Пауло Коэльо-Победитель остается один

«Все мы знаем распространенную в Центральной Африке «сонную болезнь». Но надо понимать, что есть аналогичный недуг, поражающий душу, а не плоть - опасный недуг, поначалу никак не проявляющийся. Как только ты заметишь малейший признак равнодушия или отсутствия интереса к ближнему, бей тревогу! Единственный способ предотвратить эту болезнь - это понять, что душа страдает, и сильно страдает, когда мы принуждаем ее скользить по поверхности. Душа любит красоту и глубину».

Звезда, слушая ее, вспоминает строчки из своего любимого стихотворения, выученного еще в школе, а теперь, когда он видит, как неумолимо бежит время, - пугающего его.«Тебе придется оставить все и всех и меня одного считать своей мерой вещей».Должно быть, и впрямь сделать выбор - это самое трудное, что есть в жизни человеческой, думает он, и покуда актриса рассказывает о себе, в памяти его оживают вехи собственного пути.

Первый серьезный шанс, который он получил благодаря своему таланту театрального актера. Жизнь менялась ежеминутно и разительно. Слава росла так стремительно, что он не успевал приспособиться к ней, а потому принимал приглашения туда, где ему не стоило бы появляться, и отказывался от встреч, способных очень и очень посодействовать его карьере. Деньги - пусть и не огромные, которые давали ему ощущение всемогущества. Дорогие подарки, экзотические путешествия, частные самолеты, роскошные рестораны, гостиничные апартаменты, казавшиеся ему теми королевскими чертогами, о которых он читал в детстве. Первые рецензии, слова уважения и восхищения, похвалы и восторги, трогавшие его до глубины души. Целые мешки писем, приходившие со всего света: поначалу он даже старался ответить на каждое и даже иногда назначал свидания девушкам, присылавшим ему свои фотографии, - пока не убедился, что это совершенно немыслимо, а агент не объяснил, что это не только нежелательно, но и опасно, и он может попасть в ловушку. Тем не менее он и сейчас еще испытывал особую отраду, узнавая, что поклонники изучают каждый его чих и вздох, открывают посвященные ему сайты в интернете, яростно защищают от любого критического замечания, мелькнувшего в прессе, и неистово оспаривают мнение, будто в последней своей роли он был не столь уж блистательно убедителен…

Годы меж тем идут. То, что раньше было чудом или подарком судьбы, ради которого он согласен был на вечное добровольное рабство, стало превращаться в единственный смысл жизни. Так что если заглянуть хоть немного вперед, сердце заноет: все это может когда-нибудь кончиться. Появляются другие актеры: они моложе, они готовы работать и «светиться» больше, а получать меньше. Приедаются похвалы; есть фильмы - а ведь он снялся чуть ли не в девяноста девяти - которые никто не помнит даже по названиям…

Меняются и финансовые условия. Он полагал, что эта работа не кончится никогда, и побуждал своего агента держать гонорарную планку в заоблачных высях. И в итоге его приглашают сниматься все реже. Первые признаки жизни подает отчаяние, проникающее в мир, который еще совсем недавно жил по формуле «Быстрее! Выше! Сильнее!». Снижать себе цену надо постепенно и соглашаясь на роль, непременно добавлять, что хотя гонорар не сопоставим с обычными его расценками, он сейчас все же подписывает контракт только потому, что уж очень пришелся по душе этот образ. И продюсеры делают вид, что верят. И агент притворяется, будто сумел обмануть их, хоть и знает, как важно для сохранения легенды, чтобы его клиент появлялся на фестивалях, подобных этому, и всегда выглядел востребованным и немного недоступным.

