Философия свободы и творчества Н.А. Бердяева

Но, даже находясь в эмиграции, он продолжает считать себя русским философом. Он отмечает: «Несмотря на западный во мне элемент, я чувствую себя принадлежащим к русской интеллигенции, искавшей правду. Я наследую традиции славянофилов и западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского и Л. Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова. Я русский мыслитель и писатель». [3]

В 1947 году Бердяеву было присуждено звание Доктора Кембриджского университета. 

Первой его послевоенной книгой стала «Русская идея» (Париж, 1946), посвященная осмыслению истории русской философии. Сам автор  считал, что его мировоззрение раскрывают работы: «Смысл творчества», «Смысл истории», «Философия свободного духа», «О назначении человека», «Я и мир объектов». К ним можно добавить историю философской судьбы Бердяева. – «Самопознание», изданную уже после его смерти.     Умер Бердяев 23 марта 1948 года за рабочим столом в своем доме в пригороде Парижа, Кламаре.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

II ФИЛОСОФИЯ  СВОБОДЫ. ИДЕЯ БОГОЧЕЛОВЕКА

Свобода - это одна из основных идей Бердяева, которая во всех его произведениях развивается с огромной страстностью и с неподдельной искренностью. Основополагающая интуиция Бердяева это - интуиция свободы.  Внутренней основой бердяевской философии являются свобода и творчество.

Бердяев прославляет свободу, как  высший дар - правда, не небес, свобода  ведь не сотворена - но все же, как  дар, и во всякого рода принуждении  готов видеть и действительно видит посягательство на священные права человека.

Философия свободы у Бердяева содержит некий мистический религиозный  оттенок. В тоже время, сам Бердяев, несмотря на то, что он неустанно  твердит о свободе и возмущается  от всей души всякого рода "принуждениями", не может как без воздуха жить без слова "ты должен". Он говорит: "творческое напряжение есть нравственный императив и притом во всех сферах жизни".[1] Или еще: "человек всегда должен поступать индивидуально и индивидуально разрешать нравственную задачу".[1] «Человек обязан быть дерзновенным, дерзновением воли стяжает он благодатные дары Духа. Когда он будет не один, когда Дух будет жить в нем, тогда отпадет человечески самолюбивый и суетный вопрос о размерах дарований. Человек имеет не право, а обязанность быть глашатаем высшей полноты истины, т.е. говорить он прежде всего должен что-то, а не только о чем-то. Дерзновение же дается лишь верой».[6] Получается, что у Бердяева истинная свобода гармонирует со святой необходимостью.

Философия по Бердяеву должна быть свободной, должна искать истину, но именно свободная философия, философия свободы приходит к тому, что лишь религиозно, лишь жизни цельного духа дается истина и бытие.

Бердяев  выводит понятие  свободы за рамки обычных проблем  философии. Свобода является для него исходной и определяющей реальностью человеческого существования. Бердяев пишет: «Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать». [6]

Человеческая иррациональная свобода рождается из «ничто», но это не пустота, это первичный принцип, предшествующий Богу и миру.

Бердяева волнует проблема теодицеи, то есть примирения зла мира с существованием Бога, которая для него также связана с проблемой свободы. Бердяев считает, что трудно примирить существование всемогущего и всеблагого Бога со злом и страданиями мира. Таким образом, он приходит к «неизбежности допустить существование несотворенной свободы».[3]

Эта идея философа  объясняет наличие зла в мире («несотворенная свобода объясняет... возникновение зла»[3]), но она же  определяет свободу человека не только по отношению к миру, но и к Богу. Такая концепция свободы трудно совмещается с пониманием Бога как существа Абсолютного. Так как свобода не создана Богом, он не обладает властью над свободой. Свобода первична по отношению к добру и злу, она обусловливает возможность, как добра, так и зла. Поэтому Бог-Творец всесилен над бытием, но не обладает никакой властью над небытием, над несотворенной свободой. Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является источником зла.

