Конфуцианство

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 12 Октября 2012 в 08:34, реферат

Описание работы

Целью моего реферата было раскрытие того, что вообще представляет из себя религия Конфуция, каковы её традиции, моральные устои, культы и т. д. Также меня озадачило, как складывались отношения между людьми и государством, между родителями и сыновьями, между старыми и молодыми... И главной же задачей стало раскрытие того, как повлияло конфуцианство на жизнь народов Китая.

Файлы: 1 файл

Конфуцианство.docx

— 56.47 Кб (Скачать файл)

Но круг народов, почитающих традицию как таковую, не ограничивается примитивными племенами. Можно сказать, что стремление к новаторству, предпочтение нового старому - черта, лишь сравнительно недавно, с началом нового времени, появившаяся в истории, причем в  истории народов Европы. Для примера  приведем некоторые данные, относящиеся  к древней Руси. Говоря о древнерусской  литературе, Д.С.Лихачев отмечает, что  нельзя распространять представление  об интересе читателя ко всему новому и современному на психологию тех, кто  читал книги в древней Руси. 'Там произведения жили многими столетиями, - пишет Д.С.Лихачев. - Произведения старые иногда интересовали даже больше, чем  произведения только что созданные (интересовала "авторитетность" произведения как исторического документа, как  произведения значительного в церковном  отношении и т.д.)'. Возражая тем, кто  считает традиционность древнерусской  литературы результатом косности и  недостатка творческого начала, Д.С.Лихачев  пишет: 'Традиционность древнерусской  литературы - факт определенной художественной системы... Стремление к новизне, к  обновлению художественных средств - принцип, в полной мере развившийся в новой  литературе... Стремление... к обновлению своего восприятия мира отнюдь не является извечным средством литературного  творчества'.

Для Конфуция традиция воплощалась  в понятии 'ли', которое переводится  на европейские языки как 'обряды', 'этикет', 'ритуал', 'правила благопристойности' или как вошедшие в пословицу 'китайские церемонии'. Чтобы читатель почувствовал смысл этого понятия  в миропонимании Конфуция, стоит  прибегнуть к аналогии с правилами вежливости. Вежливость абсолютно необходима культурному человеку, и тщательное выполнение правил вежливости и в настоящее время рассматривается как свидетельство в пользу высоких нравственных качеств человека. Но эта аналогия, годная для первого приближения, имеет все же ограниченное значение. Ли - не только правила вежливости и благопристойного поведения, но и религиозный ритуал, ритуал охоты, дипломатии, управления. Замечание Ю.М.Лотмана о том, что в средневековом обществе любая социально значимая форма деятельности требовала своего ритуала, несомненно относится и к архаическому древнекитайскому городу-государству. В ли, следовательно, включались не только правила вежливого обхождения; в форме ритуала символизировались и религиозные взгляды народа, и его культурные традиции, и представления о добре и зле. Соблюдение ли означало не только выполнение определенных правил; в понимании Конфуция сюда входило и принятие ценностей, в этих правилах воплощенных.

Конфуций большей частью употребляет данное слово в паре со словом 'юэ' , которое принято переводить как 'музыка'. Это понятие, впрочем, столь  же мало поддается точному переводу на современные европейские языки, как и 'ли'. В первую очередь оно  обозначает ритуальные танцы, исполнявшиеся  при дворах древнекитайских правителей под аккомпанемент музыкальных  инструментов. Чтобы дать представление  о том, как воспринималась в древнем  Китае музыка, приведем диалог между  Конфуцием и одним из его учеников, имеющийся в 'Записках о музыке' ('Юэ-цзи'). 'Конфуций, сидя однажды рядом с  Бинь Моу-цзя, вступил с ним в  разговор о музыке и спросил: "Почему при исполнении песни об У-ване вступление и отбиваемая барабанами тревога  тянутся так долго?" - "Они  означают опасения У-вана о том, поддержат  ли его союзники", - ответил Бинь Моу-цзя. "Почему звуки тянутся  и стонут, как долгие вздохи?' - спросил  Конфуций. "Чтобы выразить страх  У-вана, что союзники не поспеют вовремя", - ответил Бинь Моу-цзя.

