Смысл жизни и её ценность: многообразие понимания

Содержание

1. Введение…………………………………………………………..…………3-4
2. Смысл жизни и её ценность: многообразие понимания
1. Лейбниц, Шопенгауэр………………………………….........………….5-7
2. Кант……………………………………………………..………………8-10
3. Фрейд…………………………………………………….……………11-13
4. Ницше………………………………………………………………...14-15
5. Лотце, Лопатин………………………………………………………16-18
3. Творчество в контексте проблемы……………………...……………….19-21
4. Смысл и цель жизни……………………………………………………...22-24
5. Заключение…………………………………………….………………….25-26
6. Список используемой литературы…………………………………………..27

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Осознание того, что человек  живет лишь один раз и смерть неизбежна, со всей остротой выдвигает перед  ним вопрос о смысле жизни. Проблема смысла жизни важна для каждого  человека. Прав Ницше, утверждая, что "Если есть Зачем жить, можно вынести почти любое Как".

Безусловно, правы многие современные философы, утверждая, что  выбор смысла жизни зависит от многих факторов - объективных и  субъективных. К объективным факторам следует отнести социально-экономические  условия, сложившиеся в обществе, функционирующую в нем политико-правовую систему, господствующее в нем мировоззрение, сложившийся политический режим, состояние  войны и мира и т.д. Значительную роль в выборе смысла жизни играют и субъективные качества личности - воля, характер, рассудительность, практичность и т.д.

В античной философии наблюдаются  различные решения данного вопроса. Сократ смысл жизни видел в счастье, достижение которого связано с добродетельной жизнью, трепетным отношением к законам, принятым государством, знанием нравственных понятий; Платон - в заботах о душе; Аристотель - в стремлении стать добродетельным человеком и ответственным гражданином; Эпикур - в достижении личного счастья, покоя и блаженства; Диоген Синопский - во внутренней свободе, презрении к богатству; Стоики - в покорности судьбе.

Общеизвестен факт, что  смысл жизни тем обострённее воспринимается, чем хуже человек живет. Он как бы ищет нечто более высокое и глобальное (во временном плане, космическом, потустороннем), что оправдало бы его муки и осмыслило бессмысленность его существования. Чем спокойнее внешняя жизнь человека, чем более она занята текущими земными интересами и имеет удачу в их осуществлении, тем глубже та душевная могила, в которой похоронен вопрос о смысле жизни.

Но каждый человек, счастливый или несчастный, ставит своим локальным смыслом существования какое-либо дело. Вопрос о "смысле" чего-либо имеет всегда относительное значение, предполагая "смысл" для чего-нибудь, целесообразность при достижении определенной цели, и заключает он: Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да, то какой именно? В чем смысл жизни? Или жизнь есть просто бессмыслица, бессмысленный, никчемный процесс естественного рождения, расцветания, созревания, увядания и смерти человека, как всякого другого органического существа? Те мечты о добре и правде, о духовной значительности и осмысленности жизни, которая уже с отроческих лет волнует нашу душу и заставляет нас думать, что мы родились не «даром», что мы призваны осуществить в мире что-то великое и решающее и тем самым осуществить и самих себя, дать творческий исход дремлющим в нас, скрытым от постороннего взора, но настойчиво требующим своего обнаружения духовным силам, образующим как бы истинное существо нашего «я», — эти мечты оправданы ли как-либо объективно, имеют ли какое-либо разумное основание?. Но сама цель необходима (и имеет важность для человека), поскольку обеспечивает его благосостояние.

Предметом является «СМЫСЛ» как системы объективных тенденций развития родовой и индивидуальной человеческой сущности и носит чрезвычайно актуальный характер в условиях «столкновения цивилизаций», «современностей», «философий», в условиях движения к новому, еще во многом неопределенному, постиндустриальному обществу с характерным для него новым типом индивидами личности.

Объектом выступает жизнь человека, как свойство материи, даваемое и отбираемое Богом.

Целью данной работы является:

   1. рассмотрение ряда  философских концепций на примере  нескольких известных философов,  затрагивающих в своих работах  вопросы смысла жизни человека;

   2. проведение небольшого  аналитического исследования основных  ошибок философской мысли, совершаемых  в процессе поиска смысла человеческого  бытия.

В работе рассматриваются  следующие задачи:

1. Поиск смысла жизни.
2. Сотворение собственного смысла.

 

 

 

 

Смысл жизни и её ценность: многообразие понимания

Лейбниц, Шопенгауэр

Из переливов философской  мысли, склонявшейся то к пессимизму, то к оптимизму, для иллюстрации, как более или менее типичные, мы выберем два противопоставляемые  друг другу течения: оптимизм Лейбница, утверждающего, что этот мир лучший из всех возможных миров и пессимизм  Шопенгауэра, придерживающегося совершенно противоположной точки зрения. Сопоставляя  этих двух учителей жизни, мы получаем картину ярких, на первый взгляд, противоположностей, и от отрицательного ответа одного мысль с уверенностью переходит  к положительному убеждению другого.

Существование человека представляется Лейбницу полным глубокого, прекрасного  смысла не только потому что все от бога и дано в наиболее совершенной форме, но и оттого, что личность – дух, некоторое подобие бога, который не только воспринимает, но и «сам способен производить нечто подобное» восприятием дел божьих¹. Смысл жизни философ видит в совершенствовании, в приближении к богу, и в этом же заключается счастье; но совершенствование, а с ним и счастье твердо обеспечены волею божьей. К убеждению о гармонии мира Лейбниц присоединяет убеждение о воле бога, «чтобы все достигли познания истины, чтобы все обратились от пороков к добродетелям, чтобы все были спасены». Он глубоко убежден в действительном перевесе добра и счастья над злом и страданием, как он об этом неоднократно заявлял. Таким образом, с точки зрения Лейбница, можно сказать, что великий положительный неиссякаемый смысл мира кроется в чистой любви к богу.