Пиар-менеджер предлагает сфотографировать, как он целуется с какой-нибудь знаменитой актрисой -снимок может украсить обложку скандального журнальчика. Уже выбрали партнершу, которой тоже остро необходима публичность, и договорились с ней: теперь осталось только найти подходящий момент во время сегодняшнего гала-ужина. Все должно выглядеть как нечто спонтанное, и оба должны быть уверены, что рядом найдется фотограф, но при этом они ни в коем случае не должны замечать направленный на них объектив. Потом, когда снимки опубликуют, он и она сначала будут все отрицать, потом объявят это вторжением в частную жизнь, потом их адвокаты подадут на издание в суд, а уж пиарщики постараются, чтобы эта тема как можно дольше фигурировала в СМИ.

И если вдуматься, он, несмотря на долгие годы работы и громкую славу, не очень-то отличается от девушки, сидящей сейчас напротив.

«Тебе придется оставить все и всех и меня одного считать своей мерой вещей».

Джибсон нарушает тишину, на добрых полминуты установившуюся здесь, в этой идеальной декорации - палуба яхты, солнце, кубики льда в высоких стаканах, крики чаек, легкий, дарующий прохладу ветерок.

- Ну, вы, наверное, прежде всего хотели бы узнать, на какую роль мы вас берем. Тем более что название фильма может до премьеры сто раз поменяться. Ответ прост: на роль его партнерши, - и он указывает на Звезду. - Иными словами, на главную женскую. А следующий вопрос должен быть таков: «Почему я, а не какая-нибудь знаменитость?» Верно?

-Да.

- Могу объяснить. Дело - в цене. У картины, которую я буду ставить - продюсером впервые выступит Хамид Хусейн, - ограниченный бюджет. Половина уйдет не на производство, а на рекламную кампанию. И потому нам нужны: звезда, на которую пойдет публика, и никому пока не известная, а значит, дешевая актриса. Такая практика не вчера началась и не завтра кончится: с тех пор как киноиндустрия стала повелевать миром, студии стараются, чтобы не угасла идея того, что слава и деньги друг без друга не ходят. Я помню, как еще в детстве, увидев огромные имения в окрестностях Голливуда, думал, что актеры получают чудовищные барыши.

Это не так. Тех, кто может сказать, что получает огромные деньги, наберется всего человек десять-двадцать. Прочие живут, творя химеры и мнимости: дом для них арендует студия, туалеты, драгоценности, автомобили получены напрокат и создают лишь видимость роскошной жизни. Студии оплачивают весь гламур, актеры же получают скромное жалованье. К нашему собеседнику, - он кивает в сторону Звезды, - это не относится, а вот к вам - в полной мере.

Звезда не знает, насколько искренни эти слова Джиб-сона, в самом ли деле тот считает, что сидит рядом с одним из величайших актеров современности, или отпустил такую замысловатую шпильку. Впрочем, все это не имеет ни малейшего значения - лишь бы контракт был подписан, продюсер в последнюю минуту не передумал, сценаристы к сроку сдали текст, бюджет не был превышен, а превосходно задуманная пиар-кампания началась вовремя. Ему сотни раз приходилось видеть, как гибнут, не начавшись, многообещающие проекты. Что ж, это - в порядке вещей, такова жизнь. Но после того как совсем недавняя его работа оказалась почти незамеченной публикой, он отчаянно нуждается в громовом успехе. А у Джибсона есть все возможности этот успех обеспечить.

- Я согласна, - говорит девушка.

- Мы уже обо всем договорились с вашим агентом. С нами вы подпишете эксклюзивный контракт. На съемках первой картины будете получать пять тысяч в месяц в течение года - и возьмете на себя обязательство появляться там и говорить то, где и что определят наши пиар-менеджеры. И уж во всяком случае - не высказывать собственных мыслей. Это понятно?

Габриэла кивает. Что ей остается? Ответить, что пять тысяч - зарплата секретарши в Европе? Какой смысл? Надо либо соглашаться, либо отказываться, и она хочет показать, что без малейших колебаний принимает правила игры.

