Ответственность - подлинное основание для управления свободной наукой

Анализ последствий  чаще представляет собой проблемное поле для прикладной науки, однако и "чистая наука" не свободна от таких проблем; например, сообщение о каком-то открытии имеет свои моральные аспекты. Дело в том, что научные открытия или содержание новых теорий часто преподносится публике как некая сенсация, что отрицательно действует на образ мысли многих людей, искажает их представления о жизни и ее ценностях. Часто эта вина ложится на средства массовой информации, но бывает, что и видные ученые позволяют себе поверхностные популяризации или субъективные интерпретации и неправомерные экстраполяции. В наше время, когда наука оказывает такое сильное влияние на мысли и чувства людей, честные и морально выверенные пути распространения научных истин приобретают статус этического императива.

Особая  роль технологии

Ход наших  рассуждений ведет и к различению науки и технологии. Основанием различения являются особые цели. Специфической и главной целью науки является знание; цель технологии — осуществление определенных процессов и/или продуктов. Наука стремится знать, технология предназначается для того, чтобы производить. Наука, пс своей сути, — это поиск истины: технология же ищет пользы. Но между наукой и технологией имеются теснейшие связи. С одной стороны, наука как таковая (а современная наука в особенности) не могла бы достигать своих целей, не опираясь на высоко развитую технику. С другой стороны, современная технология есть не что иное как сложнейший процесс применения знаний, добытых наукой.

Действительно, технологию нельзя рассматривать только как технику именно потому, что технология — это то, что основывается на применении научных знаний. "Чистая техника" — это накопление практических полезных способов осуществления некоторых операций, проверяемых и совершенствуемых многими поколениями; это "1шо\у по*", но совсем не обязательно "1спо\у \уЬу". Мы знаем, что существовали цивилизации, обладавшие высоко развитой "техникой", но скудной наукой, тогда как другие цивилизации, напротив, создавали мощную науку, но оставались на очень низком техническом уровне. Западная цивилизация установила корреляцию между наукой и техническими инновациями. Это достигалось двояко: во-первых, научное исследование объясняло причины, по которым определенные технические процессы оказывались успешными; во-вторых, развитие техники позволяло целенаправленно проектировать и изготовлять инструментальную оснастку научных исследований, без которой невозможно было бы получать определенные результаты. Последнее и выступало как отличительная особенность технологии при всей строгой взаимозависимости технологии и техники, которая иногда принималась за тождество между ними.

Очевидно, что  все сказанное выше о прикладной науке относится и к технологии. Отличие же в том, что специфическая и непосредственная цель технологии — изготовление чего-то, тогда как прикладная наука все же стремится к знанию, хотя по-другому, чем "чистая наука".

Это различие имеет прямое отношение к проблеме свободы и регуляции. Нет возражений против того, что каждый волен думать о чем угодно, но вряд ли можно согласиться с тем, что каждый может делать, все что захочет. Другими словами, деятельность, как правило, должна подчиняться определенным нормам

1?'^грНгуННрйваИ#й Ё4Й¹-мйралью, так и правом. В сфере познания нет никакого "долженствования" (за исключением, может быть, единственного императива: устранять ошибки, ибо это "определяющее условие" достижения истины), но в сфере деятельности мы руководствуемся тем, как "должно быть" и как "следует поступать". Отсюда нормы, определяющие деятельность как с субъективной стороны (мораль), так и со стороны общества (право, закон). Этими нормами одни действия разрушаются, другие вменяются в обязанность или запрещаются.

Здесь мы встречаемся  с главным различием между  регуляциями "чистой науки" и технологии. Ограничения свободы научного исследования существенно зависят от того, какие средства применяются в нем, или от условий, в которых оно осуществляется; однако цель науки — открытие новых истин — в любом случае считается оправданной. Напротив, в технологии (даже в большей степени, чем в прикладной науке) регуляции подлежит и выбор целей. Дело не только в том, что некоторые цели технологии могут быть морально неприемлемыми или представляют опасность для общества, но еще и в том, что частные технологические предприятия могут вступать в конфликт между собой или с уже установленными и признанными целями общества. Короче, технология решает проблемы, связанные с осуществлением любых технологических замыслов, но, хотя замысел свободен, не всякий технический проект имеет право на жизнь.

Отсюда можно было бы вывести, что проблема регуляции  технологии не может рассматриваться в отрыве от анализа целей ее развития. Эта идея, однако, не является общепризнанной. По-прежнему под технологией часто понимают только совокупность определенных процедур, оставляя в стороне проблему целей. Это странно, поскольку технология по самой своей природе есть такая деятельность, в которой знание служит определенным целям. Технология должна "делать нечто хорошее", а не только "хорошо делать нечто"; следовательно, очевидно ее отношение к морали, а также к проблемам нормативной регуляции. Однако исторически сложилось так, что эта двойственность в подходе к технологии была утрачена.

Эволюция  технологии

На ранних стадиях развития общества технические  средства были орудиями примитивной практики. Эмпирически открываемые технические процедуры постепенно совершенствовались. В эпоху Возрождения, когда, по-видимому, возникла современная наука, некоторые мыслители, в первую очередь Бэкбн и Декарт, выступили с лозунгом власти человека над природой. Путь к этой власти — раскрытие тайн природы и подчинение их нуждам человека. Но по мере того, как новая наука стала находить все большее применение, результатом оказалась не власть над природой, а замена природы искусственным миром, который и стал считаться чем-то лучшим, чем "природа как она есть". Артефактами этого мира, созданными с помощью научного знания, стали машины.

Изобретение и производство машин служило  не удовлетворению собственно человеческих потребностей. Машины просто позволяли более эффективно совершать некоторые действия, ранее производимые мускульной силой человека или животных. Но машины стоили дорого и производились не для того, чтобы дать отдых мускулам людей, а для того, чтобы сделать выгодными производственные процессы. Базисом промышленной резолюции стало быстрое распространение машин и внедрение их в качестве мощного ускорителя технологических операций. Это сделало технологию экономически прибыльной. Конечно, это не зачеркивает тот факт, что технология служила и "благу человека", но не это было ее важнейшей целью. Даже если какой-то изобретатель машин и вдохновлялся столь благородной идеей, его изобретение обычно получало финансовую поддержку только в том случае, когда оно обещало значимую прибыль.

С недавних пор  ускорение технологического развития получило еще один дополнительный фактор: стремление людей к осуществлению любых возможных проектов, к преодолению всех практических ограничений. Само по себе фетишизирование новшеств, гордое ощущение силы, позволяющей осуществить то, что некогда признавалось невозможным, амбиции власти, расширяющейся бесконечно, — все это стало внутренним мотивом развития технологии, независимым от иных целей.

ситуацию. Следовательно, требование свободы научного?. 4№еле^в^«ни-я^<^аП^^:1^№ько часть этического подхода к науке.

Мы уже  отмечали, то в рамках локальных  научно-исследовательских или технологических  предприятий часто упускаются из виду универсальные цели и ценности человечества, что не может не сказаться на регуляции этих предприятий. Нужны серьезные усилия, чтобы регулятивное мышление достигло уровня всеобщности, приняло точку зрения человечества, будущих поколений и общечеловеческого блага. Такие усилия могли бы оказаться бесплодными, если не принять установку ответственности. Неверно, что такая установка чужда современному человеку. Она лишь не имеет должного распространения. Наш образ жизни слишком подчинен определенным стандартам, и мы "решаем" некоторые житейские задачи, вовсе не чувствуя ответственности за свои решения.

Пути  регуляции

Необходимость некоторых очевидных регуляций  научно-исследовательской деятельности и сейчас не вызывает сомнений. Стали привычными нормы, которыми обеспечиваются безопасность или секретность исследований как в "чистой", так и в прикладной науке. Почему же мы должны исключать возможность регулятивного применения более общих, например, моральных норм? Однако, если даже допустить такую возможность, остается вопрос: каким образом могут быть сформулированы такие нормы и какая сила способна обеспечить их неукоснительное применение?

По моему  мнению, в таких нормах должен найти  выражение теоретико-системный подход к гармонизации различных ценностных мотиваций. Кроме того, в основу должно быть положено допущение о всеобщей ответственности. Научное сообщество должно принять во внимание все разнообразие ценностных установок в обществе и, следовательно, признать право различных социальных субъектов (экономических, политических, религиозных и др.) оказывать свое влияние на процессы, в которых реализуется право науки на свободу исследований. Такой уровень всеобщей ответственности для своего достижения требует развития образования в масштабах всего общества, а также широкого соучастия ученых в социальной жизни, что повысило бы их чувствительность к значимости общечеловеческих ценностей. В то же время моралисты, проповедники и политики должны лучше знать и понимать практические проблемы научных исследований.

Силы контроля

На первый взгляд, возможные конфликты между  ценностными мотивациями, правами и интересами людей науки могли бы легко разрешаться. Для этого достаточно было бы осуществить тотальный социальный контроль над наукой, целью которого было бы ограничение проблемного поля науки социально приемлемыми задачами. Призывы к этому раздаются и сегодня. Но здесь возникает ряд трудностей.

Прежде всего отметим, что целенаправленное управление наукой могло бы быть эффективным только в том случае, если оно осуществляется общественной властью. Но это превратило бы "общественное управление" наукой в "политическое управление". Мы знаем, что успешное контролирование науки являлось одной из привилегий тоталитарных режимов. Подоплекой такого "успеха" являлось существенное ограничение свободы в обществе. Но и при демократических режимах политический контроль также неизбежно приводил бы к односторонности оценок, идеологическим вмешательствам в исследовательские процессы, к давлению политических группировок. Другими словами, наука просто стала бы "служанкой власти".

Помимо этих практических трудностей, существуют еще и принципиальные: из принятия тотального социального контроля за научными исследованиями, стремящегося подчинить себе их целевую ориентацию, вытекало бы два весьма сомнительных следствия. Во-периых, из благого- пожелания гармонизировать все ценностные установки получилось бы существенное ограничение свободы науки. Под предлогом "социальной бесполезности" или "социальной опасности" некоторых исследований стал бы осуществляться внешний прессинг интеллектуальной деятельности, от которого так мучительно освобождалась современная наука, выигравшая свою историческую бигву.•''1-'!В№»ге({йл**,1»*й9Лг>^»гриэнве*ся','"что наука обязана быть "ориентированной на социальные цели", то обязателен вопрос, кто будет определять эти цели? Сказать, что эти цели определяет само общество, было бы наивно. Общество — некая абстракция, которая вряд ли годится на роль субъекта, определяющего цели конкретных научных проектов. Должен существовать "некто", указывающий, какие именно общественные потребности обязана удовлетворять наука и каким именно способом. Здесь мы наталкиваемся на проблему политической власти,

Право на свободу исследований

Любые ограничения  научных исследований не должны противоречить свободе науки. Никакое фундаментальное право и никакая общечеловеческая ценность не могут быть вообще элиминированы. Этот принцип прямо вытекает из универсального требования свободы мысли. Но есть еще и практическое соображение: наука не может развиваться без личностного творчества, каковое не осуществляется по приказу ни отдельными личностями, ни целыми институтами. Атмосфера, лишенная свободы и ощущения самоценности знания, была бы губительной для науки.

Но так  же ясно, что гарантии свободы науки не могут противоречить столь же очевидной обязанности науки возмещать обществу те расходы, какие оно несет за развитие научной деятельности. Общество должно хорошо понимать свои собственные интересы: творческие потенции, личностная инициатива, критицизм и духовная раскрепощенность членов общества — все это несомненно входит в круг его "интересов". И если наука способствует развитию этих качеств, она, конечно, вносит свой вклад в улучшение общественной жизни.

Ответственность науки

Однако ориентирование науки на удовлетворение основных социальных потребностей и осуществление фундаментальных прав человека не только оправдано, но и в высшей степени желательно. Это не означает, что любое научное исследование должно стать прикладным или ориентированным на непосредственные практические цели. Сами ученые должны решать, по каким направлениям развиваться научному поиску. Но это "самоопределение" не должно пониматься примитивно. Его смысл в том, что научное сообщество должно во все большей степени вовлекаться в обсуждение и реализацию социально значимых проблем. Это оказало бы значительное влияние на постановку научных целей в интересах общества, стало бы дополнительным стимулом для развития современной технологии, в которой находят применение достижения науки. Но призыв служить общественным нуждам, обращенный к науке, имеет моральную силу; это не формула долга или общественной повинности, а воззвание к ответственности каждого ученого и научного сообщества в целом. Только свободное и разумное существо может обладать чувством ответственности.

Когда проблема рассматривается именно в этом свете, падает большая часть трудностей, возникающих из-за абсолютного противопоставления прав науки и прав общества. Ученый — член общества и поэтому обязан воспринимать проблемы общества. Говоря "обязан", мы прибегаем к категории "долженствования" — единственной категории, в которой соединяется свобода и долг так, что это не противоречит человеческому достоинству. Ответственным человеком является тот, кто сознает свои обязанности и готов исполнять их. Ученые уже привыкли уважать некоторые обязательства их профессии. Главным образом они связаны с тем, что называется "интеллектуальной честностью". Но другие обязанности, вытекающие из контекста научной деятельности, воспринимаются не так легко. Пришло время привыкать и к этим обязанностям. В этом единственная гарантия того, что люди сохранят доверие к науке и перестанут бояться ее. Ведь страх возникает из-за того, что в нэуке и технологии видят только слепую силу, не знающую ;над собой контроля.