Философское учение Аристотеля

Аристотель  ставит  вопрос  о  возможности  самой  категории  движения.  Он выделил  четыре  принципа  существования  всякой  вещи  как  организма: материя,  форма,  действующая  причина.  Последним принципом существования всякой  вещи  по  Аристотелю  является  цель.  Цель  -  специфическая категория,  ни  на  что  другое  не  сводимая.

Аристотель  своей  теорией четырехпринципной  структуры  вещи  исходил  исключительно  из  того,  что каждая  вещь  есть  результат  творчества.  Причём  не  важно,  хорошее  ли это  произведение  или  плохое.  Всё многообразие  вещественного  мира,  по Аристотелю,  основано  на  разных  соотношениях  эйдоса  (формы,  или  идеи) и  материи  в  их  причинно  -  следственном  воплощении.  Переходу  к  миру одушевлённых  существ,  мы  видим  у  Аристотеля  и  здесь  на  первом  плане

четырёхпринципную  структуру. 

Аристотель  различает  три  типа  души  - растительную,  ощущающую (животную)  и разумную. Разумная  душа  тоже  имеет и  свой  эйдос,  и  свою  материю,  и  причинно  -  целевую  направленность. Эйдос  живого  тела  есть  принцип  его  жизни,  т.е.  его  душа.  А  всякая душа,  движущая  телом,  тоже  имеет свой  собственный эйдос,  который Аристотель  называет  Умом. Так  что  душа,  по  Аристотелю,  есть  не  более чем  энергия  Ума.  А  Ум  есть  эйдос  всех  эйдосов. По  Аристотелю  Ум  и

есть  высшая  степень  бытия. Этот  Ум,  будучи  наивысшей  степенью  бытия в  целом, является  у  Аристотеля,  если  сказать  кратко,  предельным

понятием  вообще.  Он  -  "эйдос  эйдосов". Ум,  взятый  сам  по  себе,  уже

ровно  ничем  ни  связан  и  зависит  только  от  самого  себя.  В  этом

смысле  он  вечно  неподвижен.  Аристотель  считает,  что  Ум,  несмотря  на

всю  свободу  от  умственной  материи, содержит  свою  собственную,  чисто

умственную  материю,  без  которой  он  не  был  бы  художественным

произведением. Никакие  философы  до  Аристотеля  не  допускали  в  Уме

существование  материи. Никто  так  остро  и  принципиально  не

противопоставлял  материю  и  Ум,  как  это  сделал  Аристотель.

Аристотель создал  три  концепции  Ума  перводвигателя.

Первая  концепция  -  чисто  платоническая. Она сводится  к тому,  что Ум

является  наивысшим  и  окончательным  бытиём.  Ум  -  есть  не  что  иное,

как  царство  богов  -  идей  высших,  или  надкосмических,  низших,  или

звёздных.

Во  второй  концепции,  Ум  у  Аристотеля  есть  мышление,  и мышление самого  же  себя,  т.е.  "мышление  мышления".  Ум  содержит  в  себе  свою собственную  умственную  материю,  которая  даёт  ему  возможность  быть вечной  красотой  (т.к.  красота  есть  идеальное  совпадение  идеи  и материи).

Третья  концепция  Аристотеля  сильно отличается  от  Платоновской.  У Платона  космосом  управляет  Мировая  душа.  У  Аристотеля  же  это  -  Ум, который  движет  решительно  всем,  и  поэтому  он  есть  жизнь  как  вечная энергия.  "Если  Ум  по  Аристотелю,  есть  всеобщая  цель,  и  поэтому  всё его  любит,  то  сам  он,  будучи  целью,  не  то,  что вообще  никого  не любит,  но  поскольку  всё  вообще  любит  его  самого,  Ум,  несомненно, тем  более  должен  любить  самого  себя".

Аристотель  говорил:  "Платон  мне  друг,  но  истина  дороже".

 

3. Учение Аристотеля о природе

   

Наше слово «природа» (т. е. рождённое, прирождённое), древнегреческое слово «фюзис» динамично. В своём словаре философских терминов (V книга «Метафизики») Аристотель насчитывает в слове «фюзис» шесть значений, из которых три обыденных, а три аристотелевских. Природа – это:

- возникновение рождающихся вещей;

- то основное в составе рождающейся вещи, из чего вещь рождается;

- источник, откуда получается первое движение в каждой из природных вещей;

- материя;

- форма;

- сущность.

Из шести названных  значений Аристотель отдаёт предпочтение материи. Материя для него является природой лишь в той мере, в какой она способна определяться через сущность, а так как мы видели, что у Аристотеля сущность и форма тождественны, то и через форму (таким образом 6-е и 5-е значения совпадают). Однако не всякая сущность есть природная, естественная сущность. Есть ведь искусственные вещи, созданные человеком. Поэтому «природою в первом и основном смысле является сущность – а именно сущность вещей, имеющих начало движения в самих себе таковых».