"Почему танцующие начинают  так рано размахивать руками  и топать ногами?" - спросил  Конфуций. "Чтобы показать, что  настало время начинать сражение", - ответил Бинь Моу-цзя'. Приведенный  здесь диалог (хотя, по-видимому, и  легендарный) показывает, что каждый  звук и жест 'музыки' воспринимались  как нечто значимое, символизирующее  чувства и действия исторических  героев и помогающее почувствовать  прошлое как нечто неотделимое  от настоящего. Интерпретация музыкального произведения бывала весьма далека от беспристрастного анализа. Через историю она всегда вела к этике, к основным вопросам человеческих взаимоотношений и жизни общества. Это прекрасно выражено в этом же трактате, где говорится, что, прослушав такую музыку, благородный человек объясняет ее содержание говоря о древности, исправляет собственное поведение и свою семью, а затем стремится установить справедливость и спокойствие в Поднебесной.

Обряды (ли) вместе с музыкой (юэ) образуют в китайской традиции культуру, обозначаемую словом 'вэнь'. Как происхождение, так и смысл  этого весьма примечательны. В иньских  надписях на костях (XIV-XII вв. иероглиф 'вэнь' представляет собой пиктограмму  человека с татуировкой на груди, и в раннечжоуских письменных источниках он фигурирует со значением 'линия, рисунок, украшение'. Здесь как  будто еще ничто не предвещает той огромной роли, которую впоследствии сыграет начало вэнь в миропонимании  китайцев. Может показаться странным, что Конфуций в момент смертельной  опасности восклицает: 'Если бы небо хотело, чтобы вэнь погибло, оно не дало бы мне, позднорожденному смертному, к нему причаститься'. Понятие 'вэнь' при этом возводится Конфуцием к  Вэнь-вану (XI в. до н.э.), основателю династии Чжоу. В таком отождествлении качества с именем сказывается одна из особенно-стей мышления древних китайцев, связанная  со структурой древнекитайского языка.

Дело в том, что в  отличие от европейских языков в  древнекитайском полностью отсутствует  категория времени. Если в европейских  языках сама форма глагола указывает  на то, происходило ли что-то в прошлом, происходит в настоящем или будет  происходить в будущем, в древнекитайском  языке для этого необходимо упоминание каких-то конкретных имен и событий. При такой структуре языка  исчезает принципиальная разница между  прошлым, настоящим и будущим. 'Появляется своего рода временная плоскость, населенная разного рода образцами и событиями, которые дают возможность ориентироваться, но благодаря которым время не распадается на две принципиально  противоположные сферы - прошлого и  будущего'. Отсюда, с одной стороны, как бы постоянное 'присутствие' фигур  прошлого; с другой - глубоко укоренившаяся  привычка к приведению исторических прецедентов. Если к этому прибавить, что отсутствие грамматических частиц, флексий и суффиксов сводило  возможность формирования абстрактных понятий до минимума, становится понятнее склонность китайцев создавать их при помощи исторических примеров. Иначе говоря, определенный деятель становится, как правило, воплощением определенного качества, и, вместо того чтобы сказать 'деспот', называли имя деспота.

Но если так, то невозможно раскрыть конкретный смысл начала вэнь, не выяснив образа Вэнь-вана, того 'царя Вэнь', имя которого впоследствии превратилось в понятие, определяющее, на взгляд Сыма Цяня, все правление династии Чжоу. Сыма Цянь, синтезировавший в  своем труде древнекитайскую  традицию, рассказывает, что Вэнь-ван  отличался исключительными нравственными  достоинствами. 'Он был честным и  человечным. Почитая стариков и хорошо относясь к детям, он был почтительным и скромным по отношению к людям  мудрым'. Привлеченные его добродетелью, к нему стали отовсюду стекаться  лучшие люди, что навлекло на него гнев иньского правителя, возглавлявшего государство, от которого зависело племя чжоу. Вэнь-ван  был заточен в тюрьму иньским  правителем, выпустившим его лишь за драгоценные подарки. Впоследствии Вэнь-ван добился от иньского правителя  отказа от особенно зверской пытки, уступив  ему страну к западу от реки Ло.

Эта характеристика ничего не говорит о культуре как таковой, но в ней всячески подчеркивается нравственное совершенство Вэнь-вана. Что же дает основание вкладывать в понятие 'вэнь' смысл 'культура'? Чтобы  ответить на этот вопрос, придется продолжить рассказ об основании династии Чжоу. Хотя Сыма Цянь говорит, что Вэнь-ван  принял 'небесное повеление' и возглавил, таким образом, Поднебесную, фактическим  основателем династии был У-ван, сын Вэнь-вана, собравший уже после  смерти отца войско, с помощью которого он и разгромил государство Инь. В то время как спектр значений слова 'вэнь' очень широк, смысл имени  У-вана не вызывает сомнений. Оно значит 'царь Воинственный'. И хотя действия этого правителя не осуждаются традицией, его образ радикально отличается от образа его отца. Сыма Цянь приводит целый ряд его речей, обращенных к войску перед началом сражения и кончающихся угрозой смертной казни для тех, кто будет плохо  сражаться. После захвата иньской  столицы У-ван отправляется во дворец, где только что повесились последний  иньский правитель Чжоу-синь и  его жены, и разрубает их трупы  на части.

Это не мешает тому, что в  древнейших документах имена этих царей  употребляются рядом друг с другом, и несмотря на то, что Вэнь-ван  окружен более ярким ореолом  как основатель династии, они не противопоставляются друг другу  в моральном плане. Но постепенно качества, воплощением которых служат эти государи, начинают осознаваться как нечто глубоко различное  и даже противоположное, и принцип  вэнь, сочетающий в себе миролюбие, нравственность и культуру, выступает  как контраст воинственности. Это  противопоставление выражено в словах государственного деятеля и мыслителя  второй половины VI в. до н.э. Цзы-чаня, заявившего в момент упоения военными успехами в его родном царстве Чжэн: 'Не может быть большего несчастья для  маленького государства, чем военный  успех без гражданской добродетели'.

Термин 'вэнь' объединяет в  себе широкий спектр значений, однако после того, как в качестве основного  этического понятия Конфуций выдвинул принцип жэнь ('человечность'), в понятии 'вэнь' все более сосредоточивается  то, что характеризует культуру как  таковую. Это можно заметить уже  в 'Лунь-юй', где приводятся слова  Конфуция о том, каким должен быть молодой человек. Конфуций говорит, что он должен быть почтителен по отношению  к старшим, серьезен, искренен; должен точно выполнять свои обещания, проявлять  добрые чувства ко всем и искать дружбы гуманных людей. 'Если же, - добавляет  Конфуций, - у него еще останутся  силы, пусть он отдаст их культуре'. Доказательство преимущества вэнь, понимавшегося  как путь мира, человеколюбия и  культуры, над путем войны стало  с тех пор популярной темой  политических размышлений конфуциански настроенных мыслителей. Понимание  огромной роли, какую играет культура в жизни отдельного человека и  всего общества, было настолько глубоко  внедрено ранним конфуцианством в китайскую  общественную мысль, что в сочинении  крупнейшего мыслителя II в. до н.э. Дун  Чжун-шу принцип вэнь фигурирует как  конституирующее начало для всей эпохи Чжоу.