- И хотя, - продолжает Джибсон, - вы будете жить как миллионерша и вести себя как суперзвезда, прошу помнить - на самом деле это не так. Если все пойдет гладко, на съемках следующего фильма будете получать десять тысяч. В свое время мы вернемся к этому разговору, тем более что у вас в голове гвоздем засядет одна мысль: «Когда-нибудь я отомщу за все это». Ваш агент, разумеется, в курсе наших предложений и знала, чего следует ждать. А вы, похоже, - нет.

- Это совершенно неважно. И мстить я никому не собираюсь.

Джибсон будто не слышит - или делает вид, что не слышит:

- И я позвал вас не затем, чтобы говорить о ваших пробах: скажу лишь, что получилось просто великолепно, я очень давно не видел ничего лучше. А пригласил вас сюда, чтобы вы с самого начала уяснили себе, на какую почву вступаете. Многие актеры и актрисы, снявшись в первом своем фильме, считают, что весь мир у их ног, и желают изменить правила. Однако договор уже подписан, сделать ничего нельзя, вот они и впадают в депрессию и даже подумывают о самоубийстве… Теперь мы проводим иную политику: прежде всего разъясняем, как все будет. В вас отныне будут уживаться две женщины: одну - если все пойдет хорошо - будет обожать весь мир. Вторая же будет знать и постоянно помнить, что не обладает абсолютно никаким могуществом.

А потому я вам советую: прежде чем идти в «Hilton» и примерять туалеты для сегодняшней вечеринки, хорошенько подумайте о последствиях. Когда переступите порог номера, увидите четыре экземпляра многостраничного контракта. Пока не подписали, вам принадлежит целый мир, и жизнью своей вы можете распоряжаться по собственному усмотрению. А когда поставите подпись, перестанете быть хозяйкой самой себе: мы будем контролировать все - от фасона вашей стрижки до ресторана, в котором должны будете обедать, даже при полном отсутствии аппетита. Разумеется, когда прославитесь, сможете зарабатывать большие деньги на рекламе. По этой самой причине ваши коллеги, как правило, соглашаются на наши условия.

Оба поднялись.

- Ну, как по-вашему, годится она вам в партнерши?

- Она станет замечательной актрисой. Когда другие претендентки стараются показать лишь свой профессионализм, она проявляет непритворную эмоцию.

Джибсон позвал того, кто должен был доставить Габ-риэлу на пирс, и сказал ей на прощанье:

- Не думайте, что эта яхта принадлежит мне. И она правильно поняла смысл этих слов.

3:44 РМ

- Давай поднимемся на первый этаж и выпьем кофе, - предлагает Ева.

- До показа остается меньше часа… Ты же знаешь, какие тут пробки.

- Успеем.

Они поднимаются по ступеням, сворачивают направо, проходят в конец коридора, где стоящий в дверях охранник узнает их и приветствует. Миновав витрины ювелирных бутиков, где выставлены бриллианты, изумруды, рубины, оказываются на залитой солнцем террасе первого этажа, которую уже много лет арендует знаменитая ювелирная фирма, чтобы принимать здесь друзей, журналистов, знаменитостей. Стильная мебель, изобильный и разнообразный буфет. Они садятся за столик, защищенный зонтом, и заказывают подоспевшему гарсону газированную минеральную воду и два кофе-эспрессо. Официант осведомляется, не угодно ли им посмотреть меню, но они, поблагодарив, говорят, что уже обедали.

Не проходит и двух минут, как он приносит заказ.

- Все хорошо?

- Все прекрасно.

«Все отвратительно, - думает Ева, - Все, кроме кофе».

Хамид чувствует - с ней что-то не то, но откладывает объяснения на потом. Он не хочет думать об этом. Он боится услышать что-то вроде: «Знаешь, я ухожу от тебя».

За одним из соседних столиков, положив перед собой фотокамеру, устремив взгляд в неведомую даль и ясно давая понять, что не расположен к общению, сидит всемирно известный модельер. Никто и не приближается к нему, если же кто-то по недомыслию сделает шаг в его сторону, пиар-менеджер, симпатичная дама лет пятидесяти, мягко просит оставить его в покое: он хочет немного отдохнуть от моделей, журналистов, клиентов, импресарио, беспрестанно осаждающих его.