   Бердяев, в отличие  от Соловьева,  не считает Бога  ответственным за зло в мире («Возложить на Творца ответственность  за зло творения есть величайший из соблазнов духа зла...» [6]).  Но так же он  и не принимает христианскую схему, укоренявшую зло в самом человеке. Он предпочитает абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и человека, чтобы тем самым отделить от них зло. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая осуществлялась с помощью творчества. Но поскольку творчество, по убеждению автора, также проистекает из свободы, то именно противоборство зла и творчества составляет сущность новой религиозной эпохи - эпохи «третьего откровения», ожиданием которой наполнено большинство произведений Бердяева.

Н.О. Лосский считает, что Бердяев «отвергает всемогущество  Бога и утверждает, что Бог не творит воли существ вселенной, которые возникают из Ungrund, а просто помогает тому, чтобы воля становилась добром. К этому выводу он пришел благодаря своему убеждению в том, что свобода не может быть создана и что если бы это было так, то Бог был бы ответственным за вселенское зло. Тогда... теодицея была бы невозможной. Зло появляется тогда, когда иррациональная свобода приводит к  нарушению божественной иерархии бытия и к отпадению Бога из-за гордыни духа, желающего поставить себя на место Бога...». [10]

По мнению писателя, личность и субъективное находятся в конфликте  с общим и объективным, личность восстает «против власти объективированного «общего».

Объективация - одно из основных понятий философии Бердяева, она  означает трансформацию духа в бытие, вечности - во временное, субъекта - в объект, порождение неподлинного мира явлений, где результаты духовной активности человека приобретают формы пространства и времени, начинают подчиняться причинно-следственным отношениям и законам формальной логики. Бердяев следующим образом объясняет эту идею – «объективной реальности не существует, это иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть подлинный реальный мир... Объект есть порождение субъекта. Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность».[6] В книге «Царство духа и царство кесаря» Бердяев пишет: «Объективация есть выбрасывание человека вовне, экстериоризация, подчинение условиям пространства, времени, причинности, рационализации. В экзистенциальной же глубине человек находится в общении с духовным миром и со всем космосом».[7]

Таким образом, объективация представляет собой не раскрытие, обнаружение духа, а, наоборот, его закрытие, обеднение. В результате человек оказывается в двойственном положении: как личность он остается в своей глубине носителем экзистенциального «я», образа и подобия Бога, как индивид он становится причастен миру природной и социальной необходимости. Бердяев видит природное зло не только в жестокости борьбы за существование, в страдании и смерти, а в самом факте необходимости, несвободы, которая составляет сущность материи.

Свобода трагична: если она  составляет сущность человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек порабощен своей свободой. Она тяжкое бремя, которое несет человек, - считает Бердяев. Человек ответственен за свои поступки и происходящее в мире. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри... не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла. Само состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности... даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан и когда я иду творческим путем».[6] Бердяев воспринимает свободу не как легкость, а как трудность. Даже простая политическая свобода, свобода выбора убеждений и поступков, по убеждению философа,  это тяжелая и ответственная обязанность. «Свобода порождает страдание, отказ же от свободы уменьшает страдание... И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя».[6]

Не человек требует  от Бога свободы, а наоборот, и в  этой свободе видит достоинство богоподобия человека. Именно по этой причине «свобода аристократична, а не демократична». Бердяев считает, что огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее.

«Философия свободы  есть философия богочеловечества», - вот идея Бердяева.

Идея богочеловечества, характерная для русской философской мысли, восходит к христианскому учению о единстве божественной и человеческой природы Иисуса Христа. Во взглядах Вл. Соловьева это отражено в  “видении целостности, всеединства мира, божественного космоса,  в котором нет отделения частей от целого, нет вражды и раздора, нет ничего отвлеченного и самоутверждающегося". [2]

В «Чтениях о Богочеловечестве»  Соловьев отмечает, что христианство есть не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия  божественного в человеке. А  Бердяев, развивая  эту идею,  неразрывно связывает ее  с творчеством. Он пишет: «Тема о творчестве была для меня вставлена в основную христианскую тему о Богочеловечестве, она оправдана богочеловеческим характером христианства. ...Идея Бога есть величайшая человеческая идея. Идея человека есть величайшая Божья идея. Человек ждет рождения в нем Бога. Бог ждет рождения в нем человека. ...Необычайно дерзновенна мысль, что Бог нуждается в человеке, в ответе человека, в творчестве человека. Но без этого дерзновения откровение Богочеловечества лишается смысла». С явлением Богочеловека Христа «прекращается самодержавие Бога, ибо сыновний Богу человек призывается к непосредственному участию в божественной жизни. Управление мира становится богочеловеческим». [6]  Таким образом, мировой процесс развития у Бердяева становится не возвращением к изначальному, а творческим процессом.

