Космоцентризм и онтологическая проблематика в античной философии

АПОРИЯ    

АПОРИЯ (греч. ?πορία—ηатруднение, безвыходное положение  от ά — отрицательная  частица и πόρος  — выход) — понятие  древнегреческой  философии для  обозначения трудно- или неразрешимой проблемы. Досократики употребляли термин “апория” как синоним затруднения, однако отчетливый философский смысл апория приобретает у Платона как постановка трудноразрешимой проблемы, а также у Аристотеля как “равенство противоположных друг другу доводов” (Топика, VI, 6, 145 b 2). Согласно последнему, каждое исследование должно начинаться со своей апории.    

В истории  философии понятие  “апория” оказалось  неразрывно связано  со знаменитыми рассуждениями  Зенона Элеиского (хотя сам он этот термин не употреблял), которыми он доказывал немыслимость движения — “Дихотомия”, “Ахиллес и черепаха”, “Стрела”, “Стадион”. Напр., согласно апории “Дихотомия” движение не может начаться, потому что движущийся предмет, прежде чем дойти до конца пути, должен будет дойти до половины, но чтобы дойти до половины, он должен дойти до половины половины пути и так до бесконечности. Т. о., если пространство бесконечно и непрерывно делимо, то движение не сможет начаться. Но если пространство прерывно, движение все равно невозможно, что доказывает апория, “Стрела”: летящая стрела покоится, поскольку движущийся предмет всегда занимает равное самому себе место, т. е. каждый данный момент в этом месте покоится, а потому и вообще неподвижен. Апории возникают на основе диалектического противоречия—прерывности и непрерывности пространства и времени. Особенно активно апории использовались скептиками для доказательства невозможности какого-либо суждения. См. ст. Зенон Элейский и лит. к ней.

Апори́и Зено́на (от др.-греч. ἀπορία, трудность) — внешне парадоксальные рассуждения на тему о движении и множестве, автором которых является древнегреческий философ Зенон Элейский (V век до н. э.). Современники упоминали более 40 апорий Зенона, до нас дошли 9, обсуждаемые в «Физике» и в других трудах Аристотеля, в комментариях Симпликия, Филопона и Фемистия к Аристотелю^[1]; одна апория из этих 9 приводится также у Диогена Лаэртского^[2], апории о множестве обсуждаются в диалоге Платона «Парменид». Комментатор Элиас (Элий, VI век) сообщает, что Зенон высказал 40 рассуждений (эпихейрем) о множестве и пять — о движении^[3]:   

 Он составил для  своего учителя Парменида, который утверждал, что сущее одно по виду, но множественно согласно очевидности, {аргументацию} из сорока эпихейрем в пользу того, что сущее одно, так как считал, что быть союзником учителя — это хорошо. Еще как-то, защищая того же учителя, утверждавшего, что сущее неподвижно, он выдвинул пять эпихейрем в пользу того, что сущее неподвижно. Антисфен-киник, который не смог на них возразить, встал и стал ходить, полагая, что доказательство делом сильнее всякого возражения словом.

Наиболее известны парадокс «Ахиллес и черепаха» и другие апории Зенона о движении, которые обсуждаются более двух тысячелетий, им посвящены сотни исследований. Платон в «Пармениде» их не упоминает, поэтому В. Я. Комарова предполагает, что парадоксы движения были написаны Зеноном позднее других^[4]. Ошибочно воспринимать эти рассуждения как софизмы или полагать, что с появлением высшей математики все апории разрешены^[5]. Бертран Рассел писал, что апории Зенона «в той или иной форме затрагивают основания почти всех теорий пространства, времени и бесконечности, предлагавшихся с его времени до наших дней»^[6]. Научные дискуссии, вызванные рассуждениями Зенона, существенно углубили понимание таких фундаментальных понятий, как роль непрерывного и дискретного (прерывного) в природе, адекватность физического движения и его математической модели и др. Эти дискуссии продолжаются и в настоящее время (см. список литературы), прийти к общему мнению о сущности парадоксов научному сообществу пока не удалось

Пифагор

Жизнь Пифагора приходится на период приблизительно между 584-500 гг. до

нашей эры. Согласно Диогену  Лаэртскому, он написал три книги: «О воспитании»,

«О делах общины»  и «О природе». Ему приписывается  и ряд других трудов, которые

создавались пифагорейской  школой.

Пифагор занимался решением геометрических задач, но пошел также  дальше. Он

исследует и взаимоотношения  чисел. Изучение зависимости между  числами

требовало весьма развитого  уровня абстрактного мышления, и этот факт

отразился на философских  взглядах Пифагора. Интерес, с которым  он изучал

характер чисел и  отношений между ними, вел к  определенной абсолютизации

чисел, к мистике чисел. Числа были подняты на уровень  реальной сущности всех

вещей. Так, например, единица  означала начало всего, непрерывность,

положительность, всеобщую сущность. Двоица означала противоположность,

различие, особенное. Пифагор  полагал основными первые четыре числа

арифметического ряда - единицу, двойку, тройку, четверку. В  геометрической

интерпретации этим числам последовательно соответствуют: точка, прямая,

квадрат (плоская фигура) и куб (пространственная фигура). Сумма  этих чисел

дает число «десять», которое пифагорейцы считали  идеальным числом и сообщали

ему почти божественную сущность. Десять, согласно пифагорейскому учению, -

такое число, на которое  можно перевести все вещи и  явления мира с его

противоположностями.

Все пифагорейское учение о сущности бытия имеет отчетливо  выраженный

спекулятивный характер и является исторически первой попыткой

[19] постижения количественной стороны мира. Математический подход к миру

заключается в объяснении определенных количественных отношений  между реально

существующими вещами. Возможность мысленной манипуляции с числами (как

абстрактными объектами) ведет к тому, что эти числа  могут быть понимаемы как

самостоятельно существующие объекты. Отсюда остается всего лишь шаг к тому,

чтобы эти числа были провозглашены собственно сущностью  вещей. Именно это и

делается в философии  Пифагора. При этом существующие противоположности

подчиняются всеобщей универсальной  гармонии космоса, они не сталкиваются, но

борются, но подчинены  гармонии сфер.

Религию и мораль Пифагор  считал основными атрибутами упорядочения общества.

Его учение о бессмертии души (и ее перевоплощении) стоится  на принципах

полной подчиненности  человека богам:

«Бессмертных сначала  богов, как велит нам закон, почитай,

Их почитая, также отдай уважение богоравным умершим»[20]

Мораль у Пифагора была обоснованием определенной «социальной  гармонии»,

опирающейся на абсолютное подчинение демоса и аристократии. Поэтому ее

важнейшей частью было безусловное  подчинение.

Пифагорейство, таким  образом, является первым идеалистическим  философским

направлением в античной Греции. Математическая проблематика выливается у них

в мистику и обожествление  чисел, которые они считают единственно  истинно

сущим.

