Иммануил Кант

Долг - это вытекающее из разума требование, определяющее наши обязанности по отношению к самому себе и другим людям, а также к человечеству в целом.

Склонность - это потребность, удовлетворение которой приносит нам удовольствие или пользу.

Страх - чувство, говорящее нам, что последствием совершающегося события будет неудовольствие или вред.

До Канта философы предлагали различные основания нравственности: чувства, божественную волю, закон природы, стремление к счастью, стремление к  общественному порядку. Кант внес новое  понимание нравственности - он считал, что разум самозаконен (автономен), а, следовательно, в своем практическом применении сам дает законы человеческих поступков.

Поэтому нравственно, по Канту, повиноваться голосу разума, а это  и есть долг: “Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы  пробудить волю, ты не угрожаешь  тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который  сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают  все склонности, хотя бы они тебе втайне и противодействовали...”

Кант отдает значительное место в своей этике понятию  долга, поэтому его этику часто  называют этикой долга.

Кант считал, что нравственными  являются поступки, совершаемые только из уважения к долгу. Важную роль здесь играет слово “только”. Если поступок сообразен долгу, как говорит Кант, но также соответствует и нашей склонности, то это означает, что он не является нравственным. Но такой поступок не является и безнравственным, поскольку он соответствует долгу. Кант называет такой поступок его легальным, т.е. соответствующим закону, но не имеющим нравственного содержания.

Кант осознал в этике  одно важное обстоятельство. Нравственность нельзя построить на чувстве, сколь  бы привлекательным нам это чувство  не казалось. Этику можно построить  только на разуме и на вытекающем из разума понятии долга.

Однако, что же велит нам  нравственный долг? По Канту, “Долг  есть необходимость (совершения) поступка из уважения к закону”. Что же это  за закон?

Кант называет свой нравственный закон категорическим императивом. Это связано с тем, что сам закон проистекает из разума, но руководствуются им существа, которые обладают также и чувственностью. Поэтому он не действует непосредственно, как, например, законы тяготения или химических реакций, а представляет собой веление (императив), предписывающее нам выполнение или невыполнение некоторых поступков. Однако велит он нам категорически, т.е. безусловно. Поэтому Кант и называет его категорическим императивом.

Чтобы ввести категорический императив в кантовской его формулировке, необходимо разъяснить еще понятие  максимы. Кант называет максимой практическое правило, в соответствии с которым  совершается поступок.

В “Основах метафизики нравов”  мы находим следующую формулировку категорического императива: “...существует только один категорический императив: поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она  стала всеобщим законом”.

Из этого закона можно  вывести все остальные императивы долга.

Сформулировав категорический императив, Кант дает нам средство обоснования  нравственности или не нравственности (безнравственности) мотивов наших  поступков. Мы чаще всего в нашей  обычной жизни затрудняемся, когда  нас спрашивают, почему тот или  иной поступок является нравственным. Кант дает нам средства для такой  аргументации.

Категорический императив  не является непосредственным принципом  нравственности. Он дает форму, при  помощи которой можно породить бесконечное  множество нравственных обязанностей, т.е. более конкретных нравственных законов, дающих нам нравственный ориентир в конкретных жизненных ситуациях.

Однако Кант не ограничивается такой формулировкой принципа нравственности. Каждое наше действие имеет цель. Эти  цели в свою очередь служат для  достижения других целей. Однако существует такая цель, которая уже не может  служить только как средство для  других целей - это, по Канту, разумное существо и, в частности, человек. Отсюда следует то, что Кант называет практическим императивом, т.е. таким велением разума, которое может уже быть применено непосредственно в практике нашего поведения: “Практическим императивом... будет следующий: поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели, но никогда не относился к нему только как средству”.

Этика Канта как бы представляет собой обобщение и философское  рафинирование христианской этики. Из категорического или практического  императивов можно получить практически  все нормы христианской этики, по крайней мере, те нормы, которые основываются на разуме.

Видимо, на таком характере  этики Канта сказалось и его  детское воспитание в пиетистской традиции, которая придавала колоссальное значение неукоснительному соблюдению нравственных заповедей на основании внутренних осознанных мотивов.