Автор «Физики» стремится  отличить природу как естественное от искусственного, говоря, что «природа есть известное начало и причина  движения и покоя, для того, чему она присуща первично, по себе, а не по совпадению». На первый взгляд такая трактовка природы противоречит вышеназванной физической догме Аристотеля, согласно которой всё, что движется, имеет источник движения вне себя, а в конечном итоге – в неподвижном перводвигателе. В каком-то смысле противоречие действительно есть. Но здесь, по-видимому, Аристотель делает акцент на отличии естественных сущностей, имеющих независимую от человека причину своего возникновения и существования, от искусственных, причина которых заключена в деятельности человека.

В «Физике» Аристотель колеблется в трактовке проблемы природы: ведь, с одной стороны, «она есть первая материя, лежащая в основе каждого  из тел, имеющих в себе самом начало движения и изменения», но с другой стороны, «она есть форма и вид согласно понятию». В своих колебаниях Аристотель занимает промежуточную позицию дуализма, говоря, что «природа двояка: она есть форма и материя».

Идеалистическое истолкование природы Аристотелем ещё более  отчётливо сказывается в его  учении о природной целесообразности.

Цель – это форма, которая ещё должна стать внутренне присущей вещи, а форма – это цель, которая уже стала внутренне присущей вещи.

Аристотель рассматривает  природу органицистски: это как  бы единый живой организм, где «одно возникает ради другого».

Аристотелю известны философы, «которые причиной и нашего неба, и  всех миров считают самопроизвольность», философы, у которых «сами собой  возникают вихрь и движение, разделяющие  и приводящие в данный порядок Вселенную», т. е., по-видимому, Левкипп и Демокрит. Ему известны, с другой стороны, и мнения, отрицающие случайность. Об этом сказано в некоем «древнем изречении», об этом же говорят и другие, утверждающие, что ничто не происходит случайно, но что для всего, возникновение чего мы приписываем самопроизвольности и случаю, имеется определённая причина. Необходимо отметить, что Аристотель совершенно неправомерно отождествляет здесь самопроизвольность и случайность, тогда как это не одно и то же. Ведь то, что возникает самопроизвольно, само собой, из себя, не обязательно бывает случайным. Возможна ведь и внутренняя необходимость.

Аристотель пытается различить  два вида причин. Он согласен с теми, кто утверждает, что всё имеет  причину. Но причина причине рознь. Есть «причина сама по себе» и есть «причина по совпадению», «причина побочным образом». Причинность второго вида возможна потому, что предмет сложен, что в нём «может совпадать бесконечно многое». В такой форме это пока верно: во всяком предмете и процессе есть ствол и ветви, и эти ветви касаются ветвей другого ствола, а потому всё время образуются необязательные, случайные связи и взаимодействия, которых могло бы и не быть.

Однако ограниченность Аристотеля связана здесь с суждением  возможностей его теории двойной  причинности в силу подчинения этого  деления целевой причине. Поэтому  случайность и самопроизвольность оборачиваются у него непреднамеренностью  и оказываются разновидностью целевой  причины, тем, что сопровождает осуществление  цели, энтелехию. Хотя сами по себе случайность  и самопроизвольность никем не запрограммированы, не задуманы и их нет ни в чьём намерении, они всё же происходят и осуществляются не в вакууме, а  в сложной среде.

Итак, случайное и самопроизвольное, будучи подчинены у Аристотеля целевой причине, лишаются права на самостоятельное существование, они не могут быть пятой причиной, и Аристотель остаётся при своих четырёх причинах: «Самопроизвольное и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и природа».

 

 

 

 

 

 

 

4. Метафизика Аристотеля

 

Можно сказать, что Аристотель является, по сути, первым историком  античной философии. Все, что было сделано  до него в этой области — касалось лишь отдельных взглядов и идей, целостного анализа не предпринял никто. Даже Платон, коснувшийся в своих  диалогах почти всех философских  концепций, тем не менее, не дал их систематического анализа, не дал никакой  истории идей. Конечно, Аристотель не был и не мог быть Гегелем в  истории философии, к тому же его  отделяло еще очень мало времени  от тех учений, которые он исследовал. Гегелевская история античной философии  могла возникнуть лишь тогда, когда  возникло значительное временное опосредствование. То же, что смог осуществить Аристотель как историк античной философии, поражает глубиной мысли и точностью  оценок. Ни один современный исследователь  не может и сейчас без них обойтись. Можно сказать, что Аристотель создал собственно философию как строгую  науку, разработал ее предмет и метод. В его лице она осознала в полной мере свою специфику, свою ценность и  значение

Принципиально важным является признание Аристотелем, возможно впервые  в истории философии, что в  развитии данной науки есть своя закономерность и необходимость. После того как  оказалось, что начала натурфилософии "были недостаточны, чтобы вывести  из них природу существующего, сама истина... побудила искать дальнейшее начало". Получается, что философия развивается  исходя из внутренней закономерности, через обнаружение противоречий и попытку их преодоления. Исходя из этого и того фактического философского материала, который проанализировал  Аристотель, его можно назвать  одним из основателей истории  философии. Аристотель считал, что одному человеку истину познать сложно, но вместе с тем каждый, размышляющий об этом, не терпит полную неудачу. Каждый вскрывает нечто от истины, внося  тем самым свой вклад в ее познание, когда же достижения многих складываются, то получается заметная величина. Вместе с тем философ далек от того примитивного взгляда, что истину можно  познать в простом историческом развитии философии путем количественного накопления знаний. Тем не менее, он достаточно высоко оценивал свое собственное философствование.

Метафизика Аристотеля представляет собою не только критический анализ, не только систематическую переработку, но и обобщающий итог всей предшествовавшей греческой философии. Аристотель дал  развернутую теории идей, привлек  внимание к единичному субстанциальному бытию, ввел понятие сущности (субстанции), развил учение о "первой философии» (метафизике) и первооснове бытии  — "перводвигателе". "Сократ обратился  к исследованию человеческого сознания и мышления, перейдя от смутных  единичных ощущений жизни к общим  понятиям, дающим смысл бытию. Платон всесторонне развил эти общие  понятия, превратив их в некие  самостоятельные и независимые  от человека идеи. Аристотель увидел единство этого общего с каждой отдельной частицей материального мира, без которого сама общая идея теряет смысл своего существования". Аристотель говорит, что "те, кто облекает свои мудрствования в форму мифов, не достойны серьезного внимания".

Однако Аристотель не сразу  и не вдруг формулирует понятие " первой философии ". Как истинный ученый, он предварительно анализирует  всю предшествовавшую философскую  традицию, выявляя то ценное, что  было открыто в ней, и, критикуя все  то, что, с его точки зрения, не соответствует, не согласуется с  логикой и не соответствует истине. Аристотеля, в противовес Платону, часто  называют эмпириком. Этому восприятию способствовал и сам Аристотель масштабом той критики теории идей, которую он развернул на страницах "Метафизики" против своего бывшего  учителя.

Познание начинает с чувственности, но не исчерпывается и не заканчивается  им. Более того, о чувственности  можно говорить как о начале познания, не в смысле важности и ценности - эти категории принадлежат не суждениям об эмпирии, но "первой философии", которая и венчает  как гносеологию, так и онтологию  Аристотеля. "То, что первее для  уразумения через определение, различно от того, что первее для чувственного восприятия". Метафизика Аристотеля явилась результатом систематической  переработки и критического анализа, обобщения и синтеза почти  всех результатов предшествовавшей метафизики греков.

Аристотель вскрывает  непосредственную зависимость Платона  от пифагорейцев, отмечая, что он лишь заменил их термин "подражание" на "причастность", а числа - на идеи. Аристотель видит отличие Платона  от пифагорейцев в том, что он "считал единое и числа существующими  помимо вещей", а также "ввел эйдосы". К последнему его вынудило занятие  определениями и диалектика, которой  его предшественники не были причастны. По мнению платоников, считает Аристотель, "все единичное в мире чувственно воспринимаемого течет и у  него нет ничего постоянного, а общее  существует помимо него и есть нечто  иное", "повод к этому дал  Сократ своими определениями, но он, во всяком случае, общее не отделил  от единичного". После характеристики платоновской философии Аристотель сразу переходит к ее критике, считая, что Платон так толком и  не разъяснил, что же означает эта "причастность" вещей идеям. Кроме того, Платон не разъяснил, каким образом бестелесные  идеи могут быть причиной движения или какого-либо изменения. Он также  считает, что ни один из способов, каким  доказывается, что эйдосы существуют, не убедителен. А, кроме того, что  Платон своими идеями просто удвоил мир  без необходимости и т.д.

Несмотря на те недостатки критики теории идей, которые обнаруживаются у Аристотеля, из своего историко-философского экскурса он делает вывод о том, что "суть бытия вещи и сущность отчетливо никто не объяснил". И это действительно так, если учитывать те непреодолимые трудности, с которыми столкнулся Платон. Выступая против возможного удвоения мира, Аристотель справедливо отмечает, что "и здесь (в мире чувственно воспринимаемого), и там (в мире идей) сущность означает одно и то же". Между тем оказывается (в вульгаризированной теории идей), что идеи не являются сущностью вещей, которые они обозначают, так как оказываются вне их, между тем как сущность должна быть самих вещах, иначе получится глупость. Мудрость ищет сущность видимого, но для этого, в лице Платона, она утверждает, что существуют другие сущности, которые являются сущностью этого видимого. Для Аристотеля это все пустые слова, ибо причастность вещей идеям не означает ничего, так как это объяснить невозможно. Успех в философии, считал Аристотель, возможен лишь после устранения предыдущих затруднений платоников, которые "в одно и то же время объявляют идеи, с одной стороны, общими сущностями, а с другой - отдельно существующими и принадлежащими к единичному. А то, что это невозможно", для Аристотеля ясно. Для него является невозможным, "чтобы отдельно друг от друга существовали сущность и то, сущность чего она есть". Или, по-другому: "отдельная вещь не представляется чем-то отличным от своей сущности, и сутью бытия называется сущность отдельной вещи". У Платона же соотнесенная идея оказалась "первее самого по себе сущего".