Проблема ответственности ученогоПРОБЛЕМА ОТВЕТСТВЕННОСТИ УЧЕНОГО

Проблема ответственности ученого  с большой  ясностью  и  отчетливостью  встает,  когда он сталкивается с  проблемой принятия решения «за» или «против».  Как это случилось,  к примеру, в медицине, в начале века, при значимом  открытии  Эрлихом его  первого  радикального  средства  против  сифилиса  —  препарата  «606». Медицинская наука  и практика вкупе с ней,  в  те  времена,  управлялась  одним  принципом, ныне фигурирующем  в «клятве Гиппократа».  Это принцип, ставший непререкаемым законом:  «прежде всего - не  вреди».  Эрлих выдвинул и мужественно отстаивал другой  принцип:  «прежде всего  приноси пользу».  Эти принципы  прямо адресованы  к ответственности,  к   совести ученого. Ясно, что они выходят далеко  за  рамки одной лишь  медицинской науки,  имеют самое широкое общее   значение.   Такие   проблемы   встают многократно, и здесь нет абсолютного рецепта.  Каждый  раз ученые  должны взвешивать «за» и «против» и брать на себя ответственность, как поступать. В случае Эрлиха ответственность ученого была необычайно высокая, можно сказать, гигантская.  На одной чаше весов была страшнейшая болезнь,  имеющая колоссальное распространение повсеместно. На другой чаше  — многообещающее, но до конца неизведанное лечебное  средство  с опасностью  вторичных,  быть может,  тяжелых побочных  явлений.  Но  уверенность в своей правоте,   в надежности проверок способствовала тому, что принцип «прежде всего  приноси пользу» восторжествовал.  Невзирая на риски  ,  предположительно возможного вреда, была побеждена тяжелейшая, подлинно глобальная болезнь.

Таким образом,  в настоящее время, принцип свободы  научного поиска должен осмысливаться  в контексте тех далеко неоднозначных  последствий развития науки, с которыми приходится иметь дело людям. В нынешних дискуссиях по социально-этическим проблемам науки наряду с защитой ничем не ограничиваемой свободы исследования представлена и диаметрально противоположная точка зрения,  предполагающая регулировать науку. Все это показывает, сколь велика роль ученых в современном мире. Поэтому, действуя с сознанием своей социальной ответственности, ученый должен стремиться к тому, чтобы предвидеть возможные нежелательные эффекты, которые потенциально заложены в результатах его исследований.

Глава 2. социальнАЯ ответственностЬ  науки

Интерес к проблемам социальной ответственности ученых актуализировался в последние десятилетия, и сегодня, когда социальные функции науки  быстро преумножаются, и непрерывно увеличивается число каналов, связывающих  науку с жизнью общества, обсуждение этических проблем науки остается одним из важных способов выявления  ее изменяющихся социальных характеристик. Современная социокультурная обстановка характеризуется кризисом рационализма, обострением различного рода глобальных проблем и нарастанием тотальной энтропии духовной сферы жизни. Системный кризис

современного  общества обусловлен местом и ролью науки в социокультурном пространстве.

Энтропийные процессы в культуре современными мыслителями (П. Бьюкинен, Ф. Фукуяма, С. Хантинктон и др.) связываются, в том числе, и с тем, что современное научнотехническое развитие переживает глубокий кризис (В. Горохов, Т. Матяш, А. Павленко, В. Розин, Р. Баландин и др.). В часто используемом понятии «устойчивое развитие» заложено глубокое противоречие современной эпохи. С одной стороны, общество все еще руководствуется стремлениями к ускоряющемуся саморазвитию средствами науки и техники. С другой стороны, становится все более очевидной утопичность такого устремления перед лицом весьма вероятной невозможности достижения в будущем даже стабильного равновесия и сохранения достигнутого благосостояния.

О кризисе научно-технического развития свидетельствуют глобальные экологические (нехватка воды, недостаток свежего  воздуха, колебания температур, погодные катаклизмы и др.), медицинские (новые  эпидемии, вирусы и др.) различного рода техногенные проблемы, катаклизмы. Более того, стало ясно, что каждое техническое нововведение имеет  не только положительные, но и негативные последствия, которые невозможно точно  предугадать. Таким образом, проблема отрицательных результатов сциентизации выдвигает вопрос духовно-нравственных аспектов науки.

