотеля

Как и наше слово «природа» (т. е. рождённое, прирождённое), древнегреческое  слово «фюзис» динамично. В своём  словаре философских терминов (V книга «Метафизики») Аристотель насчитывает  в слове «фюзис» шесть значений, из которых три обыденных, а три аристотелевских. Природа - это:

1) возникновение рождающихся вещей;

2) то основное в составе рождающейся  вещи, из чего вещь рождается;

3) источник, откуда получается первое  движение в каждой из природных  вещей;

4) материя;

5) форма;

6) сущность.

Из шести названных значений Аристотель отдаёт предпочтение последнему. Материя для него является природой лишь в той мере, в какой она  способна определяться через сущность, а так как мы видели, что у  Аристотеля сущность и форма тождественны, то и через форму (таким образом 6-е и 5-е значения совпадают). Однако не всякая сущность есть природная, естественная сущность. Есть ведь искусственные вещи, созданные человеком. Поэтому «природою в первом и основном смысле является сущность - а именно сущность вещей, имеющих начало движения в самих себе таковых» (V, 4).

Автор «Физики» стремится отличить природу как естественное от искусственного, говоря, что «природа есть известное  начало и причина движения и покоя, для того, чему она присуща первично, по себе, а не по совпадению» («Физика» II, 1). На первый взгляд такая трактовка природы противоречит вышеназванной физической догме Аристотеля, согласно которой всё, что движется, имеет источник движения вне себя, а в конечном итоге - в неподвижном перводвигателе. В каком то смысле противоречие действительно есть. Но здесь, по-видимому, Аристотель делает акцент на отличии естественных сущностей, имеющих независимую от человека причину своего возникновения и существования, от искусственных, причина которых заключена в деятельности человека.

В «Физике» Аристотель колеблется в  трактовке проблемы природы: ведь, с  одной стороны, «она есть первая материя, лежащая в основе каждого из тел, имеющих в себе самом начало движения и изменения», но с другой стороны, «она есть форма и вид согласно понятию» (II, 1). В своих колебаниях Аристотель занимает промежуточную позицию дуализма, говоря, что «природа двояка: она есть форма и материя» (II, 2).

Идеалистическое истолкование природы  Аристотелем ещё более отчётливо  сказывается в его учении о природной целесообразности.

Цель - это форма, которая ещё  должна стать внутренне присущей вещи, а форма - это цель, которая  уже стала внутренне присущей вещи. Аристотель рассматривает природу  органицистски: это как бы единый живой организм, где «одно возникает ради другого» (II, 8).

Аристотелю известны философы, «которые причиной и нашего неба, и всех миров  считают самопроизвольность», философы, у которых «сами собой возникают  вихрь и движение, разделяющие  и приводящие в данный порядок  Вселенную» (II, 4), т. е., по-видимому, Левкипп и Демокрит. Ему известны, с другой стороны, и мнения, отрицающие случайность. Об этом сказано в некоем «древнем изречении», об этом же говорят и другие, утверждающие, что ничто не происходит случайно, но что для всего, возникновение чего мы приписываем самопроизвольности и случаю, имеется определённая причина. Необходимо отметить, что Аристотель совершенно неправомерно отождествляет здесь самопроизвольность и случайность, тогда как это не одно и то же. Ведь то, что возникает самопроизвольно, само собой, из себя, не обязательно бывает случайным. Возможна ведь и внутренняя необходимость.

Аристотель пытается различить  два вида причин. Он согласен с теми, кто утверждает, что всё имеет  причину. Но причина причине рознь. Есть «причина сама по себе» и есть «причина по совпадению» (II, 5), «причина побочным образом» (II, 5). Причинность второго вида возможна потому, что предмет сложен, что в нём «может совпадать бесконечно многое» (II, 5). В такой форме это пока верно: во всяком предмете и процессе есть ствол и ветви, и эти ветви касаются ветвей другого ствола, а потому всё время образуются необязательные, случайные связи и взаимодействия, которых могло бы и не быть. Однако ограниченность Аристотеля связана здесь с суждением возможностей его теории двойной причинности в силу подчинения этого деления целевой причине. Поэтому случайность и самопроизвольность оборачиваются у него непреднамеренностью и оказываются разновидностью целевой причины, тем, что сопровождает осуществление цели, энтелехию. Хотя сами по себе случайность и самопроизвольность никем не запрограммированы, не задуманы и их нет ни в чьём намерении, они всё же происходят и осуществляются не в вакууме, а в сложной среде.

Итак, случайное и самопроизвольное, будучи подчинены у Аристотеля целевой причине, лишаются права на самостоятельное существование, они не могут быть пятой причиной, и Аристотель остаётся при своих четырёх причинах: «Самопроизвольное и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и природа» (II, 6).

4. БИОЛОГИЯ АРИСТОТЕЛЯ

Аристотель - основатель биологии как  науки. Как астроном Аристотель был  систематизатором и популяризатором, и притом не наилучшим. Как биолог он - пионер.

До Аристотеля биологии чуждались. Звёзды были более уважаемыми объектами, более благородным материалом для наблюдений и размышлений, чем наполненные слизью и калом живые организмы. Поэтому не случайно в первой книге «О частях животных» Аристотель доказывает, что растения и животные представляют для научного исследования предмет не менее ценный, чем небесные тела, хотя первые преходящи, а последние, как казалось философу, вечны. Говоря как об астрономии, так и о биологии, Аристотель провозглашает, что «и то, и другое исследование имеет свою прелесть» (О частях животных I, 5).

Хотя Аристотель и сам ощущал брезгливость и отвращение к внутренностям животных, он, тем не менее, противопоставлял этому свойственному многим людям и отпугивающему их от занятий биологией чувству наслаждение познанием, независимо от того, приятен или нет предмет познания непосредственному чувству человека, если, конечно, этот человек истинный учёный и тем более философ. Ведь «наблюдением даже над теми из них, которые неприятны для чувства, - говорит Аристотель, - создавшая их природа доставляет… невыразимые наслаждения людям, способным к познанию причин и философам по природе» (II, 5). В познании же причин, как мы видели, Аристотель полагал суть научного познания и высшее проявление человеческого разума.

При этом Аристотель отмечает, что  не может понять, почему созерцание искусственных изображений произведений природы людям более по вкусу, чем наблюдение живых оригиналов, которое способно открыть причинную подоплёку наблюдаемого. Философ отдаёт предпочтение наблюдению жизни перед эстетическим наслаждением от созерцания её мёртвого отображения в искусстве.

Следователь, перед нами апология реального наблюдения живой природы. Она противоречит умозрительному методу физики Аристотеля и тем более  всей его метафизики.

Своего апофеоза эмпиризм Аристотеля-биолога  достигает в его совете ничем не пренебрегать при изучении природы: «Не следует ребячески пренебрегать изучением незначительных животных, ибо в каждом произведении природы найдётся нечто, достойное удивления» (I, 5).

Аристотель  говорил в своих лекциях по биологии: «Надо и к исследованию животных подходить безо всякого отвращения, так как во всех них содержится нечто природное и прекрасное» (I, 5).

Однако  не следует закрывать глаза на то, что наш философ усматривает  прекрасное в живой природе не в материи, из которой состоят живые существа (именно она и вызывает отвращение), а в созерцании целесообразности.

Хотя свой принцип целесообразности Аристотель распространяет на всё мироздание, он не гилозоист. Далеко не все тела наделены жизнью. В своём произведении «О душе» Аристотель пишет, что «из естественных тел одни наделены жизнью, другие - нет» (II, 1). Аристотелю принадлежит первое определение жизни: «Жизнью мы называем всякое питание, рост и упадок тела, имеющие основания в нём самом» (там же).

Вопрос о происхождении жизни  следует разделить на два аспекта: философский (метафизический) и биологический (научный). Все виды животного, будучи формами, вечны, а потому в метафизическом смысле жизнь не начиналась, так  как в мире на уровне «сутей бытия» вообще ничего не происходило. С биологической же точки зрения происхождение жизни вполне возможно, если под этим понимать осуществление (энтелехию) вида в природе. Для этого должны быть благоприятные условия. Осуществившись однажды, вид продолжает сам себя воспроизводить, новая особь возникает из семени старшей. Однако Аристотель допускал самопроизвольное зарождение из неживого низших видов живого: червей, моллюсков и даже рыб, что в плане метафизики означает, что форма этих существ может стать энтелехией непосредственно в морском или в гниющем веществе. Это ложная теория самопроизвольного зарождения - продукт отсутствия наблюдательности в отношении того доступного невооружённому глазу малого, об изучении которого ратовал сам Аристотель, - нанесла большой вред биологии, укоренившись со временем настолько, что с ней с большим трудом распрощались лишь в XIX в., когда опытным путём было доказано, что конкретная жизнь всегда происходит из яйца.

Аристотель - отец зоологии. В зоологических  работах Аристотеля упомянуто описание более пятисот видов животных - цифра для того времени громадная. В центре внимания философа вид, а не особь и не род. Это «сути бытия», формы, первые сущности (по «Метафизике»). Вид - это то самое минимальное общее, которое почти сливается с отдельным, расползаясь в нём благодаря случайным несущественным признакам.

Однако Аристотель не остановился  на видах. Он стремился включить их в более общие группы. Всех животных Аристотель поделил на кровеносных  и бескровных, что приблизительно соответствует делению живых существ современной научной биологией на позвоночных и беспозвоночных.