     По мнению Бердяева, вера в Бога есть не почитание церковных канонов, а стремление к Божьему царству,  мысль о том, что, следуя заветам Христа, «с Христом в сердце» можно достичь духовной свободы. Для достижения Царства Божьего, по мнению писателя, необходимо творчество. «Новое, завершающее откровение будет откровением творчества человека. Это и будет чаемая эпоха Духа». Именно в ней «реализуется христианство как религия Богочеловечества», так как «совершенное соединение человечества с Божеством может явиться лишь как результат проникновения Святого Духа в путь истории и культуры» [6].

 «Лишь путь  Богочеловечества  и  Богочеловека ведет к утверждению человеческой личности и свободы»,- пишет Бердяев. [2]  Человечество, оторванное от  Бога, отвергшее Христа, перерождается в бесчеловечное.

Христианство Бердяева антропологично, оно основано на идее богоподобия человека и очеловечивании Бога. Человек призван к соучастию в Божественном творчестве и, следовательно, история становится продолжением миротворения. «В богочеловечности таится возможность осмыслить божественный план истории, не погасив индивидуальной свободы человека».[3]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

III ФИЛОСОФИЯ  ТВОРЧЕСТВА

Более четко и полно  идею внебытийного характера свободы  Н. Бердяев раскрыл в книге «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (1916). В понимании творчества философ исходил из убеждения, что оно не детерминировано внешними причинами и потребностями мира. Настоящее творчество есть, творчество из ничего, есть эманация свободы. Бердяев не отрицал, что творческие дары даны человеку Богом, но считал, что в творческих актах есть элемент свободы, не детерминированный даже Богом. Более того, он приписывает человеку божественное могущество творить «из ничего».

В отличие от святоотеческой антропологии, Н. Бердяев отрицал  тайны искупления. Из опыта личной духовно-религиозной жизни он пришел к выводу, что переживание греховности ведет к подавленности сознания, преодолеть которую можно только в творческом порыве, подъеме. Человек должен оправдать себя перед Богом не через постоянное покаяние в своих грехах, а через творческое преображение мира. Творчество есть путь спасения человека, и по своему религиозно-космическому смыслу оно «равносильно искуплению». Отказавшись от различения конечного и бесконечного творца, введенного еще в средневековой христианской догматике, Н. Бердяев уравнивает способность к творчеству человеческого и божественного духа. Такая трактовка творчества восходит к мистикам, и не случайно в качестве эпиграфа к своей книге «Смысл творчества» Н. Бердяев взял высказывание германского мистика Ангелуса Силезского: «Я знаю, что без меня Бог не может прожить ни одного мгновения, превратись я в ничто, он, лишившись меня, испустит дух».[4]

Творчество - необъяснимо. Творчество -  тайна. Тайна творчества есть тайна свободы. Тайна свободы - бездонна и неизъяснима, она бездна. Так же бездонна и неизъяснима  тайна творчества.

Н.А.Бердяев считает творчество фундаментальной характеристикой человека, только творчество говорит о призвании и назначении человека в мире; творчество, творческое отношение ко всей жизни есть не право человека, а долг и обязанность.

Творчество состоит  из трех основных компонентов:

1) свобода, которая существует до Бога, свобода как потенция новизны, но не определявшаяся как новизна;

2) дар, он дается человеку не за какие-то заслуги, а просто так от Бога (ты можешь быть хоть пьяницей, хоть кем угодно, но делать это будешь талантливо).

3) сотворѐнный Богом  мир, в котором творчество совершается  и из которого он черпает  материал.

Бердяев различает два  акта творчества: