Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Декабря 2012 в 15:56, реферат
Владимир Сергеевич Соловьев - едва ли не крупнейший русский философ, публицист и поэт второй половины Х1Х века - родился в Москве в 1853 г., в семье крупнейшего русского историка и профессора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879), который почти каждый год издавал по одному тому своей «Истории России с древнейших времен» (1851-1879), выпустив в общей сложности двадцать девять томов. Сам он отличался строгостью нрава и не случайно в его семье все было подчинено строгим правилам. По совету своего отца семилетний Владимир начал изучение жития святых, что воспитало в нем сильное религиозное чувство. Нужно также учитывать и то, что его дед по отцовской линии был священником и искренне верующим христианином.
Введение……………………………………………………………………….…..3
1.В.Соловьев: всеобщность теократии……………………………………….….4
1.1Общественные идеалы………………………………………………….4
1.2Оценка Соловьевым идеи правопорядка……………………………...6
1.3Разъяснение идеи абсолютной цели…………………………………...9
2.Свободая теократия…………………………………………………………….11
2.1Религиозный и правовой принципы………………………………….11
2.2Критика традиционной теократии……………………………………12
2.3Виденье всеобщей любви как практической сущности
христианства………………………………………………………………15
2.4Иудаизм и христианское понимание права…………………………18
Заключение………………………………………………………………………22
Список литературы………………………………………………………………23
Содержание
Введение…………………………………………………………
1.В.Соловьев: всеобщность теократии……………………………………….….4
1.1Общественные идеалы………………………………………………….4
1.2Оценка Соловьевым идеи правопорядка……………………………...6
1.3Разъяснение
идеи абсолютной цели…………………………
2.Свободая теократия…………………………
2.1Религиозный
и правовой принципы……………………………
2.2Критика традиционной теократии……………………………………12
2.3Виденье всеобщей
любви как практической
христианства………………………………………………
2.4Иудаизм и христианское понимание права…………………………18
Заключение……………………………………………………
Список литературы…………………………………
Введение
Владимир Сергеевич Соловьев - едва ли не крупнейший русский философ, публицист и поэт второй половины Х1Х века - родился в Москве в 1853 г., в семье крупнейшего русского историка и профессора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879), который почти каждый год издавал по одному тому своей «Истории России с древнейших времен» (1851-1879), выпустив в общей сложности двадцать девять томов. Сам он отличался строгостью нрава и не случайно в его семье все было подчинено строгим правилам. По совету своего отца семилетний Владимир начал изучение жития святых, что воспитало в нем сильное религиозное чувство. Нужно также учитывать и то, что его дед по отцовской линии был священником и искренне верующим христианином. Однажды он даже подвел восьмилетнего Володю к алтарю и благословил его на служение богу. В своем стремлении победить плоть Владимир еще в детстве совершал аскетические поступки. Мать, например, часто находила его спящим без одеяла в зимнее время.
В детстве он увлекался русской поэзией и народным творчеством, любил бывать в среде крестьян и странников. У него было сильно развито мистическое отношение к природе. Часто бывали вещие сны и видение. Одно из видение преследовало его всю жизнь и было навеяно первой любовью, о чем он вспоминал в стихотворении «Три свидания», написанном перед самой смертью.
Нет сомнения и в том, что на характер молодого Соловьева оказали влияние и гены его предка по материнской линии - замечательного мыслителя ХУШ в. Григория Савича Сковороды (1722-1794).
В 1864 г. В.Соловьев поступает в московскую 5-ю гимназию, где получает среднее образование, в 1869 г. он поступает в Московский университет, который заканчивает в 1873 г.
1.В.Соловьев: всеобщность теократии
1.1Общественные идеалы
Первая статья Соловьева по философии права является частью его раннего шедевра «Критика отвлеченных начал» (главы 15-20). Общественный идеал, который выдвигается в «Критике» это симфоническая целостность, или требование, «чтобы все составляли цель каждого и каждый цель всех.»1 Этот идеал близок к позиции Киреевского и Хомякова, и это вряд ли удивительно когда мы помним, что в начале своей карьеры Соловьев проявил себя как славянофил.
Впрочем, Соловьев, в отличие от славянофилов, рано узнал и проблематичность представленного идеала. Именно: по мере того, как проект такого царства целей начинает осуществляться, человеческие пристрастия подрывают выполнение этой задачи. Даже тогда, когда люди признают в качестве идеала, что все должны быть целью для каждого, а каждый – целью для всех, им трудно быть справедливыми по отношению к обеим сторонам одновременно. Тот, кто склоняется на сторону «каждого» впадает в индивидуализм, а тот, кто принимает сторону «всех» – создает определенного типа общинность, или коллективизм; таким образом общий проект построения совершенного общества оказывается неосуществим. Вместо того, чтоб обращаться к людям, живущим в реальном мире, мы имеем дело с «индивидом» и «обществом». Но это всего лишь абстракции. В действительности абсолютного индивида не существует, а если бы он и существовал, то это была бы «пустая личность»2 А с другой стороны не существует и общества, кроме того, которое состоит из реальных индивидов.
Свою критику отвлеченных начал Соловьев начинает с идеи общинности, или коллективизма, которая в его время была представлена в виде социализма. Соловьев был достаточно хорошо знаком с этим учением. В молодости он находился под сильным впечатлением от чтения Сен-Симона и других ранних социалистов, и он всегда скорее симпатизировал социализму чем капитализму. На его взгляд социалисты правы в том, что отвергают плутократию и требуют установления такого общественного строя, который бы соответствовал этическим нормам. Но ошибка социалистов состоит в том, что, как они полагают, материальный или экономический строй сам способен порождать этические нормы, «что известный экономический порядок (как то слияние капитала с трудом, союзная организация промышленности и т. д.) сам по себе есть нечто должное, безусловно нормальное и нравственное, то есть что этот экономический порядок как такой уже заключает в себе нравственное начало и вполне обусловливает общественную нравственность.» Это классический пример частичности, или односторонности: «нравственное начало, начало должного, или нормального, определяется исключительно одним из элементов общечеловеческой жизни – элементом экономическим.»4
Кроме материально-экономических элементов в будущую социальную этику должны войти и другие. Один из них проявляется в самой риторике социалистов, которая волей-неволей свидетельствует о сверх-экономической природе их идеалов. Социалисты призывают к созданию «справедливой» экономики, к защите «прав» рабочих. Но представления о справедливости и правах не вытекают из материально-экономического процесса. Из него могут следовать интересы, но не права. Права возникают из человеческой свободы и рациональности, как свойств человеческой природы, которая духовна по определению. То, что эти цели должны быть осуществлены при помощи экономического строя и то, что этот последний не должен превращаться в анархию из-за того, что так называемые духовные люди предпочитают искать счастья в ином мире – эти требования социализма вполне оправданны. Но тот тезис, что само развитие и порождаемые им интересы могут быть источником свободы и рациональности, Соловьев отрицает. Не будучи простым отражением экономического порядка, наше сознание свободы и рациональности указывает на нечто совершенно иное: на порядок правовой.
1.2Оценка Соловьевым идеи правопорядка
Оценка Соловьевым идеи правопорядка основана на сильных персоналистических мотивах:
«Понятие права впервые дает человеку значение лица. В самом деле, пока я стремлюсь к материальному благосостоянию и преследую свои личные интересы, все другие люди не имеют для меня самостоятельного значения, суть только вещи, которыми я могу пользовается и злоупотреблять. Но если я признаю, что другие не только могут иметь полезность для меня, но имеют и сами по себе права, в силу которых они столько же определяют мою деятельность, как и определяются ею, – если я, встречая право другого, должен сказать себе: доселе и не далее, – я тем самым признаю в другом нечто непреложное и безусловное, не могучее служить средством моему материальному интересу и, следовательно, высшее, чем этот интерес, – другой становится для меня вещью священною, то есть перестает быть вещью, становится лицом.»5
Открытие идеи правопорядка является важным шагом на пути к построению этического общества, царства целей и всеобщей справедливости. Но вновь, на практике задача оказывается более сложной, чем в теории. Правопорядок не менее склонен порождать отвлеченные начала, чем порядок экономический. Что касается права, эти борющиеся абстракции суть органическое или генетическое понимание права с одной стороны (словами Соловьева – «отвлеченно-историческое понятие о праве») – и с другой стороны, понимание права как внешнего и механического общественного договора, «отвлеченно-утилитарное понятие о праве». Соловьев ссылается на различие между исторической и рационалистической философией права, указывая, что первую обычно связывают с романтическим консерватизмом, а вторую с либерализмом или революционным движением.
На уровне абстракций каждая концепция верна относительно того, что она утверждает и неверна в том, что она отрицает. Историцисты правы, когда они настаивают на том, что право не возникло в один день в головах политиков-теоретиков, а является плодом исторического развития. Соловьев, о чьей приверженности идеям славянофилов мы уже упоминали, без труда принимает эту точку зрения. Первоначально всякое право является обычаем, в котором «начало справедливости действует не как теоретически сознаваемый принцип, а как непосредственный нравственный инстинкт или практический разум, облекаясь притом в форму символов»7. Но историцисты ошибаются, когда они считают, что сущность права вполне выражена в идее его исторического происхождения. Существует соблазн подменить теорию права его историей, что означало бы совершить логическую ошибку, именно, «происхождение, или генезис, известного предмета в эмпирической действительности принимается за самую суть этого предмета, исторический порядок смешивается с порядком логическим и содержание предмета теряется в процессе явления.»8 Хотя и будучи обусловленым исторически, право имеет формальные аспекты, без которых оно не было бы правом, именно те аспекты, которые постепенно выясняются в ходе самого исторического процесса в появлении понятий личности и свободы. Именно в этом следует усматривать сущность права.
Но существует верный и неверный пути поиска этой сущности. Сводить субъект права к формальной личности и, абсолютизируя, отрывать его от реального исторического процесса – это ошибка. Независимый индивид, который будто бы предшествует истории и вступает в формальный договор со своими собратьями для достижения своих целей – не более чем абстракция. Историцисты правы, отвергая эту идею как чисто гипотетическую, как формулу неизбежно порождающую утопизм. Соловьев избирает серединный путь, избегая как утопизма, так и романтического консерватизма, выдвигая формулу, которая учитывает как свободно-личностные, так и формальные аспекты права: «Право есть свобода, обусловленная равенством» или «синтез свободы и равенства»9
Такое искусное определение права позволило Соловьеву к тому же прояснить понятие естественного права. Соловьев отвергает это понятие в том смысле, будто бы природное состояние действительно предшествовало политическим объединениям. Мыслить естественное право подобным образом значит принимать «отвлечение ума за действительность». Но само это понятие вполне применимо как выражение необходимых формальных свойств, которые должно отображать позитивное право, «поскольку оно есть все-таки право, а не что-нибудь другое». То есть, «понятия личности, свободы и равенства составляют сущность так называемого естественного права. Рациональная сущность права различается от его исторического явления, или права положительного. В этом смысле естественное право есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положителього права.»10
Одна из основных тем «Критики отвлеченных начал» это сущностно негативный характер права. По Соловьеву, право полагает границы и устанавливает правила, но не предписывает морального содержания или целей. «Для [права] нет нормальной цели, нормальной воли или намерения. Героическое самоотвержение и своекорыстный расчет не представляют никакого различия с точки зрения права: оно не требует первого и не запрещает второго. Правомерное государство в своих законах не требует и не может требовать, чтобы все помогали каждому и каждый всем; оно требует только, чтобы никто никого не обижал.»11 В «Оправдании добра» (1897), которое было написано гораздо позднее, Соловьев изменил свое мнение по этому поводу, и принял ту точку зрения, что мораль и право, органично связаны между собой, так что с более грубыми различиями, предложенными в «Критике» в действительности невозможно согласиться. Искусственное различие между «негативным» характером права и «позитивным» характером морали, в «Критике» скорее всего можно объяснить юношеским увлечением Соловьева Шопенгауэром, который различал между якобы негативной этикой права и позитивной этикой сострадания.12
Личность может сгинуть в пучине; желанное царство целей, в грубой анархии интересов. По Соловьеву, этой печальной судьбы можно сторониться только путем концепции – вернее, открытия – абсолютной цели, или абсолютного блага. «Безусловная форма требует безусловного содержания, и выше правомерного порядка – порядка отрицательных средств – должен стоять положительный порядок, определяемый абсолютною целью.»14
1.3Разъяснение идеи абсолютной цели
Соловьев был уверен в достижимости абсолютной цели, поскольку он постулировал это и раньше. Абсолютной целью является всеединство, симфоническое единство, которое превосходит все абстракции, тот Живой, который дает жизнь всему иному.
Соловьев разъясняет идею абсолютной цели, исходя из видимой природы человека. Парадоксальность человека состоит в сложности его природы. Он не хочет и не может быть только тем, чем он на первый взгляд и есть: то есть, свободное, рациональное, действующее существо. Он погружен одновременно в еще две стихии: в материальный мир, который он страстно любит, а также в мир божественных и демонических сил. «Невозможно устранить того факта, что сам человек является себе не только как человек, но вместе с тем и столько же как животное и как бог.» Плотские страсти, и «влечения мистические делающие (человека) существом божественным или демоническим,» сущностно усложняют человеческую жизнь.»15 Отрицать эти силы означало бы подменять реальную человеческую природу абстрактной моделью, сконструированной рационализмом.