Философия и религия

Принципы, лежащие в основании  объяснения религии, подразделяются на две группы: супернатуралистические  и рационалистические. Первые говорят о врождённости религиозного сознания и указывают на откровение как на его источник. Вторые предполагают или сознательное намерение и рефлексию человека при образовании религии (евгемеризм), или чисто прагматические стремления определённых лиц (Т.Гоббс,Г.Болинброк) ради удержания власти, или олицетворение известных сил природы (Эпикур, Д.Юм), или объектирование известных душевных качеств (Л.Фейербах, Ж.Ренан) или почитание предков (Г.Спенсер). В перечисленных точках зрения много спорного и мало объясняющего: религиозное состояние и содержание души человека – во многом дело сугубо индивидуальное и чрезвычайное тонкое, оно не может быть втиснуто в сухие рамки отвлечённых понятий.

Что касается проблемы религии, или проблемы отношения веры к знанию, то она решается в зависимости от общих философских позиций того или иного мыслителя. Известны три подхода к этой проблеме: сциентистски-позитивистское, историческое (эволюционное) и абсолютное. Первый подход толкует религию как низший вид знания и, по существу, сводит её к суеверию, которое с развитием науки якобы обречено на исчезновение. Сторонники второго подхода усматривают в религии развивающуюся форму  знания, сохраняющуюся всегда своё значение, даже тогда, когда оно входит в составе иного, более высокого уровня знания. Тут подчёркивается не столько собственно её рациональный аспект (хотя и он  не отрицает), сколько чувственный - в форме представлений в единстве с возвышенными, нравственно преисполненными чувствами. При этом такое значение уступает отвлечённому знанию в понятиях (Г.Гегель). И, наконец, третий подход рассматривает религиозное и научное знание как две различные и правомерные формы духовной активности человека: между ними постоянно отыскиваются границы, и продумывается специфика как, по сути, так и по значимости для человека и общества. Думается, что нет смысла искать две истины (как это делали в средние века) – научную и религиозную. Было бы вернее подходить к самой трактовке сущности истины с учётом специфики объекта познания. Ведь и в науке, как показывает её история, считалось истинное многое, что впоследствии опровергалось или переосмысливалось, развивалось, уточнялось и т.д.

Приведу глубокую мысль выдающегося  российского учёного В.И.Вернадского, имеющую прямое отношение к рассматриваемому вопросу:

«Если мы хотим понять рост и развитие науки (имеется в виду естествознание - А..С.),мы неизбежно должны принять во внимание и все другие проявления духовной жизни человечества. Уничтожение или прекращение одной какой-либо деятельности человеческого сознания сказывается угнетающим образом на другой. Прекращение деятельности человека в области ли искусства, религии, философии или общественной мысли не может, не отразится болезненным, может быть, подавляющим образом на науке».

Становление научной  картины мировоззрения не противоречит религии и не ослабляет религиозного восприятия мира. Нельзя считать парадоксом факт, что те, кто внес в науку масштабный вклад (например, такие новаторы, как Н.Коперник, И.Ньютон, А.Эйнштейн, В.Гейзенберг и др.), относились терпимо к религии и размышляли о ней в положительных тонах. Так, И. Кеплер  утверждал, что математические принципы являются зримым выражением  божественной воли. А согласно В.Гейзенбергу, новое мышление явно не имеет ничего общего с отходом от религии: наука не входит в противоречие с религией. Создатель квантовой механики говорит, что «интимнейшая суть вещей – не материальной природы; нам приходится иметь дело скорее с идеями, чем с их материальным отражением».

Великий И.Ньютон глубоко понимал ограниченность чисто механического воззрения на Природу; он хотел найти более глубинные основы сущего. Тщательно изучая алхимию, он искал в этом какие-то диковинные срезы бытия. Для творчества Ньютона характерен обобщающе-глубинный, собственно философский подход к изучению сущего. В его творчестве, научной мысли существовала глубокая связь двух направлений исканий-поиск истиной религии и поиск истинной целостной картины мира. Вместе с тем ему свойствен и третий компонент мировоззрения, связанный с нравственным познанием, с поиском истинных принципов нравственности. Ньютон писал в своём трактате «Оптика», что нравственный закон от начала человека во Вселенной заключается в семи заповедях. Из них первая была – « признать единого господа Бога.… И без этого начала не может быть добродетели…». Свойственное Ньютону острое, религиозно окрашенное чувство единства и цельности мироздания, религиозно окрашенное чувство единства и цельности мироздания, пишет И.С.Дмитриев, обусловило в свою очередь и целостность мировоззрения, всех его граней: веры в единого Бога, чувства нравственного долга человека перед Богом и людьми и поиска «совершенной во всех своих частях натуральной философии». В контексте этого немеханического и неузкофизического мировоззрения Священное Писание представлялось Ньютону не книгой откровений, не доступных разумению, но историческим свидетельством, доступным рациональному исследованию и призванным продемонстрировать людям всемогущество Бога – через изучение Природы и через изучение Истории.

Спросим себя вместе с  М.В.Ломоносовым: откуда в мировоззрении эта дивная мудрость, эта поражающая целесообразность? Человеку не дано восприятие целостности мироздания. Целостность, по словам И.Канта, имевшего в виду целостность Вселенной, трансцендентна, т.е. запредельна, ибо в опыте и эмпирических науках мы не встречаем этой целостности и не можем спроецировать мироздание как целое, чтобы оно приоткрыло нам свои высшие духовно-разумные свойства. Даже неживая природа может лишь как бы подарить нам чувство гармонии и красоты, если только мы способны и готовы принять этот дар. Тем более акт религиозного осмысления сущего: он выступает, по сути, как акт откровения. Что такое откровение? «Откровение, - поясняет С.Л.Франк, - есть всюду, где что- либо сущее (очевидное, живое и обладающее сознанием) само, своей собственной активностью, как бы по своей собственной инициативе, открывает себя другому через воздействие на него… Есть всё же случаи, имеющие решающее, наиболее существенное значение для всего хода нашей жизни, когда мы испытываем нечто иное (диковинное) – в составе нашей жизни встречаются  содержания или моменты, которые сознаются не как наши собственные предложения, а как нечто, вступающее, иногда бурно вторгающееся в наши глубины из вне, из какой-то иной, чем мы сами, сферы бытия». При этом следует оговорить, что само по себе откровение как способ получение духовного знания и переживания ещё не гарантирует его ценности. В Священном Писании сказано: «Не всякому духу верьте, но испытывайте – от Бога ли они» (Ин.4:1). Бывает вдохновение зла и откровение тварно-космических стихий: тут неуместно безоглядное доверие.

Религиозная вера невозможна вопреки разуму и без оснований, от страха и растерянности, как это  представляется легкомысленному сознанию или умному человеку, но пребывающему на этот счёт в заблуждении. Вера даётся Богом человеку через воспитание в условиях религиозной семьи и обучение в школе, а также через опыт жизни и силу разума, постигающего Бога через проявления его творений и удивительную целесообразность самых замысловатых образований и процессов в мироздании.

Вера- это возможность  сверхчувствительного опыта. Но что  представляет собой такой опыт? Например, слушая прекрасное музыкальное произведение, человек, одарённый музыкальным  чувством, слышит, кроме самих звуков и их сочетаний, ещё что-то другое, что можно назвать музыкальной красотой. Как бы позади звуков и сквозь них мы воспринимаем ещё что-то невысказанное, о чём в словах можно сказать только слабым, несовершенным намёком. Звуки воспринимает наше ухо, а то невысказанное, о чём они говорят, воспринимает непосредственно наша душа.

Таким образом, и эстетический, и нравственный опыт связаны с  опытом религиозным. Но поскольку человек  в большей степени чувственное  существо, внимание которого, как правило, приковано к чувственно данному, видимому, осязаемому, то всё незримое и неощущаемое склонно ускользать от него. Конечно, для глухих нет красоты в музыке, а для слепых – в живописи, но гораздо больше людей не глухих, но не музыкальных, не слепых, но не воспринимающих красоту зрительных образов, грамотных, но не ощущающих поэзию. То есть для очень большого числа людей сверхчувственный опыт - пустой звук.

Вера, согласно Франку, «есть  воля открывать душу навстречу истине, прислушиваться к тихому, не всегда различному «голосу Божью», как мы иногда среди оглушающего шума прислушиваемся к доносящийся издалека тихой, сладостной мелодии,- воля пристально вглядываться в ту  незримую и в этом смысле тёмную глубь нашей души, где тлеет «искорка», и в этой искорке увидать луч, исходящий от самого солнца духовного бытия».

В принципе вся наша жизнь  основана на той вере: мы ложимся спать, и верим, что ночь сменится днём, что мы проснёмся, что проснёмся именно мы. Но доказать этого мы не можем. На каждом шагу мы руководствуемся верой в неизменность того, что мы называем законами природы, однако эта неизменность ничем не гарантирована, и наша вера в неё есть именно слепая, ничем точно не гарантированная вера. Чаще всего в подобных случаях речь идёт о вероятности, а не необходимости.

У религиозных фанатиков  вера является актом послушания, покорного доверия к авторитету.

Поэтому жить в вере –  значит жить в постоянном напряжении всех своих сил, целиком жить в  настоящем, жить сердцем, для которого любой предмет, любая внешняя данность открываются в своей несказанности, значительности, таинственной глубине. Вера – это когда ваше сердце зажигается той силой, которая по своей значительности с очевидностью воспринимается как нечто высшее и большее, чем вы сами.

Философия рождается из противоречия между жизнью и смертью и разрешает его нахождением вечности, в форме вечной истины. Философия стремится к непреходящим ценностям. Философ ищет вечное в потоке становления и поднимает индивидуальность до вечности, творя мир вечных идей.

Почти все философские  системы пронизывает тяга человека к вечности. Индийская мысль создаёт концепцию перевоплощения душ и Единого, Платон – мир идей, Гегель – мировой дух. Чувствуя свою заброшенность в мире, человек предпринимает отчаянные попытки найти место в вечности. По-видимому, и интерес к идеальному, составляющий неотъемлемую часть философствования, возник потому, что в идеальности духа людям почувствовался выход за потусторонний мир, аргумент в пользу вечного существования.

Философы всех направлений – и те, кто отрицал смерть, и те, кто считал, что о ней нечего и говорить (поскольку в тот момент, когда она наступает, нас уже нет, и, стало быть, она к нам не имеет отношения), - определяли своё отношение к данной проблеме.

Материалисты склонны  были относиться к смерти как чисто эмпирическому факту, и, следуя совету Эпикура: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь всё хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения», старались элиминировать проблему. Однако даже для Эпикура философия важна в связи с фактором смерти, так как даёт возможность человеку научиться не бояться её.

Идеалисты решали проблему смерти отрицанием её или сосредоточением  на ней. Монтень говорил, что для  того, чтобы преодолеть страх смерти, легче перенести её, надо привыкнуть к ней, думая о ней постоянно. Сосредоточение на проблеме смерти стимулирует поиски смысла жизни, выходишь (теоретически) за её границы.

Цицерон писал, что философствовать  – значит приготовлять себя к смерти. По Монтеню, «вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся  в конечном итоге к тому, чтобы научить нас не бояться смерти…если она внушает нам страх, то является вечным источником наших мучений, облегчить которые невозможно». Монтень советует научиться встречать смерть грудью, точнее, душой, духом. «Размышлять о смерти – значит размышлять о свободе. Кто научиться умирать, тот разучиться быть рабом». Отрешиться от мира – значит, раньше времени умереть; надо готовиться к вечности. От боязни смерти не избавиться ни  запрещением, ни привычкой думать о ней. Единственный способ – подняться над ней духом не только в волевому (заставлять думать или не думать о ней – успеху этого препятствует бессознательное), но и в содержательном плане. К этому ведут философия и религия.

По Платону, есть два  рода бессмертия: физическое – путём  деторождения и духовное – путём  сохранения памяти о прекрасных делах  и произведениях. Этому предшествуют два рода беременности – физическая и духовная. Отличие философа от прочих людей в том, что он не только оставляет потомство и свои произведения, но пытается теоретически обосновать надежду на бессмертие.

В мире есть области, где кончаются проблемы и начинаются тайны: это сфера трансцендентного. И мудрый человек может смириться с этим, а для смирения нужно мужество, связанное с готовностью признать и принять, что далеко не всё зависит от нас и есть нечто неустранимое и непроницаемое даже для самого проницательного ума. Мы вынуждены смириться и принять конечность нашего земного бытия в мире, нашу доступность страданиям, мы не можем справиться с нашим дурным характером. Эти «проблемы» нельзя решить в процессе «культурного прогресса», отчего, по словам  Вл. Соловьёва, и сам культурный прогресс не стоит ставить слишком высоко

В истории философии известна, думается, разумная позиция, согласно которой Бог не может быть непосредственно познан, а светится лучами своей сущности через всё сущее и предстоящее перед всеми органами наших чувств, т.е. через всё сотворённое им.

Невидимость Бога – это первый документ атеиста. Но никакой атеист не отрицает сознания, а оно невидимо. Совесть тоже не видна, но она высвечивается в поступках, словах человека. Аналогично и с Богом. Об этом тонко сказано в поэтической форме у  Вл. Соловьёва:

         Не веруя обманчивому миру,

          Под грубою корою вещества 

          Я осязал нетленную порфиру 

          И узнавал сиянье Божества...

Можно привести и слова  поэта И. Бродского:

          Есть мистика. Есть вера. Есть  господь.

          Есть разница меж них. И есть единство.

          Одним вредит, других спасает  плоть.

           Неверье – слепота, но чаще  – свинство. 

Если  кто-то не может  доказать, что Бог существует и  поэтому становится воинствующим атеистом, то пусть он попробует доказать, что Бог не существует. Это никому и никогда не удавалось и в принципе никогда и никому не удастся. Ни кому в принципе не может быть дано, осуществить эксперимент, фальсифицирующий религиозную веру.

 «Веруя, я совсем не вынужден отвергать факты, на которые опирается неверующий. Я только прибавляю к этому, что я знаю и другой факт. По существу, спор между верующим и неверующим так же беспредметен, как спор между музыкальным и немузыкальным человеком».