Однако, этика традиционно, начиная с Аристотеля, говорила не только о нравственных законах, но и  о счастье. Кант, несмотря на всю  свою ориентированность на этику  долга, также не обошел вниманием  этот вопрос, правда, он у него находит  своеобразное освещение: “...мораль... есть учение не о том, как сделать себя счастливым, а о том, как мы должны стать достойными счастья”. Действительно, счастье и его достижение не находятся  в руках самого индивида или, по крайней  мере, не связаны впрямую с его  моралью. Будет человек счастлив или нет, зависит от игры случайных  сил природы (в том числе общественной), практического умения и даже хитрости: “Счастье - это такое состояние  разумного существа в мире, когда  все в его существовании происходит согласно его воле и желанию”. Очевидно, что такое состояние трудно достижимо. Однако, что в силах человека и  что напрямую связано с его  моральностью - это быть достойным счастья. Быть достойным счастья - прямое следствие моральности человека. Мы иногда так и говорим о людях: “Он достоин счастья или он не достоин счастья”, имея в виду, что образ жизни человека имеет нравственный характер, и такой человек должен быть вознагражден счастьем. Тем не менее, достойность быть счастливым, по Канту, является верховным благом как первоначальным “условием всего того, что только может казаться нам желательным, стало быть, и всех наших поисков счастья”.

Однако человек этим, как  правило, не удовлетворяется. Ему необходима более непосредственная связь между  добродетелью и счастьем. Однако здесь  мы уже переходим к рассмотрению третьего вопроса.

На  что я могу надеяться?

В “Критике чистого разума”  Кант поясняет этот вопрос: “На что  я могу надеяться, если делаю то, что мне надлежит делать?" Иначе  говоря, на что я могу надеяться, если я буду моральным?

Кант настаивает на том, что надежда не является основанием морали. Мы должны быть моральными только из уважения к закону, диктуемому разумом. Но разумному существу присуща потребность в счастье. В связи с этим Кант замечает: “Иметь потребность в счастье, быть еще достойным его и тем не менее не быть ему причастным - это несовместимо с совершенным велением разумного существа, которое имело бы также полноту силы...”

Отсюда у Канта возникает  понятие высшего блага - единства моральности и счастья. Высшее благо - это то, чего хочет, к чему стремится разумное существо. Высшее благо в нашем мире - это счастье, распределенное в точной соразмерности с нравственностью как достоинством личности и ее достойностью быть счастливой.

В высшем благе нравственность, достойность быть счастливым, обладает первенствующим значением, оно не может  вытекать из стремления к счастью. Но и из нравственности непосредственно  не вытекает счастье человека. Так  может ли человек надеяться на счастье? Причем, на такое счастье, которое  было бы составляющей частью высшего  блага?

По Канту, в качестве основания  для такой надежды следует  предположить существование Бога. Только Бог может обеспечить необходимую  связь между нравственностью  и счастьем, если не в этом, так  в другом мире. Но это означает, что  мы также должны признать бессмертие души, поскольку, если душа умирает  вместе с телом, то весь наш опыт свидетельствует, что для большинства  людей в течение земной жизни  никакого счастья из нравственного  образа мыслей не следует. Но, поскольку  Бог может дать счастье только тем, кто его достоин, то должна быть и свобода как основание нравственности и достойности быть счастливым. Ибо  если бы не было свободы, то какое же это было бы достоинство? Это был  бы просто случайный факт природы.

Итак, такие идеи, как бессмертие души, свобода, существование Бога, реальность которых, как мы уже убедились, недоказуема теоретически, получают обоснование своей реальности как  неизбежные практические следствия  нравственного закона и стремлений разумного существа к счастью  Кант называет такие утверждения  о реальности этих идей постулатами  практического разума, подчеркивая, что это не доказывает их существования  теоретически, но заставляет нас предположить их как необходимые условия нравственной жизни разумного существа в нашем  мире.

Постулат бессмертия души вытекает из практически необходимого условия соразмерности продолжительности  существования с полнотой в исполнении морального закона; постулат свободы - из необходимости допущения независимости  разумного существа от чувственного мира, где все определено физическими причинами, и из возможности определения своей воли по законам мира идей, который Кант называет умопостигаемым миром. Бытие Бога является необходимым условием существования высшего блага: “только если к ней (нравственности) присоединяется религия, появляется надежда когда-нибудь достигнуть счастья в той мере, в какой мы заботились о том, чтобы не быть недостойными его”.

Отсюда вытекает ответ  на третий вопрос Канта: мы смеем надеяться  на счастье, если мы достойны его и  существует высшая инстанция - Бог - которая  может гарантировать нам то, что  из достойности быть счастливым рано или поздно воспоследует счастье.