    

Эмпедокл

Эмпедокл (ок. 484-424 гг. до нашей эры) был учеником Пифагора, но в тоже

время в его взглядах содержится влияние и элеатов  и ионических философов.

Важнейшие философские  мысли содержат два его произведения «Очищение» и «О

природе».

По своему характеру  философия Эмпедокла близка к  стихийному материализму.

Однако вместо одной  праматерии он выдвигает четыре исходных принципа, корни

всякого бытия. С четырьмя стихиями связаны имени четырех богов: Зевс - огонь,

Гера - воздух, Гадес - земля, Нестида - вода.

Корни всякого бытия, по Эмпедоклу, по преимуществу пассивны. Поэтому он

вводит две движущие силы, которые путем смешения основных указанных стихий

способствуют возникновению  всего многообразия окружающего  мира, - ЛЮБОВЬ и

ВРАЖДУ. Движущий принцип  здесь отделен от понимаемой как  пассивная материи.

Движение, вызванное  любовью и враждой, в понимании  Эмпедокла, нельзя

отождествлять с притяжением  и отталкиванием. Любовь в его  концепции разделяет

однородное и соединяет  разнородное и таким образом  «из многого делает одно».

Напротив, вражда разделяет  разнородное и соединяет однородное и так «из

одного делает многое». При этом по мысли Эмпедокла, мир  несотворим и

неуничтожим. Основные силы стихии не могут ни возникать, ни уничтожаться.

Соединяются и разъединяются  только соединения стихий. Любовь и  вражда

являются также основными  принципами всей изменений, происходящих в мире.

Эмпедокл отстаивает тезис о том, что пустоты не существует. Все вещи меняются

местами[21].

Эти взгляды проецируются и на понимание развития космоса.

Первоисходную стадию, в которой находится весь космос, Эмпедокл определяет

термином СФАЙРОС. В  этой стадии нет никакой определенности, все сливается в

неразличимом единстве. Это состояние космоса представляет собой собственно

некую наисовершеннейшую смесь и подлинное единство стихий. Это период

универсальной власти любви, вражда здесь поставлена «вне» мира, вытеснена.

Вторая стадия развития космоса начинается с возникновения  единичных,

отдельных вещей. Это  возникновение связано с постепенным  приходом вражды,

которая на этой стадии стремится вытеснить любовь. Основные стихии в этом

периоде еще частично соединены и в то же время частично разделены.

Третья стадия в развитии космоса определяется однозначной  гегемонией вражды.

Стихии в этот период более или менее разделены.

Четвертая стадия определяется возвратом власти любви. Стихии опять  соединяются.

Таким образом, согласно взглядам Эмпедокла, сущее образуют четыре пассивные

стихии и две противоположные  силы, которые тоже имеют более  или менее

материальный характер и способствуют неустанному соединению и разъединению

мельчайших частей основных стихий. Космогонический процесс  развития состоит

при этом из постоянно  повторяющихся четырех стадий, в  которых попеременно

берет верх то вражда, то любовь.

Теория познания Эмпедокла  построена по принципу познавания «подобного подобным».

Познание возможно лишь потому, что как субъект познания (человек), так и объект

(окружающий мир) состоят  в принципе их одних и тех  же стихий, соединенных лишь

в различных отношениях. Это делает принципиально возможным  познание и дает

достаточную адекватность знаний. В отличие от элеатов Эмпедокл является

сторонником определяющей роли чувственного познания. В соответствии с его

взглядами[22] мыслить и чувственно

воспринимать - это одно и то же.

    

Анаксагор

 

     Анаксагор  (500-428 гг. до нашей эры) по свидетельству  Диогена Лаэртского,

был учеником Анаксимена.

Анаксагор считает основой  всех вещей бесконечное множество  малых материальных

частичек, качественно  различных между собой, которые  он называл «семена

вещей» (ГОМЕОМЕРИИ).Материя, по Анаксагору, вечна, несотворима и

неуничтожима, но качественно  дифференцирована. Так он пытается решить

проблему отношения  единства и многообразия (качественного  различия) сущего

через признание положения  о качественной определенности семян  вещей. С этих

же позиций он пытается решить проблему возникновения и гибели. Согласно

Анаксагору, новое возникает, потому что семена вещей содержаться  в различных

вещах. Поэтому одни вещи могут переходить в другие, соединяться и

разъединяться, что и  предстает перед нами либо как  возникновение, либо как

гибель и упадок.

Анаксагор, однако, не считал, что семена вещей способствуют соединению и

разъединению. Семена вещей  как материальную основу мира он считает  инертными,

неподвижными. Причину, приводящую их в движение и являющуюся в то же время

причиной всех вещей, Анаксагор определяет термином НУС - разум

[23]. «Нус» у Анаксагора был основным принципом упорядочения материального

мира.

Значительного прогресса  достиг Анаксагор в области теории познания. Основной

(элементарной) ступенью  познания он считал чувственное  познание. Разум тесно

связан с чувствами, и только при их посредстве можно получить знание об

окружающем мире. Однако, согласно его взглядам, восприятие совершается

обратным, ибо одинаковое не воздействует на одинаковое. И, хотя он признает за

чувственным познанием  главную роль, но не абсолютизирует его

[24]. Он также подчеркивал необходимость коррекции чувственного познания.

 

2. Философские взгляды  элеатской школы.  
 
 
Более или менее одновременно с философией Гераклита появилась в Греции философская доктрина, которая была прямо противоположна его взглядам. В ней отрицалась изменяемость мира, и в устойчивости усматривалась исходная черта бытия. Доктрина возникла не на Востоке, а в западных греческих колониях. Центром школы, из которой она вышла, был италийский город Элея, отсюда происходит название философии элеатов. Собственно ее создателем был Парменид из Элей на рубеже VI и V вв⁵. 
 
Элеатская философия не имела очень большого числа сторонников, но, однако, в течение ряда поколений они были у нее постоянно. Эта философия пережила весь первый этап развития греческой философии, а если включить сюда и мегарскую школу, которую создали ее сторонники, то и второй, и третий этапы. Она дала четыре поколения философов: первое подготовило, второе создало учение элеатов, третье его защищало, а в четвертое оно выродилось.  
 
Предшественником школы был Ксенофан. Он вышел из среды ионийских философов и явился связующим звеном между ионийской и элейской школами. На основе теологических рассуждений он развивал свои идеи. Парменид его доктрине придал философский вид, развивая ее в теории бытия и познания. Зенон сделал более утонченным диалектический метод, который был введен Парменидом, и применил его для защиты его идей. В мегарской школе диалектика становится самоцелью и преобразуется в эристику. 
 
Предшественник Ксенофан происходил из восточных ионийских колоний, в молодости воевал с персами. Когда в 545 г. Иония стала персидской провинцией, он эмигрировал на запад, в Великую Грецию. Родился, повидимому, в 580 г. и дожил почти до 100 лет. Ксенофан вел жизнь странствующего рапсода (певца), а на старости лет поселился в городе Элея, который был основан эмигрантами незадолго до этого. Главным образом он был поэтом по роду занятий, создавал произведения, которые носили эпически религиозный характер. Однако он написал также философский труд «О природе». Это было, прежде всего, критическое произведение, сатирически высмеивающее ошибки и пересуды людей по поводу природы⁶. 
 
Родом из Ионии, Ксенофан знал ионийскую философию, поскольку был учеником Анаксимандра. Он создал даже собственную теорию, которая, по сути, была аналогична ионийской философии: именно землю он признавал за основу природы. Однако не природа была, собственно, предметом его интересов, а божество. 
 
Он говорил о божестве, что оно едино. В связи, собственно говоря, с представлениями ионийцев о том, что принципом мира является единое, он утверждал, что божество едино. И божеству нельзя приписывать разнообразные и изменяющиеся характеристики. 
 
Ксенофан отрицал политеизм и антропоморфизм и вместе с тем пытался также позитивно представить, что есть бог: он говорил, что бог есть «целое зрением, целое мышлением, целое слухом», что он «всегда находится в одном месте и никуда не двигается», что он «без труда силой духа управляет миром», – это были те мысли и идеи, из которых со временем выросли теологические доктрины, такие как учения о нематериальности, неизменности и всесилии Бога.  
 
Сам Ксенофан трактовал, как правило, божество скорее в духе более поздних пантеистов, чем теистов; скорее как внутренний фактор мира, нежели как внемировую силу. Это соответствовало духу начальной гилозоистской философии: мир заключает в себе божественную силу, которая движет им и управляет, не требуя вмешательства божества извне. 
 
Критическое и полемическое отношение вызывала у Ксенофана не только религия, но и проблемы познания. После активной деятельности нескольких поколений философов, которые достигли весьма разнообразных результатов, не было ничего удивительного в том, что Ксенофан мог усомниться в истинности этих результатов. Он утверждал, что они не более чем правдоподобны, что истина проявляется только постепенно, и даже заявлял: «Что касается истины, то не было никого и не будет, кто бы ее знал о богах и обо всех тех вещах, о которых говорит»⁷. 
 
Ксенофан из философии ионийцев выделил мысль о едином. Эту мысль воспринял Парменид и развил из нее великую философскую теорию. 
 
Парменид. Родился и жил в Элее, в одно время с Гераклитом. Его зрелые годы совпали с 500ми годами. Примерно в 480 – 470 гг. написал свою философскую работу, стихотворную, но совершенно не поэтическую. Был одним из наиболее уважаемых личностей в истории греческой философии. 
 
В первых философских теориях, разработанных в Греции, существовал не сразу осознанный антагонизм единого и многого, поскольку принципом, или началом, мира принято единое, а мир складывается из множества вещей. В них содержался также антагонизм между устойчивостью и изменчивостью, поскольку начало мира признано неизменным, в то время как мир подвергался и подвергается постоянным изменениям.  
 
Первые ионийские философы не различали этих противоречий. Однако в результате деятельности последующих поколений философов выделились определенные позиции: Гераклит усматривал в вещах только разнородность и изменчивость и обращал внимание на скрытые в них противоречия; Парменид же имел уже подготовленные Ксенофаном основания и занимал противоположную позицию. 
 
Характеристика явлений, данная Гераклитом, была достаточно удачной. Парменид ее не отрицал, признавая, что противоречия заключены в явлениях. Но когда Гераклит делал вывод из этого утверждения, что противоречия имеют место в природе самого бытия, Парменид не мог признать его правоту. Он был уверен, что противоречия взаимоисключают друг друга, но если все-таки явления полны противоречий, то это означает лишь, что они не являются истинным отражением бытия.  
 
Гераклит утверждал, что природа постоянно меняет свои характеристики. Парменид признавал это, но выводил отсюда другие следствия: ни о чем в природе нельзя сказать, что оно есть, а лишь то, что оно становится. Было бы надуманно называть наблюдаемые природные объекты «бытием», поскольку это не есть бытие, а есть то, что может перестать быть. Парменид стремился разрешить эти недоумения и с этой целью поставил понятие бытия в центр своих рассуждений. 
 
Теория бытия. Исходный пункт рассуждений Парменида о бытии был чрезвычайно простым. Он основывался на одном тавтологически звучащем тезисе: «Необходимо, в конечном счете, говорить и мыслить о том, что только то, что есть, существует, поскольку бытие есть, а небытия нет». Таким образом, он основывался только на самом, как сейчас говорят, «онтологическом принципе тождества»⁸. 
 
Но из этой простой предпосылки Парменид вывел достаточно много – все характеристики бытия. Тавтологическое утверждение о том, что бытие существует, а небытие не существует, стало для него основанием для всех остальных положений его теории бытия. Бытие не имеет начала, иначе из чего же оно должно появиться? Только из небытия, а небытия не существует. Оно не имеет также конца, исходя из той же посылки, по которой не имеет начала, ибо бытие вечно. 
 
Следовательно, оно протяженно, поскольку каждый разрыв есть небытие; оно является неподвижным и, в целом, неизменным, так как могло бы измениться лишь в небытие; оно неделимо, раз часть бытия не будет уже бытием и должна стать небытием; оно не имеет в себе различий, поэтому то, что отлично от бытия, есть небытие. Бытие является устойчивым и единым, является противоположным становлению и множеству. «Словами являются только те, что смертные установили в своем языке в уверенности, что говорят правду: становление и гибель, бытие и небытие, изменение места и светящегося цвета». 
 
Это было разрывом с гилозоизмом ионийцев, для которых движение было неотделимо от вещей. Но разве бытие, о котором говорил Парменид, – это то же материальное бытие, о котором размышляли ионийцы и о котором Гераклит говорил, что оно изменчиво и разнородно? Не является ли его бытие скорее чем-то иным – абстрактным, нематериальным, потусторонним бытием? Такое различение было чуждо эпохе Парменида. Мысль в тот период не выходила за пределы мира и материи. Парменид имел в виду то же самое материальное бытие, о котором другие греческие философы, опирающиеся на чувственные данные, высказывали столь разнообразные мнения. Это следует хотя бы из утверждений Парменида о том, что бытие ограничено, конечно, во всех направлениях, подобно шару. 
 
Теория Гераклита соответствовала опыту, чувственно воспринимаемому образу мира. Парменид же исключительно путем размышления пришел к иным результатам. Он полагал, что результаты размышления, а не явления дают непосредственный образ бытия, что мы правильнее поймем реальность, если абстрагируемся от изменчивости и разнородности явлений и обратим внимание на ее простые и неизменные, цельные и протяженные основания.  
 
Парменид изучал явления и их изменчивость и разнородность, частично описал во второй части своей поэмы, однако в его понимании это были не «истинные слова» и «мысли об истине», а лишь «человеческие ошибочные мнения». 
 
Результаты, к которым пришел Парменид, отличались от достигнутых опытным путем и в конечном итоге позволили констатировать отличие бытия от явлений. Этого различия он сам отчетливо не сформулировал, но фактически его проводил. Поэтому философия единого, как бы это ни казалось парадоксально, носила в себе зачатки дуализма, который не был характерен для философии Гераклита. 
 
Дедуктивный метод. С фактами опыта, которые Гераклит умел достаточно хорошо описывать и обобщать, Парменид был в явном несогласии. Тем не менее, он впервые целенаправленно применил дедуктивное рассуждение и систематически использовал этот прием. Парменид стал прототипом тех философов, которые отвергали опыт как средство познания, и все знания выводили из априорно существующих общих предпосылок. Парменид полагался только на разум и дедукцию. Из двух родов познания – мыслимое и чувственное, которые он выделил, он признавал только мыслимое познание; чувственное же находил непостижимым, поскольку оно давало, в целом, иную картину мира. 
 
Действия Парменида как бы соответствовали естественным склонностям разума: единое и устойчивое есть потребность разума и в силу этого являются постулатом исследования. В то же время этот архаичный мыслитель, намеренно упрощая принципы, не принял во внимание того обстоятельства, что исследование реальности кроме постулатов требует еще знания фактов, которые демонстрировали бы, чем и как в реальности подтверждаются постулаты. Упоенный тем ощущением необходимости, которое дает дедукция, он применял только ее.  
 
Оперируя понятием, Парменид пришел к убеждению, что бытие имеет черты устойчивости, а устойчивость исключает изменения, а также что опыт неприменим к парменидовскому бытию, поскольку связь между бытием и опытом, между разумным знанием и знанием фактов оказалась разорванной. Парменид был, насколько мы можем судить, великим мыслителем, однако он создал очень небезопасный прецедент. И не раз в ходе своей истории философия впоследствии повторяла ошибку элеатов. 
 
Первое утверждение, на котором Парменид основал свою онтологию, он не принимал как аксиому, но стремился обосновать его эпистемологически. Аргументировал он его следующим образом: откуда нам известно, что «небытие не существует»? Потому что о небытии в целом нельзя мыслить: небытия нельзя ни познать, ни сказать что либо о нем. Почему? Потому что между мыслью и бытием имеется наиболее тесная связь. «Одна и та же вещь существует и является мыслимой», «тем самым, есть мысль и вещь, которой мысль касается, хотя не найдешь мысли без чего-либо существующего, что высказывается в мысли»⁹. 
 
Эти положения, высказанные по поводу теории бытия, в немалой степени имели отношение к теории познания. Они выражали присущий грекам взгляд на природу мышления, которое, по их мнению, имеет пассивную природу и может отразить только «нечто существующее». Парменид впервые обратил внимание на связь мышления и бытия, но неразличенность понятий связи двух областей установила их тождество. Однако было бы достаточно сложно в этом отождествлении бытия и мышления доискиваться идеализма, выводящего из мышления бытие, или также материализма, из мысли делающего материальным отражение бытия. Смысл высказываний Парменида был прост. 
 
Мысль, если она не ошибочна, по сути своей не отличается от того, что реально существует. 
 
Утверждение Парменида о тождестве бытия и мышления было, в конечном счете, менее парадоксальным, чем это кажется на первый взгляд; еще не были выделены дискурсивный и интуитивный виды мышления. Мышление не отождествлялось греками с процессом размышления, но, скорее, напротив, — преобладала склонность к пониманию мышления как интуиции, как определенного рода созерцания и постижения реальности при помощи разума. Мышление понималось не как абстрактное, а как конкретное действие и могло быть легко отождествлено с конкретным бытием. 
 
Парменид отождествлял мышление и бытие, хотя в то же время видел, что человеческие ощущения могут быть ошибочными и представления также полны ошибок; но он отождествлял бытие с мыслью, а не с ощущениями и представлениями. Он отличал ощущения от мысли достаточно выразительно.  
 
Вместе с созданием элеатской школы Парменид оставил после себя в философии: 1) исходную теорию единства и неизменности бытия; 2) взгляд на неразрывность бытия и мышления; 3) отличение мысли от ощущения и 4) дедуктивный, диалектический метод философствования. 
 
Мелисс из всех учеников был наиболее близок Пармениду. Он был не профессиональным философом, а философствующим воином.  
 
Первые греческие историки, а именно Аристотель, сурово оценили его дилетантскую философию. Мы знаем о ней достаточно много благодаря произведению «О Мелиссе, Ксенофане и Горгии» неизвестного греческого историка философии. Бытию Мелисс приписывал пять особенностей: 1) оно вечно или бесконечно во времени, 2) также бесконечно в пространстве, 3) едино, 4) неизменно, 5) не знает боли и страдания. От взглядов своего учителя он отличался тем, что: принимал пространственную бесконечность бытия (по-видимому он уловил аналогию времени и пространства, хотя взгляды Парменида и не требовали таких следствий), оптимистически признавал совершенство бытия, поскольку это оправдывало отсутствие боли и страдания. 
 
Зенон из Элей был наиболее выдающимся и наиболее самостоятельным из последователей Парменида. О его жизни и характере ничего не известно. Зенон жил приблизительно в 490–430 гг. до н. э. и принадлежал к тому поколению, которое дало натурфилософов нового типа, таких как Эмпедокл и Анаксагор. Его работа «О природе», написанная прозой в форме вопросов и ответов, впоследствии стала образцом для диалоговой формы изложения философских взглядов¹⁰. 
 
Зенон являл собой иной тип философа, нежели его предшественники: был апологетом и полемистом, менее занятым поиском новых истин, чем защитой добытых истин и борьбой с противниками. Он усовершенствовал искусство ведения споров, искусство доказательства только на основе сопоставления понятий, истины как таковой и борьбой с чужими заблуждениями, он был творцом диалектики, как об этом свидетельствовал Аристотель. 
 
Зенон защищал единое и неизменность бытия элеатов, но защищал опосредованно и критически таким способом, что демонстрировал невозможность и противоречивость любого множества и любого изменения: особенно он направлял свои усилия против наиболее простой формы изменения – движения. Зенон выдвинул четыре аргумента против движения: 
 
1. Так называемая «Дихотомия». Предмет, находящийся в движении, должен пройти какойто путь, но он должен вначале пройти его половину, затем половину оставшегося пути, затем половину остатка и так до бесконечности. Поскольку путь, который предмет должен пройти, чрезвычайно мал, предмет должен пройти бесконечное количество малых отрезков пути, а этого за конечный отрезок времени он сделать не в состоянии, следовательно, движение невозможно. 
 
2. Так называемый «Ахиллес». Самый быстрый бегун никогда не догонит самого медленного, Ахиллес не догонит черепаху, если она хотя бы немного его опередит. Догоняющий должен достигнуть вначале того места, из которого начал движение преследуемый, но тот уже продвинется вперед, и так будет всегда. 
 
3. Так называемая «Стрела». Летящая стрела в некоторый момент времени не двигается, но находится в воздухе и не изменяет места в пространстве, и так происходит в каждый иной момент. Но время состоит из моментов, значит, стрела не может двигаться в воздухе, а находится в покое.  
 
4. Так называемый «Стадий». Скорость, с которой двигаются предметы, может одновременно быть той или иной, большей или меньшей, в зависимости от того, с позиций какого объекта она рассматривается. Если же движение совершается со скоростью, которая одновременно и такая и не такая, то оно противоречиво и не может существовать. То, что скорость объектов одновременно различна, видно из следующего примера: из трех множеств тел А, В, С первое неподвижно, а остальные находятся в движении; когда эти множества из первой позиции переходят во вторую, то множество С уже миновало два интервала А – 2 и четыре интервала В – В, следовательно, они прошли определенный путь, и одновременно в два раза больший. 
 
В следующем после Зенона поколении сторонники философии элеатов не создали отдельной группы, но были как среди софистов, так и среди учеников Сократа. Среди первых сторонником элеатов был Горгий, а среди учеников Сократа – так называемая мегарская школа. Но эти последователи Парменида отходили все дальше от позитивных исследований основателя теории природы истинного бытия. Их начинания, с точки зрения диалектики, были неизменно негативными. 
 
Доктрина элеатов оказала влияние и вне школы, непосредственно отразившись на всей греческой философии. Парменид превзошел Гераклита. Эмпедокл, Анаксагор и атомисты создавали свои системы для того, чтобы согласовать идеи Парменида с опытными данными. Под влиянием Парменида более поздняя философия природы начала понимать материю пассивной, а под влиянием Зенона – бесконечно делимой. Позже учение о неизменности бытия воспринял Платон в своей теории идей. 
 
Диалектика вошла в кровь греческой философии: ее использовали в своих теориях как софисты, так и Платон, как философы классической эпохи, так и периода эллинизма. Аргументы Зенона, собственно говоря, до новейшего времени сохранили свою побудительную силу и обсуждались наиболее выдающимися философами, такими как Бейль, Декарт, Лейбниц, Кант, Гегель, Гербарт, Гамильтон, Милль, Ренувье, Бергсон, Рассел. 
 
 
^ 3. Философия пифагорейцев. 
 
 
В то время, как одни греческие философы – от Фалеса до Демокрита – жили и работали в Ионии, другие обосновались в западных ионийских колониях, в Италии. Из этих «италийских» философов наиболее видную группу составляли пифагорейцы. Приблизительно в середине VI в. Пифагор основал этическирелигиозный союз, который стал центром научных исследований. В течение нескольких веков пифагорейцы были пионерами математических и естественнонаучных исследований. Связь религиозной мистики с точными научными исследованиями была особенностью союза. С одной стороны – религиозная, а с другой – математическая ориентация придала пифагорейской философии особую краску. 
 
Пифагор жил в VI в. до н. э. (570 – 497 гг.). Как и другие философы VI в., он родился в восточных ионийских колониях на острове Самос. Когда ему было около 40 лет, покинул Ионию, которая в это время начала войну с персами, и после длительного путешествия осел в колониях Великой Греции, где обнаружил хорошие условия для интеллектуальной деятельности. Там он начал свою реформаторскую работу: в Кротоне основал союз, который получил название пифагорейского. Этот союз пережил своего творца, и достаточно трудно отделить заслуги основателя союза от заслуг его более поздних членов¹¹.  
 
Ведь Пифагор ни одной работы после себя не оставил, а те произведения, которые в последующие столетия распространялись в Греции под его именем, были апокрифами. Более поздние пифагорейцы часто собственные идеи приписывали основателю союза для того, чтобы воспользоваться его авторитетом и дать, как это было принято в Греции, образцы вечной мудрости.  
 
Таким образом, была создана мифическая личность Пифагора как творца того, что было результатом работы поколений. Его имя было так окутано легендой, что еще в античности было очень трудно отделить ее от истины. Уже Аристотель не отделял взглядов основателя союза от взглядов его учеников и говорил только о «пифагорейцах» вообще. 
 
Сам Пифагор действительно стимулировал развитие религиозных, этических и политических идей, которых придерживался пифагорейский союз. Менее достоверно то, что он был инициатором научных идей пифагореизма; как бы то ни было, он не создал целостного пифагорейского учения, которое принадлежит более позднему этапу в развитии культуры мышления и является результатом деятельности многих неординарных личностей. 
 
Пифагорейский союз хотя и принимал деятельное участие в политической борьбе в Греции, не был политическим союзом в полном смысле этого слова; был в большей степени этическим и моральный союз. Он присоединился к аристократической партии, надеясь при помощи аристократии реализовать свои строгие и консервативные моральные лозунги. Лозунги были дорическими, и уже в древности осознавалось различие между суровым дорическим стилем мышления и жизни, который Пифагор вводил в Великой, Греции, и ионическим стилем, преобладавшим в восточных колониях. Его судьбу решила связь с политическими движениями, для которых были характерны грубость поведения и глубина падения, которые были определяющими для политических организаций того времени. После 440 г. политический союз пифагорейцев перестал существовать. 
 
В конечном счете, пифагорейский союз преследовал не только этические, но и религиозные цели. Собственно говоря, в основе союза лежали религиозные верования, к которым пифагорейцы добавили свои этические предписания. В то время в Греции под влиянием Востока и Тракии стали создаваться религиозные союзы, в основе которых лежали тайные науки и мистерии, а также попытки известных магов предоставить душам возможность общаться с Богом. Мистерии Аполлона происходили в Дельфах, мистерии, посвященные подземным богам, – в Элее.  
 
Певец Орфей помогал тем, кто устраивал мистерии, под его началом  существовал союз орфиков. Целью мистерий было общение с божеством. Это были чистейшей воды религиозные явления, охватившие Грецию. Пифагор, посвященный в Аполлонийские и Орфические таинства, создал религиозный союз для их культивирования. Он ввел в союзе не только поклонение богам, но и следование определенным правилам жизни, так что из изначально религиозного союз стал этическим союзом. Желая реализовать свои идеи, Пифагор создал политический союз. В Ионии для этого не было соответствующих условий, поэтому свои начинания он перенес в Великую Грецию. Таким был генезис пифагорейской  школы¹². 
 
Этот союз, возможно, канул бы в небытие вместе со множеством греческих религиозных сект, если бы его члены не вторгались всякий раз в область философского знания, если бы одним из средств очищения души не считался научный труд. В то время как в других сектах для того, чтобы: высвободить душу из тела и соединить ее с божеством, использовали мистические средства, применяя музыку и танцы, которые приводили человека в состояние экзальтации, Пифагор делал упор на аскетической жизни и научных исследованиях.  
 
В V в. в союзе произошел раскол на «акусматиков» и «математиков». «Акусматики» желали придерживаться в союзе орфического духа и примыкали к его мистическим и сакральным направлениям; «математики», не нарушая связей и веры акусматиков, желали, однако, быть прежде всего людьми науки и в этой сфере деятельности служить союзу. У первых преобладала вера в мистические таинства, а у вторых – стремление к рациональному объяснению действительности. Последние, «математики», и превратили религиозный союз в научную школу. Из того, что сам Пифагор вряд ли бы мог обосновать, пифагорейская школа создала развитую научную систему и свои собственные философские воззрения. 
 
Верования пифагорейцев, как и орфиков, касались души и метемпсихоза и по своему содержанию были далеки от ионийской философии. Они сводились к ряду положений¹³:  
 
1. Душа существует отдельно от тела (иными словами, пифагорейцы, как и все греки того времени, представляли себе душу наподобие тела).  
 
2. Душа может присоединиться к любому телу. Как писал Аристотель: «В соответствии с пифагорейскими представлениями, каждая душа может войти в любое тело»¹⁴. Это верование было достаточно распространенным среди греков и находит свое выражение в признании «превращения» людей в животных.  
 
3. Душа более устойчива, чем тело. 
 
Она сохраняется даже тогда, когда тело гибнет, она более совершенна и обладает большими потенциями, чем тело.  
 
4. Тело для души – тюрьма. Это верование орфиков и пифагорейцев возникло из их убежденности в совершенстве, разнообразии потенций и устойчивости души, придающей крепость тленному и легко уничтожимому телу.  
 
5. Душа вселяется в тело в силу того, что она отягощена виной. Помещение в тело – знак упадка. Это была характерная для пифагорейцев, и не только для них, попытка объяснить, почему душа находится в вынужденной связи с телом.  
 
6. Душа освободится от тела, если очистится, а очистится, когда ответит за свою вину. Наказанием для души является вселение в тело; она освободится, если пройдет через ряд тел. Другой способ очищения – кары пекла, которые признавались орфиками, но не находили поддержки у пифагорейцев. 
 
7. Телесная жизнь человека имеет определенную цель – она служит освобождению души. Загробная жизнь, которая большинству греков представлялась смутным и бесцельным блужданием теней, получила в религиозных сектах пифагорейцев и орфиков объяснение. Из веры в переселение душ следовали этические предписания, например вегетарианство (дабы не съесть воплощенную духовную сущность) или даже непринятие присяги (дабы не нарушить те обязательства, которые были даны в предыдущих воплощениях).  
 
8. Несчастья, которым является перевоплощение, можно избежать при помощи религиозной практики. Такой практикой была мистерия. Она служила для того, чтобы приблизить освобождение души или на какое-то время освободить ее из тела. Мистерия в сектах пифагорейцев и орфиков считалась религиозной, но пифагорейцы не менее действенным считали аскетический, набожный и справедливый жизненный уклад – «пифагорейский стиль жизни». 
 
Эта тайная наука о душе с религиозных высот Греции дошла через Пифагора до людей, которые занимались философией. 
 
Имена пифагорейцев мало известны. Это объясняется тем, что стремление и желание личностного выделения, типичного для греков, сознательно подавлялось пифагорейцами. Известно, что одна часть союза – так называемые «математики» – специально посвящала себя науке. Можно принять за истину, что философские и научные успехи школы были достигнуты более поздними поколениями «математиков», а не являлись результатом труда ни Пифагора, ни Филолая, которого историки XIX в. считали ведущим пифагорейским ученым и который был, как нам кажется, не совсем самостоятельным мыслителем. 
 
Научный расцвет пифагорейской школы пришелся на V-VI вв. – время так называемых «молодых пифагорейцев». Наиболее выдающимися учеными этого периода были Архит из Тарента и Тимей из Локра, которых Платон посещал в Италии. В следующем поколении Евдокс, Филолай и Эвршп в конце V в. принесли учение пифагорейцев в Грецию и основали союз в Фивах, а один из их учеников, Ксенофил, открыл школу в Афинах. В этот период пифагорейская школа вышла за италийские пределы и принимала участие в развитии науки Греции вместе со школами Анаксагора и Демокрита, а затем Платона и Аристотеля. 
 
Научные взгляды. Открытия в математике и акустике. Научные поиски, которые предпринимались в пифагорейском союзе, касались прежде всего математики. Они первыми начали научно осваивать ту область, которой до них занимались практические счетчики и геометры. Жрецы символически, а пифагорейцы вполне научно смогли найти путь между символикой и практикой. Они сделали из геометрии науку тогда, когда, как говорил аристотелик Эвдем, начали с разработки начал (принципов), а не с материальных предметов.  
 
В геометрии они открыли два наиболее элементарных положения: о сумме углов треугольника и теорему, носящую сегодня имя Пифагора, хотя она и не им самим была открыта. Они ставили перед собой конструктивные задачи, для решения которых возникли понятия «парабола», «эллипс», «гипербола». 
 
В арифметике они, собственно говоря, занимались классификацией чисел: различали четные и нечетные числа, являющиеся и не являющиеся квадратами, совершенные и несовершенные, выделяли иррациональные числа. Они создали начала математики, хотя их доказательства были достаточно примитивными; теорему о сумме углов треугольника выводили отдельно для равнобедренных, неравнобедренных и равносторонних треугольников, постоянно обобщая результаты. Чрезвычайно важно, что числа трактовались в связи с пространственными фигурами (отсюда до сегодняшнего дня сохранилось название «квадратных» чисел), собственно, при применении чисел к геометрии они выделили иррациональные числа. 
 
Пифагорейцы занимались также акустикой в связи с музыкой, которая, в соответствии с их верованиями, имела очищающую силу. И в этой области они совершили выдающиеся открытия: во-первых, открыли, что причиной звука является движение и, следовательно, что музыкальные звуки подчиняются математической закономерности. Гармонически звучащие интервалы соответствуют простым числовым соотношениям: половина струны дает октаву, а 2/3 – квинту исходного тона. В аккорде С с длиной струн 1, 2/3, 1/2 создается особая пропорция, которую назвали «гармонической». Загадочное явление, каким представляется гармония, получило следующее объяснение: что оно есть числовое отношение и устанавливается благодаря числу¹⁵. 
 
Математические и акустические достижения свидетельствовали об эффективности общей философской концепции пифагорейцев. Мы всегда в ней встречаемся с числом как фактом, говорящим о характеристике вещи; видя, как благодаря им появляются пространственные фигуры, слыша, как с их помощью создаются гармонии звуков, настолько поверили в их универсальность, что на вопросы, с чего начинается мир и что является начальным фактором, они не отвечали ни «вода», ни «воздух», как это считали ионийцы, но отвечали: «число».  
 
Эта парадоксальная теория была, в целом, естественной для пифагорейцев. Она когда-то была разработана при помощи распространенной в Греции символики чисел, в соответствии с которой числам приписывали реальную силу.  
 
Кроме того, пифагорейская теория явилась результатом, во-первых, занятия математикой, поиска количественных характеристик, рассмотрения не столько вещей, сколько отношений между ними; во-вторых, обобщения греческого и особенно пифагорейского опыта соединения арифметики и геометрии, трактовки чисел как пространственных величин: в-третьих, явилась результатом открытия, что структура явлений, даже таких таинственных, как гармония, зависит от пропорции и числа. 
 
Причем вполне правдоподобно, что ученые пифагорейцы не сформулировали своего вывода до конца V в., но в это время уже была известна теория атомистов. Атомисты действительно проторили путь пифагорейцам, утверждая, что в вещах реальными являются лишь их количественные характеристики. Из этого утверждения, усвоенного пифагорейцами, последние сделали вывод о том, что вещи не имеют иных характеристик, кроме геометрических; именно этот смысл они и вкладывали в слова «все есть число».  
 
Пифагорейцы трактовали число не как абстракцию, но понимали как пространственную величину, как реальную форму: в большей степени эта парадоксальность скрыта в их утверждении космического значения чисел. Как они объясняли это значение? Естественно, что в среде пифагорейцев существовали различные интерпретации. Аристотель, описывая их философию, путался в выражениях, называя числа то «элементами», то «причинами», то «образцами» вещей. В любом случае пифагорейцы понимали число как реальную силу в природе. В понимании греков того времени бытие объяснялось не только тем, что оно занимает пространство, но также и тем, что оно активно, деятельно.  
 
Вода Фалеса или воздух Анаксимена были не пассивной массой, а деятельным элементом, который оказывал влияние вовне вокруг себя. Также и числа пифагорейцев. С этой точки зрения, число пифагорейцев не выпадало из линии развития философии того времени, однако (в интерпретации более поздних пифагорейцев) оно вводило в нее новый мотив: впервые за сущностный элемент мира была принята не сама материя, а, говоря языком более поздних греков, ее форма. 
 
Ионийцы, которые признавали материальное начало мира, могли допустить, что его одного вполне достаточно; вместо этого пифагорейцы, признавая формальный принцип, должны были принять другое начало, ибо форма может существовать только в связи с тем, что сформировано. Допускалось, что в природе существуют два фактора: формирующий и сформированный, ограничивающий и ограниченный. «Природа и Вселенная, все, что в них заключено, состоит из вещей ограничивающих и ограниченных». Фактором, который формирует и ограничивает, для пифагорейцев было число. Без числа было бы все безгранично, неясно и непонятно»; все было бы беспредельным. Кроме беспредельного, которое у Анаксимандра само по себе создает природу, пифагорейцы принимали второй необходимый принцип: границу, число, т. е. они пришли к дуализму. 
 
Дуализм требовал от них доискиваться противоречий в любых областях. Пифагорейцы составили даже список наиболее важных противоречий: прежде всего, ограниченное и беспредельное, четное и нечетное, единое и многое, направления вправо и влево, женское и мужское начала, движение и покой, прямая и кривая линии, свет и темнота, добро и зло, квадрат и продолговатая фигура, и т. д. 
 
Свою философскую концепцию числа пифагорейцы развивали и применяли двумя отличными друг от друга способами: спекулятивно и в эмпирических научных исследованиях. 
 
В первой области преобладала фантазия и символически истолкованные числа. Древнюю символику чисел пифагорейцы излагали систематически, создавая как бы схему все более сложных характеристик: 
 
1 обозначает точку, 2 – линию, 3 – плоскую геометрическую фигуру, 4 – геометрическое тело, 5 – характеристики физических тел, в частности, цвет, 6 – жизнь, 7 – душу, 8 – любовь, 9 – справедливость, 10 – совершенство Вселенной. 
 
Числовые спекуляции пифагорейцы вводили в науку о природе. Наиболее совершенным телом, которое имеет самое простое строение, является шар, поэтому они понимали мир как шар. Вокруг центра мира располагали целый ряд сфер – как концентрические шары, к которым прикреплены небесные тела. Поскольку они считали число 10 наиболее совершенным, а знали лишь пять планет, небо устойчивых звезд, Солнце, Землю, Луну – всего девять сфер – и постулировали существование еще одной неизвестной планеты и сферы. 
 
Как бы то ни было, склонность к спекуляциям такого рода была характерна для пифагорейцев и в последующих поколениях, однако теперь уже под влиянием Платона. Их подлинно оригинальный способ мышления выражался между тем в эмпирически строго научных исследованиях природы. 
 
Естественнонаучные интересы пифагорейцев концентрировались, прежде всего, вокруг великих законов строения космоса. Сначала они сосредоточились на поисках формы Земли. Еще до пифагорейцев, чтобы объяснить, почему звезды на Востоке появляются раньше, чем в Греции, ученые допускали, что Земля имеет форму впадины. Восток лежит ближе к ее краю и поэтому он выше и ближе к звездам. Когда эта гипотеза не подтвердилась, пифагорейцы предложили прямо противоположное: Земля выпукла. Эта гипотеза, которая разрешила трудности, была достижением пифагорейцев в эпоху, более близкую к Платону¹⁶. Признание шарообразности Земли было революционным открытием: было принято, что горизонт есть ошибка перспективы и что настоящая форма Земли естественным путем не может быть определена, а может быть постигнута только математической мыслью. 
 
Другая идея того же поколения пифагорейцев порывала со старым допущением Демокрита о том, что Вселенная наполнена земной жизнью, воздухом. Пифагорейцы же утверждали, что воздух окружает только Землю, пространство Вселенной – пустота, заполненная эфиром. Звезды, перемещающиеся в пустоте, не могут быть приведены в движение давлением воздуха, заставляет же их двигаться сила, которая заключена в них самих. Пути звезд не зависят от внешних причин, не подвержены случайным изменениям; но они перемещаются благодаря своей внутренней силе и поэтому планеты не блуждают среди устойчивых звезд, как считалось ранее, а кружат по устойчивым постоянным путям. Это был взгляд, который на современников, как об этом можно судить по реакции Платона, произвел сильное впечатление: в бескрайних звездных сферах присутствуют порядок и регулярность. 
 
Уверенность в регулярности движения планет, наряду с фактом различной высоты их вращения, привела пифагорейцев в дальнейшем к определению расстояний до планет и скоростей их движения. Решение проблемы было облегчено открытиями в акустике.  
 
Архит в своей «Гармонии» понимал звуки как движение, точнее – как колебание звучащего тела, и обнаружил, что высота тона находится в прямой зависимости от скорости движения и в обратной зависимости от длины тела. Пифагорейцы, начиная с Архита, полагали, что это открытие дает им в руки общее правило движения, которое распространяется не только на звучащие, но и на видимые тела. В соответствии с этим правилом они разрешали свои астрономические проблемы: скорость планет находится в обратном отношении к расстояниям до них. Пифагорейцы пришли к тому же мнению, что и Кеплер. Это подтвердило их идею о том, что Вселенная не есть дело случая, как считал Демокрит, но и в целом – математическая пропорция и гармония. Открытие пифагорейцев создавало новую картину природы. 
 
Открытия пифагорейцев, между тем, следовали одно за другим. Осознав шарообразность Земли, пифагорейцы пришли к мысли, что Земля может вращаться вокруг своей оси и не менять свое центральное место во Вселенной. Они объясняли астрономические явления ее осевым вращением.  
 
Гипотеза о вращении Земли вокруг своей оси была известна, по Платону, в середине IV в. до н. э. Среди пифагорейцев, однако, преобладала другая гипотеза: они полагали, что Земля вращается вокруг идеального центра планетарной системы. Это и есть пифагорейская система. Неизвестно, кто первым предложил эту гипотезу, но мы знаем, что ее защищали многие пифагорейские ученые, такие как Филолай, Экфант, Гикет и близкий им платоник Гераклид из Понта. Они были убеждены, что движением Земли можно объяснить астрономические явления, что движение Солнца с востока на запад является образцовым и ему реально соответствует обратное движение Земли. Пифагорейцам не пришла в голову идея двойного движения Земли, однако, как видим, до учения Коперника было уже достаточно близко.  
 
Земля, по их представлениям, была шарообразной, как и звезды; она в их глазах утратила свое исключительное место (как и у Демокрита), которое занимала в древности, и стала звездой среди звезд. Это была новая картина мира, и пифагорейская мысль делала наиболее трудный шаг вперед в познании строения мира, поскольку с помощью доказательства пифагорейцы побеждали наиболее естественные и устойчивые человеческие представления¹⁷. 
 
Связывая свое открытие закономерного строения Вселенной с акустическими открытиями, пифагорейцы подошли к особой теории, в которой соединялись воедино их спекуляции и научные исследования. Установив, что причиной звука является движение, они утверждали, что звездные сферы, которые вращаются вокруг центра мира, своим движением также вызывают звук. Этот звук имеет гармонический характер, поскольку расстояния между сферами составляют гармонические пропорции: в пространстве должна звучать «музыка сфер», симфония мира, которую мы не слышим только потому, что все звучит устойчиво и равномерно. 
 
Этим утверждением пифагорейцы выражали свою уверенность в совершенной гармоничности мира. К такому выводу их привели собственные научные исследования и открытия.  
 
Проблема гармоничности мира была для них особенно деликатной, если принять во внимание дуализм их философии, который требовал постоянного поиска противоречий во всем. Однако, несмотря на противоречивость такой позиции, пифагорейцы считали, что мир устроен гармонично. И поэтому они называли его космосом или порядком (гармонией). 
 
Пифагорейцы оставили о себе память во многих областях: во-первых, отделили религиозные верования о душе от вопроса о ее предназначении; верования не были их оригинальным творением, но, несмотря на это, они ввели их в философию. После пифагорейцев такие идеи, как вера в двойную природу человека, в самостоятельность и устойчивость души, в ее божественную природу, в ее греховность, в ее временную связь с телом и ее потребность в очищении, вошли в греческую философию. 
 
Другая область их деятельности лежала на противоположном конце – в научных исследованиях, положивших начало и ставших образцом строго научных исследований в Греции, которые привели ко многим астрономическим открытиям и, в итоге, к новой картине мира, описанной, прежде всего, математически. В первую очередь с этими исследованиями пифагорейцев были связаны известные метафизические концепции, а именно: теория числа, понятого как начало мира, и убеждение в гармоничности мира. 
 
Развитие пифагореизма происходило, как нам кажется, следующим образом: в первый, старопифагорейский, период, во времена Пифагора и его непосредственных последователей, в IV в. пифагореизм имел религиозный характер и был политическим течением.  
 
Во второй половине V в. и в IV в., во времена Архита и Евдокса, связь союза с религией ослабла и на первый план выдвинулись научные задачи пифагореизма. Этому второму периоду пифагореизм обязан своим местом в истории науки и философии. Внутри периода удается также выделить еще две фазы: раннюю, когда преобладали эмпирические исследования, и позднюю, послеплатоновскую, когда в среде пифагорейцев возобладали спекулятивные построения.  
 
Третий, неопифагорейский, период на закате античной эры, главным образом в I в. до н. э. и в I в. н. э., выпал на время усиления религиозной жизни; в этот период возродились религиозные, аскетические и мистические доктрины старого союза в соединении со спекулятивной философией, но не в чистом виде, а со значительными вкраплениями платонических, стоических и восточных мотивов. 
 
Пифагорейская доктрина развивалась не только внутри союза, но и оказывала влияние за его пределами. Наиболее влиятельным сторонником пифагорейской философии был Платон, который познакомился с ней через Архита и Тимея, а может быть, и с помощью Симиаса и Кебеса, которые были членами пифагорейского союза. В Фивах Платон многое воспринял из математической теории бытия, из мистической теории души, полностью принял астрономию пифагорейцев.  
 
Пифагорейский элемент стал одним из важных элементов его системы. Благодаря авторитету Платона взгляды пифагорейцев получили огромное распространение. Пифагореизм в пору своего расцвета оказал влияние и за пределами философии: его влияние испытали комедиограф Эпихарм и скульптор Поликлет, который свое учение о красоте человеческого тела основывал на пифагорейских понятиях симметрии и гармонии. Врач Алкмеон, один из пионеров научной медицины, применял пифагорейские теории в этой области и считал здоровье гармонией имеющихся в организме противоречий¹⁸. 
 
Особенно велико было влияние пифагорейцев на дальнейшее развитие астрономии. И сам Платон, и астроном платоник Гераклид Понтийский приняли «пифагорейскую систему». От нее до гелиоцентризма Коперника оставался один шаг. Его сделал астроном из школы Аристотеля Аристарх в середине III в., отождествивший центр мира с Солнцем и принявший двойное обращение Земли.  
 
В середине II в. Селевк подтвердил своими доказательствами гипотезу Аристарха. Однако этот взгляд не привился в древности. Прежде всего Аристотель, защищая естественно чувственный образ мира, выступил против него и обратился к гелиоцентрической системе сфер Евдокса (также пифагорейца). За Аристотелем пошла его школа и платоновская Академия, кроме выступлений Аристарха и Селевка, система Евдокса, улучшенная и завершенная Птолемеем в александрийский период, стала последним словом, которое античность произнесла в астрономии.  
 
Однако идеи пифагорейцев и их последователей о гелиоцентрическом строении Вселенной, не получив признания у современников, все-таки через полторы тысячи лет, уже в Новое время, послужили науке.