Хамид вспоминает, как много лет назад - так давно, что это кажется вечностью, - впервые увидел его в Париже. Хамид к тому времени пробыл там уже одиннадцать месяцев, обзавелся друзьями, стучался в разные двери и благодаря содействию шейха, обладавшего связями в высоких кругах, получил работу художника в одном из самых прославленных домов моды. Не ограничиваясь эскизами, которых от него требовали, он засиживался в ателье до глубокой ночи, экспериментируя с тканями, привезенными из своей страны. Ему дважды пришлось побывать на родине. В первый раз - когда он узнал, что отец умер, оставив ему в наследство маленькое семейное предприятие по купле-продаже тканей. Прежде чем он успел понять, что же делать с ним дальше, посланец шейха сообщил, что если кто-нибудь возьмется вести это дело, в него будут вложены средства, необходимые для процветания, а право собственности останется за ним.

Он удивился, потому что шейх прежде не выказывал к этому предмету ни малейшего интереса. И ему сказали так:

- Здесь намерена обосноваться некая французская фирма, изготовляющая предметы роскоши. Прежде всего они связались с нашими поставщиками тканей и пообещали использовать их продукцию для своих товаров премиум-класса. Стало быть, у нас уже есть клиентура, мы будем чтить наши традиции и сохраним контроль за сырьем.

Хамид Хусейн вернулся в Париж, зная, что душа его отца переселилась в рай и что память о нем сохранится в краю, который он так любил. Юноша продолжал работать как проклятый, создавая эскизы костюмов, где использовал мотивы бедуинских одеяний. Если французская фирма, известная своим безупречным вкусом и дерзкой смелостью решений, заинтересуется тем, что производят в его стране, известие об этом очень скоро достигнет столицы моды, и спрос будет велик.

Следовало лишь запастись терпением. Но судя по всему, новость распространилась с немыслимой скоростью.

Однажды утром его вызвал директор. Хамид впервые попал в святая святых фирмы и был поражен царившим в кабинете беспорядком - газеты по всем углам, кипы бумаг, громоздящиеся на старинном столе, по стенам -обложки журналов в рамках и бесчисленные фотографии хозяина с различными знаменитостями, образцы тканей и стакан, заполненный белыми перьями всех размеров.

- Ты достиг больших успехов. Я заглянул в твои рисунки, благо ты их оставляешь у всех на виду. С этим, между прочим, надо быть поосторожней - вдруг кто-нибудь завтра уволится и вместе с удачными идеями окажется у наших конкурентов.

Хамиду было неприятно, что за ним шпионят. Однако он сдержался, между тем директор продолжил:

- Почему я говорю, что ты молодец? Потому что ты приехал из страны, где люди одеваются иначе, нежели у нас, и уже начал соображать, как применить эту манеру для Запада. Есть лишь одна сложность: такой материи здесь не найти. У рисунка ткани - религиозные мотивы; одежда, хоть и призвана всего лишь и прежде всего прикрывать плоть, отражает многое из того, что хочет высказать дух.

Он подошел к сваленным в углу журналам, купленным, вероятно, у букинистов, которые еще со времен Наполеона раскладывают свой товар на набережной Сены, и безошибочно вытянул из кучи один - старый «Paris Match» с фотографией Кристиана Диора на обложке:

- Что сделало его легендарным? Он сумел понять природу человека. Из многих его революционных открытий одно следует отметить особо: сразу после Второй мировой войны, когда людям в Европе практически нечего было носить, ибо катастрофически не хватало тканей, он разрабатывал модели, требующие огромного количества материи. И таким образом показывал не только элегантно одетую красавицу, но и вселял надежду, что все будет как прежде, все станет как было - в избытке и изобилии. Его за это нещадно критиковали, срамили и позорили, но он знал, что движется правильным путем, то есть всегда выгребает против течения.