 

 

 

 

 

 

 

 

Два идеала человека

С уважением к традиции всегда связано почтение к тем, кто  эту традицию передает, - к старшим, и в первую очередь к собственным  родителям. Добродетели сыновней почтительности (сяо) Конфуций придавал первостепенное значение, считая ее основой всех остальных  добродетелей, и прежде всего человечности. На втором месте среди семейных добродетелей он называет уважение и любовь к  старшим братьям ( ди). Сетуя на то, что в его время примерными детьми считаются те, кто просто кормит родителей, Конфуций вопрошает: 'Кормят ведь собак и лошадей тоже. Если это делается без глубокого  почтения, в чем здесь разница?'. Чувства эти, по Конфуцию, должны выражаться в послушании родителям в соответствии с правилами ли при их жизни, а  после смерти - в том, чтобы достойно похоронить их и приносить жертвы на их могилах.

Тщетно было бы искать в 'Лунь-юй' описания этих правил. Прав, вероятно, английский китаевед А.Уэйли, замечающий, что до тех пор, пока они выполнялись  как нечто само собой разумеющееся, не было нужды в их письменной фиксации. Поэтому, чтобы дать читателю представление  о них, придется обратиться к книге 'Ли-цзи' ('Записки о ритуале'). Здесь  в разделе, озаглавленном 'Нэй-цзэ' ('Домашние правила'), содержится подробнейшее предписание  молодым людям о том, как следует  вести себя дома. После совершения утреннего туалета сыновья вместе с их женами должны прийти к родителям. 'Придя к ним, они скромно, веселым  тоном спрашивают, теплая ли у них  одежда. Если родители страдают от болезни, от нездоровья или от несварения желудка, сыновья почтительно потирают им больную часть тела. Когда родители выходят, сыновья и их жены сопровождают их спереди и сзади. Они несут  все, что нужно, чтобы родители помыли руки, причем младший держит таз, а  старший - кувшин с водой... После  того как родители помыли руки, они  дают им полотенце и, спросив, не нужно  ли им чего-нибудь еще, почтительно  им это приносят'. Столь же подробные  предписания даются и в отношении  всех остальных моментов повседневной жизни семьи. Лейтмотив их - послушание детей родителям, которое продолжается всю жизнь, не прекращаясь с совершеннолетием детей.

Такая оценка сыновней почтительности способствовала тому, что в Китае  эта добродетель стала пользоваться совершенно исключительным социальным престижем. Один из современных ученых отмечает, что китайское общество 'всегда было под влиянием этической концепции сыновней почтительности. Другими словами, оно было построено на сыновней почтительности, которая дошла до каждого уголка китайской жизни, пронизав собой все виды деятельности китайского народа... Все традиционные обычаи и нравы народа воплощали этот принцип. Это может быть подтверждено тщательным разбором семейной, религиозной, социальной и политической жизни китайского народа'.

Поскольку государство рассматривалось  как большая семья, добродетель  послушания должна была найти себе место и среди качеств, характеризующих  отношения между правителем и  подданными. И в самом деле, в 'Лунь-юй' не раз встречается мысль, что  тот, кто в семье слушается  отца, в государстве повинуется правителю. Конфуций высоко отзывается о человеке, считающемся почтительным сыном  в клане, к которому принадлежит, и, говоря об одном из своих старших  современников, хвалит его за то, что  он 'в своем поведении был почтителен и, служа вышестоящим, проявлял уважение'. Мысль о том, что сыновняя любовь и уважение к старшим братьям, играющие решающую роль в семье, должны служить основой поведения подданного, проводится в словах ученика Конфуция Ю-цзы: 'Редко случается, чтобы люди, обладающие сыновней почтительностью  и уважением к старшим братьям, выступали против вышестоящих... Благородный  человек все свое внимание уделяет  основе; когда основа твердо установлена, появляется и правильный путь. Сыновняя почтительность и уважение к старшим  братьям и есть основа человечности'.

Информация о работе Конфуцианство