Натиск сциентистско-технократических воззрений на природу, общество, человека и культуру давно вызывал критику как западных (Ж.-Ж. Руссо, К. Ясперс, М. Хайдеггер и др.), так и отечественных (Н. Бердяев, В. Соловьев, И. Ильин, П. Флоренский и др.) мыслителей-классиков. «В культуре всегда

есть  два элемента – элемент технический  и элемент природно-органический. И окончательная победа элемента технического над элементом природно-органическим означает перерождение культуры во что-то иное, на культуру не похожее» – писал  Н. Бердяев [2, с. 46]. О духовно-нравственных аспектах науки 

писали  многие мыслители (И. Берт, П. Дюгем, А. Койре, Т. Кун, Дж. Холтон, И. Лакатос и др.), однако, наиболее «среднюю» позицию, на мой взгляд, выразил К. Ясперс [3]. В его концепции наука и техника – ни плохи, ни хороши сами по себе. Наука-в-себе и техни-ка-в-себе – безразличны. Плохи или хороши могут быть только их приложения. Все зависит от того, для какой цели применяют науку

или технику. Однако и он признает, что  невозможно избавиться от обратного  эффекта: наука и техника, созданные человеком, воздействуют и на самого человека. И освободиться от этого воздействия – невозможно.

Анализ развития науки приводит к тревожным результатам. Может быть в наиболее яркой форме это было выражено М. Хайдеггером. Наука и связанные с нею технологии имеют целью представить все существующее в виде некоторой наличности, готовой к использованию. Уже не электростанция стоит на Рейне, приводит пример М. Хайдеггер [4,с. 52], а Рейн существует для того, чтобы поставлять гидравлический напор для электростанции, вырабатывающей электроэнергию. И самое ужасное, что подобное отношение распространяется и на человека: человека также рассматривают как «человеческий материал» или «личный состав»

Не случайно столь настойчива сегодня  экологическая критика науки, научных  технологий и технологической цивилизации  в целом. На повестку дня уже поставлен  вопрос о более «мягких» формах технологии, более приспособленных к взаимодействию с целостными системами, с живым, с природой, прежде всего, с человеком, – вопрос о других отношениях человека с окружающей средой, – отношениях, учитывающих опыт всего многообразия культур с их богатыми духовными  практиками.

Именно социальная ответственность  ученых явилась тем исходным импульсом, который заставил сначала их, а  затем и общественное мнение осознать серьезность ситуации, угрожающей будущему человечества. Проблема взаимодействия познавательных и нравственных ценностей  из области теоретических дискуссий  перешла в область практического  воздействия, поскольку человек  осуществил грандиозный научно-технический  прорыв, и в сознании не только мыслителей, но и естествоиспытателей произошла  существенная переоценка общественной роли науки. Так, М. Борн писал: «На моем веку наука стала делом государственной  важности, она привлекает пристальное  внимание общества, и теперь устарела точка зрения на науку как на «искусство ради искусства» ... Я сам осознал  этот аспект науки только после Хиросимы ... Несмотря на всю мою любовь к  научной работе, результаты моих размышлений  оказались угнетающими. Теперь мне  представляется, что попытка природы  создать на этой Земле мыслящее животное вполне может кончиться ничем (причем не только по причине возможности  развязывания термоядерной войны)» [5, с. 38–39].

Рассмотренный ход событий вызвал волну «технофобии» и «антисциентизма», чем породил попытку некоторых ученых отстраниться от нравственных требований и объявить «этическую нейтральность науки»  (С. Коэн, Э. Теллер и др.).  В борьбе мнений определилось стремление отстоять образ науки как бескорыстного занятия, ориентированного исключительно на постижение истины. Научное рождается как следствие «познавательной деятельности людей, направленной стремлением к истине, которое строго следует указаниям опыта и логики. Это стремление к познанию и есть дух науки, без него она не существовала бы, и именно он, с его требованием объективно разбираться в фактах, докапываться до правды и следовать ей, важен для нравственности» [6,с. 32–33]. В итоге мировоззренческая рефлексия ученых и философов по этому вопросу отразилась в следующих позициях:

1) Занятия  наукой формируют высоконравственных личностей и поэтому наука служит всеобщему благу.

2) Наука  и научная деятельность внеморальны, они имеют собственную систему ценностей, не зависящую от морали.

3) Наука  враждебна морали и ее достижения  ухудшают нравственность.

4) Наука  и научная деятельность не  обеспечивают высоконравственную  позицию, но предполагают исполнение  моральных норм как условие  позитивного влияния на научный  поиск [7].

Таким образом,  наука помимо выгод  и преимуществ принесла человечеству новые проблемы, которые в свою очередь порождают проблемы этики ученых, их социальной ответственности перед обществом и отдельным человеком. Этическая рефлексия над наукой должны быть осмыслена как необходимая составляющая самого научного поиска и научного исследования. Занятия наукой предполагают наряду с овладением средствами и методами также и усвоение определенной системы ценностных ориентаций и целевых установок, которые должны стимулировать научный поиск, нацеленный на изучение все новых и новых объектов независимо от сегодняшнего практического эффекта от получаемых знаний.

Проблема нравственной ответственности  науки актуализирует вопрос социокультурного измерения научного инновационного развития. Подобная постановка вопроса отправляет, как отмечает В. Н. Порус, «к проблеме противоречий между культурой как горизонтом ценностей, выступающих ориентирами свободного поведения людей, и цивилизацией как системой формальных условий, необходимых для того, чтобы возможности этого ориентирования актуализировались» [9, с. 35–36]. Культура определяет ценностные смыслы общественного и личностного бытия. Цивилизация обеспечивает формы социальной организации, технические средства, регламент общественного поведения и превращает идеальные планы культуры в реальные программы,  определяет в них место и роль социальных институтов (в том числе – науки), как и отдельных людей, устанавливает правила общежития, в которых находят более или менее адекватное выражение культурные универсалии.  Культурные идеалы и цели выступают как жизненные ориентиры в контексте цивилизации, и противостоять энтропийным и разрушительным процессам может лишь цивилизация, одухотворенная культурой. Культура не является пассивной составляющей и способна сбрасывать с себя устаревшие и отжившие ее формы и проектировать новые. Формирующиеся в ней идеалы и ценности становятся общезначимыми благодаря традициям. В динамичных обществах традиции недостаточны, а идеалы и ценности воплощаются в принципах цивилизации. Но культура обладает автономией, внутренними импульсами саморазвития. Взаимообусловленность культуры и цивилизации может нарушаться. Наличные формы цивилизации имитируют культуру, «подменяют» ее. Поэтому Н. А. Бердяев называл цивилизацию «смертью духа культуры»: культура «ссыхается» в цивилизацию, а цивилизация без культуры превращается в антигуманный механизм [11, с. 147, 149, 150].

Что необходимо для сохранения их связи? Цивилизация должна направлять развитие культуры в контролируемое русло, но оставлять пространство свободы  для творческой работы духа, культура должна формировать осознанные потребности  и ожидания, осуществление которых  ведет к преобразованию цивилизации, сохраняя ее от деструктивного бунта. Если этого не происходит, наступает  кризис культуры, за которым следует  и распад цивилизации. Современная  европейская культура находится  в кризисе, один из признаков которой  есть утрата связи науки с культурными  универсалиями. Дело в том, что свою свободу наука охраняет от внешнего вмешательства постулатами о ценности «свободного и суверенного» научно-исследовательского труда и об органическом единстве всех частей и элементов своей грандиозной системы. Но если эта ценность трансформируется в самодовлеющую профессиональную ориентацию, в этом виден симптом неблагополучия культуры. «Чем более четко научное познание пытается выделить суверенную территорию, определяя свой предмет, объект и метод; чем более замкнутым хотелось бы видеть науке пространство ее интеллектуального и духовного суверенитета в сознании культуры, чем более прочны и устойчивы стены, тем, вероятно, все более и более шатким, зыбким, непрочным грозит оказаться ее «самостояние в культуре» [12, с. 348–349].

В таких условиях научный прогресс уже не воспринимается как составная  часть культурного развития. Г. Люббе констатирует: «Когнитивное содержание научного прогресса ... уже никак не затрагивает нас ни в культурном, ни тем более в политическом отношении» [12, с. 228]. Оторванность науки от «человеческих масс», индифферентных по отношению к профессиональным ценностям науки, особенно сказывается в те периоды, когда само это развитие приносит не только блага, но и угрозы, что ставит по сомнение даже превосходство научного прогресса над донаучными формами культуры.

В последние  годы дискуссии по вопросам генной инженерии обретают новые импульсы в связи с тем, что реальной стала возможность практического  использования методов генной инженерии  для лечения наследственных, одновременно с этим вопрос геннетического контроля уже несет с собой новые проблемы социально-экономического и морально-этического характера.

Под генной терапией немецкий исследователь И.Рейтер понимает введение генетического материала  в организм с целью исправления  дефектов. Некоторые ученые и религиозные  деятели вообще выступают против генной технологии в применении ее к человеку, считая, что здесь есть рубеж, перейдя который, мы не сможем контролировать дальнейший ход событий. Вместе с тем те, кто, страдает наследственными заболеваниями, возлагают надежду именно на генную терапию.