Религия характеризует нашу внутреннюю жизнь и наши надежды на жизнь нашего духа. Однако существуют ли какие-либо надежды на внешнюю жизнь, а значит на прогрессивный ход истории? Так в философии Канта возникает тема философии истории. Кант достаточно четко видит относительность морального и культурного прогресса человечества, здесь сказывается влияние Руссо, который в своем знаменитом “Рассуждении о науках и искусствах” доказывал, что прогресс культуры несовместим с прогрессом в нравах. Поэтому главные надежды на прогресс в истории Кант возлагает на организацию внешней свободы человека. А эта организация предполагает два общественных института: государство и право. Право есть собственно способ согласования внешней свободы отдельных людей, а “государство - объединение множества людей, подчиненных правовым законам”. Кант в “Метафизических началах учения о праве” формулирует императив права: “Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразно со всеобщим законом”.

Организация внешней свободы  граждан предполагает то, что Кант называет правовым государством. В  правовом государстве ограничен  произвол отдельных лиц, но, в то же время, ограничен и произвол самого государства. Поэтому мы можем, продолжая  мысль Канта, сказать, что правовое государство - это такое государство, в котором произвол и отдельного лица, и самого государства ограничен  законом.

По Канту, история есть постепенное продвижение к правовому  государству. Однако в мировой истории  мы также находим взаимоотношения  между государствами, и Кант замечает, что если внутри государств постепенно, с большим или меньшим успехом, с отклонениями, существует движение к правовому государству, то в  отношениях между государствами  властвует естественное право, т.е. право сильнейшего. Поэтому еще  одна их целей истории - это установление правовых отношений между государствами, которые должны привести к постепенному установлению мировой федерации  государств и вечному миру. Однако движение к правовому государству  и вечному миру не есть автоматический, детерминированный процесс.

В области истории прогресс обеспечивается тем, что Кант называет “необщительных общением”, т.е. тем  фактом, что человек одновременно управляется с двумя стремлениями: 1) к самостоятельному эгоистическому существованию за счет других и 2) к  объединению. Эти две противоположных  устремления составляют движущую силу истории, культуры, развития права и  т.п.

В ходе истории человек  совершенствует сам себя. Без сознательных усилий человека по самосовершенствованию  история не сможет двигаться в  направлении благоприятном для  человеческого рода. Вообще такие  усилия носят моральный характер, но они могут и конкретизироваться в различных эпохах как различные задачи. Так возникает кантовская концепция просвещения, оформившаяся в рамках разразившей в ученых кругах Германии дискуссии по поводу этого понятия.

Отвечая на вопрос священника Цёльнера «Что такое просвещение?», известный берлинский философ Мозес Мендельсон примерно за месяц до появления статьи Канта о просвещении опубликовал статью «О вопросе: что значит быть просвещенным?». В статье он вводит три центральных понятия: просвещение, культура, воспитание, и утверждает, что просвещение и культура – различные виды воспитания. Просвещение - это теоретическое воспитание в противоположность культуре как практическому воспитанию. Кант дал радикально иное решение. Просвещение - это не просто эпоха и не просто знание. Статья «Ответ на вопрос: Что такое просвещение?» начинается в лучших традициях кантовской философии с определения: «Просвещение - это выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине». Каждое понятие здесь требует разъяснения. Но что уже ясно из этого определения – это то, что просвещение не столько эпоха общественной жизни, сколько состояние нашей собственной личности. Категории, которые используются в этом определении - «несовершеннолетие», «вина», - носят подчеркнуто личностную окраску. Это означает, что каждый человек в своем личном развитии должен пройти через это состояние. Что же Кант имеет в виду под несовершеннолетием и виной? «Несовершеннолетие - неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-либо другого. Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства какого-либо другого». Отсюда следует девиз просвещения: «Sapere aude! - имей мужество пользоваться собственным рассудком!».

Естественно если мы обвинили человека в недостатке мужества, то кроме оттенка морального осуждения  непросвещенного состояния возникает  вопрос: каковы же причины того, что  люди, способные распоряжаться своим  собственным рассудком, тем не менее, этого не делают, сдерживая свое собственное развитие и развитие всего общества? «Леность и трусость - вот причины того, что столь  большая часть людей, которых  природа уже давно освободила от чужого руководства, все же охотно остаются всю жизнь несовершеннолетними…». Опять мы видим, что причины непросвещенности людей Кант видит в их личных свойствах. Просвещение есть область личной ответственности человека, – таково основное положение концепции Канта. Для того, чтобы оставаться в состоянии непросвещенности люди изобретают множество различных приемов: «Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т. п. то мне нечего утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить".