Ответственность - подлинное основание для управления свободной наукой

Ответственность — подлинное основание для управления свободной наукой*

Э. АГАЦЦИ

Введение

Безграничное доверие, непоколебимый оптимизм и безусловное  одобрение по отношению к достижениям развивающихся науки и техники в последние десятилетия сменились усиливающейся подозрительностью, опасениями, упреками, доходящими до клеветы, негативизмом. Создается впечатление, что общество как бы шагнуло от сциентизма к антисциентизму; другими словами, понимание науки (и техники) как абсолютного и безусловного блага сменилось рассмотрением их как носителей зла. И то, и другое по существу иррационально, хотя в поддержку столь различных позиций выдвигаются достаточно изощренные аргументы. Сциентизм возлагает ответственность за негативные последствия научно-технического развития на некие "внешние" силы, тогда как ответственность ученых сводится здесь исключительно к правильному исполнению их специально-профессиональной деятельности. Антисциентизм, напротив, взваливает на науку и технику всю ответственность за эти негативные последствия и начисто отвергает какую-либо положительную роль науки по отношению к человеческой свободе. И сциентизм, и антисциентизм неразрывно связаны с некоторого рода детерминистическим или фаталистическим пониманием развития науки.

Обе эти концепции ошибочны. Нельзя усомниться в том, что наука и техника являются благом для человечества, как нельзя отрицать и то, что их развитие связано с рядом отрицательных последствий (что особенно очевидно в последнее время). Отсюда, однако, никак не следует правота тех, кто предлагал бы как-то остановить научно-технический прогресс. Но мало просто отбросить как ошибочную крайность воззрение на науку как на некоего злого оборотня, ибо это ничуть не продвинуло бы нас в деле устранения отрицательных последствий ее развития. В дальнейшем я подробнее остановлюсь на этом вопросе.

Мы должны признать, что возможное или даже обязательное регулирование той или иной деятельности вовсе не противоречит тому, что эта деятельность осуществляется свободно. Напротив, основное содержание исторического процесса может быть выражено идеей возрастания свободы человеческой деятельности в самых различных сферах; более того, именно свободная деятельность является специфически "человеческой". Но в то же время мы должны согласиться, что сам этот процесс не мог бы осуществляться без целесообразной, разумной

•Еуапйго  А^агг!. КеярогшЫШу: 1Ье Оепшпе Огоип<3 {от 1Ье КееиЫюп оГ а Ргее Заепсе. — ш: 8с1еп(1815 апс! (Ье!г КезрогшЫШу. Ес1. Ьу №.К. 8Ьеа, В. 8!((ег, \Уа(5оп РиЬНзЫпе 1п1егпа(юпа1, 1989, р. 203-219.и своевременной регуляции во многих сферах человеческой жизни. Отсутствие такой регуляции было бы причиной злоупотреблений, нарушений справедливости и прав человека, что угрожало бы как отдельным индивидам, так и обществу в целом.

Вывод очевиден: мы вправе (и даже обязаны) выступить в защиту свободы науки и техники. Но при этом мы не должны забывать, что такая свобода связана с определенными ограничениями, необходимыми именно для того, чтобы не нарушались другие неотъемлемые права человека. Впрочем, это справедливо отнюдь не только по отношению к науке и технике.

Автономия науки

Современная эпоха — временные рамки которой, по крайней мере для западной цивилизации, могут быть установлены начиная  с Возрождения — может рассматриваться как процесс ускоряющегося распада некоторого интеллектуального единства, каким характеризовался мир античности и особенно средневековья. К наиболее заметным проявлениям этой дезинтеграции следует отнести возникновение некоторых "автономий" в различных сферах духовной и практической жизни людей: автономия (Макиавелли), автономия естествознания (Галилей), автономия экономики (британский либерализм), автономия искусства (Кант и романтики).Это оправдывалось главным образом возрастанием специфики соответствующих сфер человеческой деятельности, из которой вытекала опора исключительно на внутренние критерии, каковыми определялось достижение специальных и ограниченных целей в рамках этих сфер. Однако, раз возникнув, такие автономии подвигали на поиск критериев того, что называлось "свободой" или "освобождением".

Такую трансформацию, или переход от автономии к свободе, можно было бы объяснить тем, что признание автономии влечет за собой отрицание всяческой зависимости или "внешнего" вмешательства по отношению к процессам внутри данной сферы деятельности. Но обоснования свободы трактовались по-разному, допускались и различные степени свободы. Согласно бдной трактовке, свобода понималась как определенная независимость критериев суждения. Например, какое-то решение может считаться политически верным, хотя бы оно было уязвимо по экономическим соображениям; другое решение признается экономически оправданным, хотя имеет изъяны с точки зрения морали; произведение искусства оценивается как высокохудожественное, хотя оно может нарушать некие приличия. Такую трактовку обычно выражают требованием "свободы от ценностей" по отношению к политике, экономике или искусству, и это требование в особенности поддерживается по отношению к науке. И действительно, тезис о том, что наука является и должна быть свободной от ценностей, довольно скоро стал весьма распространенной догмой западной культуры.

Возможна  и другая трактовка, по которой из автономии вытекает независимость действия. Продолжая предыдущие примеры, можно было сказать, что некто вправе совершать политическую акцию, несмотря на ее экономическую ущербность, участвовать в экономическом предприятии, небезупречном с моральной стороны, или создавать произведение искусства, не заботясь о приличиях. Другими словами, политик-профессионал, бизнесмен как "пото оесопопмсиз" и художник как "человек искусства" могут действовать, руководствуясь только "внутренними" критериями своих профессий, во всяком случае до тех пор, пока их деятельность не выходит за рамки этих профессий. Автономия может также означать отсутствие контроля или каких-то ограничений со стороны внешних сил.

У такого "освобождения" могут быть и нежелательные последствия. В частности, так обстоит дело в науке: необходимость защиты природной среды, угроза технологических катастроф или неконтролируемых результатов генетических манипуляций (если брать только самые известные примеры) — все это говорит о том, что научные исследования и технология должны регулироваться. Проблема достаточно деликатна: как критически переосмыслить понятие научной свободы, не превращаясь в обскурантов?

Прежде всего  постараемся понять, в каком смысле можно полагать "свободными от ценностей" те сферы человеческой деятельности, которые признаются автономными. Конечно, это не означает, что такие сферы "свободны от любых ценностей",то есть совершаться без заранее поставленной и ценностно осмысленной _ч<-.,.„. Такая цель как преднамеренный результат действия может пониматься как некая "ценность", ради которой и действует человек. Есть смысл также в том, чтобы по некоторым установленным критериям оценивать способ достижения

такого рода целей.

Здесь нет  моральных проблем, поскольку такими критериями действие оценивается косвенно и гипотетически; ведь они говорят только о том, как следовало бы действовать, если рассматривать данную цель как единственную. Но из этого вовсе не следует, что данная цель действительно является единственной или высшей, либо что можно отвлечься от влияния, какое может иметь достижение этой цели на другие человеческие цели или ценности. Тот кто сделал бы именно такие выводы, тем самым подменил бы первый из указанных выше смыслов термина "автономия" вторым, то есть понимал бы "автономию" как "независимость действия" и, таким образом, связал бы себя особыми и довольно проблематичными этическими требованиями.

Цели

Теперь перейдем к науке. Будем различать "чистую науку" и "прикладную науку". Дело не в том, что такое различение всегда может быть успешно проведено или того требует анализ конкретных ситуаций в науке. Скорее, это два "идеальных типа", смешение которых могло бы приводить к недоразумениям. И та, и другая — средства получения знания, но если "чистая наука" имеет целью открытие истины (то есть установление "реального положения дел"), то "прикладная наука" направлена на получение некоторого практического результата.

Если "чистая наука" занимается тем, что ищет истину, это освобождает ее от каких-либо моральных обязательств (она выступает как самодостаточная ценность). Ее усилия сосредоточены на достижении истинных и достоверных знаний, для чего вырабатываются специальные предписания ("научная методология"), указывающие, как могут быть достигнуты эти цели в самых различных областях. , Они не несут никакой этической нагрузки, будучи лишь более или менее адекватными инструментами научного познания.

Но все же "чистая наука" связана с некоторыми требованиями морального плана. К ним, например, можно отнести обязательство не манипулировать данными, готовность учесть критику, не закрывать глаза на чужие ошибки, признавать приоритеты, посвящать себя нелегкой работе. Эти добродетели не являются специфическими для науки, а имеют весьма общий характер, лишь особым образом преломляясь в научной деятельности, скажем, в форме интеллектуальной добросовестности или самодисциплины. Поэтому такого рода "деонтология" не имеет реального отношения к проблеме связи между наукой и этикой; соблюдение подобных требований просто способствует тому, что ученые достигают особых и внутренне присущих науке целей.

В прикладной науке ситуация иная. Здесь поиск  истины на втором плане, а первостепенной целью выступает определенная возможность практического применения знания; отсюда ряд этических проблем, возникающих в связи с конкретными целями, ради которых работает прикладная наука. Это так очевидно, что вряд ли нуждается в каких-то пояснениях. Коротко можно было бы сказать так: знание о чем бы то ни было не может подвергаться суду морали, нет морально неприемлемых истин; в то же время не все, что может быть сделано, морально допустимо, действие может запрещаться моралью.

Средства

Было бы слишком поспешно выводить из сказанного, что "чистая наука" ни в коем случае не подвержена моральным возражениям. Это верно, когда речь идет о ее целях. Но следует принимать во внимание и средства, которыми эти цели достигаются. Общая максима "цель не может оправдывать средства" относится

тальн'ой науке истинное знание не может быть получено умозрительно или при помощи нейтрального наблюдения за объектом. Исследуемый объект подвергается различным манипуляциям со стороны исследователя. Манипуляция есть действие. Хотя конечной целью такого рода действий является получение знаний, сами эти действия могут быть морально неприемлемыми. Когда экспериментальное исследование имеет своим объектом человека, моральные критерии приобретают характер императивов. Например, широко обсуждаются проблемы, связанные с экспериментами в области человеческой эмбриологии или манипуляциями с генами человека. Такие дискуссии показывают, что моральные проблемы возникают и в "чистой науке", а моральные требования могут выступать как ограничители свободы научного исследования.

Совершенно  ясно, что проблема релевантности  средств относится и к "прикладной науке". Какое-то частное прикладное исследование, не вызывающее моральных возражений само по себе, должно быть рассмотрено еще и с точки зрения моральной допустимости используемых в нем средств.

Условия

Моральное рассуждение  не может не касаться условий действия. Есть сходство между условиями и средствами действия, однако, если средство — это то, с помощью чего достигается цель действия, то условия — это то, благодаря чему действие становится возможным; поэтому условия связаны с действием косвенно. Это отличие следует помнить, поскольку даже в тех случаях, когда преследуются морально безупречные цели и применяются морально допустимые средства, объектом моральной критики все же могут стать условия, при которых совершается действие. Современный пример такой ситуации связан с финансированием научных исследовании. Деньги, выделяемые на науку, уменьшают сумму иных расходов общества, а среди них — расходы на содержание больниц, школ, поддержание общественной безопасности, защита окружающей среды. Удовлетворение таких нужд соответствует самым необходимым и важным ценностям. Поэтому расходы на науку связаны с определенным моральным выбором. Такой выбор, по-видимому, легче совершается по отношению к прикладной науке, когда нетрудно показать, что результаты прикладных исследований могут "компенсировать" общественные затраты. В "чистой науке" это сложнее. Во всяком случае, этот пример показывает, насколько ошибочна идея, будто этические проблемы типичны только для прикладной науки и не касаются "чистой науки".

Следствия

Обратимся к  рассмотрению возможных последствий научных исследований. Часто их обсуждением ограничивается этический анализ науки. Это, конечно, слишком узкий подход. И все же важность рассмотрения таких последствий для моральной оценки науки нельзя отрицать. Тот, кто действует, должен отвечать за результаты своих действий, а потому должен пытаться предвидеть их — это вполне очевидный моральный принцип. Центром этических дискуссий о науке эта проблема стала из-за определенных трагических последствий технологического развития. Этика, конечно, не впервые сталкивается с проблемой так называемого "двойного результата", когда предполагаемая цель некоторого действия (сама по себе морально оправданная) оказывается связанной с рядом морально неприемлемых последствий. Это относится также и к тем случаям, когда такие последствия можно предвидеть с достаточно высокой вероятностью. В таких случаях прежде всего следует определить, можно ли отказаться от достижения цели только для того, чтобы избежать этих нежелательных последствий? Если можно, то моральная обязанность состоит в том, чтобы отказаться от действия. По аналогии с принципом "цель не может оправдывать средства" можно сказать, что "цель не оправдывает все свои последствия". Таким образом, мы убеждаемся в том, что этика отнюдь не ограничивает свой анализ субъективными намерениями при совершении какого-то действия.Но существуют и такие ситуации, в которых моральный долг_сс,}а^едючз<ет<л1 именно в достижении данной цели. В таких случаях можно сравнить значимость ценностей (ценности, ради которой совершается какое-то действие, и ценности, которой это же действие противоречит) и пожертвовать менее значимой ценностью, либо рассматривать каждую из них порознь и, как говорится, "выбрать из двух зол меньшее". Классическим примером может служить так называемый "терапевтический аборт", когда врач стоит перед выбором: или отказаться от применения некоторых лекарств и тем самым поставить под угрозу здоровье матери, или применить эти лекарства и тем самым погубить плод. Последнее рассматривается как "меньшее зло" (не надо смешивать это с другой ситуацией, когда аборт выступает как средство спасения матери). Такого рода ситуации нередки в прикладной науке.