Обобщая факт наличия переходных форм между растениями и животными, флорой и фауной, Аристотель пишет в сочинении  «О частях животных»: «Природа переходит  непрерывно от тел неодушевлённых к животным, через посредство тех, которые живут, но не являются животными» (IV, 5). В «Истории животных» сказано, что природа постепенно переходит от растений к животным, ведь относительно некоторых существ, живущих в море, можно усомниться, растения они или животные; природа так же постепенно переходит от неодушевлённых предметов к животным, потому что растения по сравнению с животными почти не одушевлены, а по сравнению с неживым одушевлены. Более одушевлены те, в ком больше жизни и движения, при этом одни отличаются в этом отношении от других на малую величину.

С именем Аристотеля связаны также  конкретные биологические научные  открытия. Жевательный аппарат морских  ежей называется «Аристотелев фонарь». Философ различил орган и функцию, связав первый с материальной причиной, а вторую - с формальной и целевой. Аристотель открыл принцип корреляции в формуле: «Что природа отнимет в одном месте, то она отдаёт другим частями».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                   5. ЭТИКА АРИСТОТЕЛЯ: УЧЕНИЕ О ДОБРОДЕТЕЛЯХ

В своих этических воззрениях Аристотель исходит из того, что «добродетель не даётся нам от природы»; от природы  нам даётся лишь возможность приобрести её. Многое зависит от человека, «в нашей  власти быть нравственными или порочными  людьми».

Поступки человека ориентированы на счастье. Но что такое счастье? Для многих это удовольствие и наслаждение. Но жизнь, растраченная в наслаждениях, - рабская жизнь, достойная животного. Для других счастье - почести, успех. Но они представляют собой нечто внешнее, зависящее от других. Третьи полагают, что счастье состоит в умножении богатства. Но это абсурдная цель, поскольку богатство - лишь средство для достижения чего-то другого; как цель оно смысла не имеет. Высшее благо и счастье, доступное человеку, - в совершенствовании себя как человека. Счастье предполагает, что человек не просто живёт (ведь и растения живут), не просто чувствует (и животные чувствуют); счастье - в разумной деятельности, сообразной с добродетелью.

Нравственность тесно связана  со свободным выбором. Аристотель подчеркивает, что «всякий в известном отношении виновник собственного характера». Человек становится справедливым, совершая справедливые дела, умеренным, поступая умеренно, мужественным - действуя в опасных ситуациях и привыкая не испытывать страха. Любого человека можно сделать храбрым, если с молодости учить его не бояться в опасной ситуации. Это лишь вопрос воспитания.

«Этическая добродетель», по мнению Аристотеля, состоит в господстве над чувственной душой. Импульсы страсти, чувства всегда тяготеют к излишествам. Разум даёт нам возможность найти «точную меру», срединный путь между крайностями. Аристотель приводит ряд примеров - своеобразные комплексы, в которых среднее понятие представляет собой «меру», расположенную между крайностями:

ь безрассудство - мужество - трусость,

ь расточительность - щедрость - жадность,

ь гневливость - кротость - смирение,

ь хвастовство - правдивость - ирония,

ь наглость - стыдливость - застенчивость,

ь самоунижение - самоуважение - кичливость, и т.д.

Активность разума - цель, достойная  человека. «Благо человека состоит  в активности души, согласной с  добродетелью, а коли добродетелей души много, - то в согласии с лучшей и наиболее совершенной из них. Но, следует добавить, - и в жизни  исполненной».

Мало знать, что такое добродетели, нужно ещё уметь на практике находить эту середину. Человек должен не только знать, что хорошо и что плохо, но и стремиться и уметь следовать благу.

Среди всех добродетелей выделяется одна, в которой синтезированы  все прочие - справедливость. Важный аспект справедливости - равенство, но не для всех, а для равных; неравенство справедливо для неравных.

Аристотель осуждает зависть. Зависть - это не стремление обладать чем-либо, а желание видеть ближнего лишенным этого. Это не благородное, а мелочное чувство, чувство мелкого соперничества, которое может быть направленно только на подобных нам, но не на тех, кого мы считаем гораздо ниже или выше себя.

Рациональная душа имеет дело с  изменяющейся реальностью, с одной  стороны, и неизменными принципами, с другой. Отсюда две добродетели - рассудительность и мудрость. Рассудительность проявляется в определении того, что является благом и что злом. Рассудительность связана с практичностью. Практичен тот, кто способен трезво оценивать обстоятельства, верно рассчитывать средства для достижения целей, ведущих к благополучию. Практичность требует умеренности. Для практичности требуется опыт, и поэтому молодые люди не могут быть практичными. Практичные люди годны для управления домом и государством, а потому практичность тесно связана и с экономикой, и с политикой.