Совершенно же иной позиции  придерживался Шопенгауэр, и никакие  усилия не могли спасти абсолютный пессимизм от притока оптимистических  веяний. Правда, как энергично Шопенгауэр ни отклонял то, что он называет историзмом, эта идея выявилась и у него в довольно яркой степени, а с  нею воскрес и известный телеологизм. И действительно, как можно было отклонить идею развития, и при том все повышающегося, когда весь мир расположился, в толковании Шопенгауэра, по направлению к небытию. В этом самосознании достигла просветления не только личность, но и весь мир; злой обманщик все-таки пришел к саморазоблачению и, следовательно, к коренному устранению зла. И это не иллюзия только потому, что все это способно привести к реальным следствиям абсолютно положительного свойства, а именно: к уничтожению мира. Если мир абсолютное зло и бессмыслица, то тем больше ценности и смысла в его уничтожении. Жизнь личности таким путем обрела ясный смысл и у Шопенгауэра, и при том смысл прямого космического значения: через свое просветление и отказ в себе от воли к жизни она спасает мир от мук и бессмыслицы, хотя бы уничтожением всего. 

В полном согласии с этим всплывает оптимистическая черта  Шопенгауэра и во взгляде на человека. Чем ближе он подходит к человеку и к тем главам своей философии, где затрагиваются вопросы императивного характера, тем яснее там слышится голос высокой оценки разума и познания человека; там он везде зовет к самоуглублению, к самосознанию личности, как спасительному фактору не только метафизически, но и житейски. Личность со всех точек зрения возводится в ранг первостепенного фактора, почти абсолютной ценности. Идея личности и ее самосознания привели Шопенгауэра к бреши в пессимизме в коренном пункте: несмотря на свою радикально пессимистическую оценку principium individuationis( перевод с лат.- принцип индивидуации.), Шопенгауэр уделил человеческому индивиду совершенно исключительное положение. В то время как Лейбниц, спасаясь от тягостной проблемы зла, увидел себя вынужденным принизить индивида, возложив всю вину на него и его свободу, Шопенгауэр, наоборот, ища выхода, как правильно констатирует Фолькельт, отвел отдельному человеку место особой идеи, меж тем как в природе идея вообще снисходит только до рода; человек уже выходит за пределы явления и обретает бытие, восходящее к царству вечного и единого: решением его воли, просветленной его постижением, может быть спасен мир или уничтожен. Пусть мир плох, но мощь и значение человека от этого выступают тем рельефнее. 

Лейбниц и Шопенгауэр встретились  и еще в одной черте. Оба  интеллектуалисты, оба отвели познанию и познавательному фактору центральное  место, оба ждут восхождения и  совершенства от познавательного прояснения. В итоге они оказались также  оба в крайне рискованном положении  в отношении человеческой личности. В их прямых сознательных заявлениях личность оказалась возведенной  на большую высоту, но по существу ее положение в их системах, с другой стороны, оказалось совершенно подорванным. У Шопенгауэра индивидуальные стремления все-таки должны бесследно исчезнуть  с этим миром вообще, как и всякие стремления, хотя бы в слабой степени  напоминающие волю; исчезает движение, прогресс, жизнь, достигается какое-то неведомое статическое положение, совершенно нестерпимое для личности. Приходится думать, что с миром ее миссия заканчивается и не появляется вновь.

Мало утешительного получается для решения проблемы смысла жизни  личности и у Лейбница. Там всеведение и всемогущество бога по существу закрыло все свободные входы  и выходы, оно определило все, и, сколько  бы Лейбниц ни отрицал этого, для  личности не осталось решительно ничего, возможного по ее собственному решению; все, что было, есть и будет, установлено  богом, и от него не укроется ничто. В трудных этапах своей философии  Лейбниц рекомендует личности тотчас вспомнить о таинственной премудрости  божьей и о необходимости положиться на его благость. Недаром у философа вырвалось сравнение человека с «духовным автоматом», потому что все в человеке, как и везде, заранее твердо установлено и определено. Все наши планы и стремления основываются просто на нашей неосведомленности, а если бы мы все знали, то, по мнению самого Лейбница, нам абсолютно нечего было бы желать больше. Это обозначает категорический смертный приговор личности; она сама как таковая утрачивает свое значение, потому что от ее воли и ее самосознания вне общемирового хода ничто не зависит; мы только звенья в общей цепи, способные только строить обманчивые фантазии, что мы можем что-то решить и сделать от себя. Бог у Лейбница возвеличен, но личность оказалась уничтоженной в корне.

Крайний оптимизм и пессимизм  неизбежно приобретают характер фатализма, потому что все призывы  при неизбежно гарантированном  ходе вещей утрачивают всякий смысл; нельзя стремиться к тому, что есть и обеспечено или определенно  немыслимо.

Удалось ли крайнему оптимисту  и пессимисту прозреть и постичь  ход мировой жизни и ее смысл, это большой вопрос, но смысл жизни  человека, не как части мира, а  как личности, погибает при этом безвозвратно. 

 

 

 

 

 

Кант

Хотя Кант, как это показывают его работы, не посвятил вопросу о смысле жизни отдельного исследования, тем не менее, мы находим в его собственных изречениях мысли, подкрепляющие возможность поставить такой вопрос. Основные черты «Критики…» Канта недвусмысленно говорят, что эта жизнь рисовалась кенигсбергскому мыслителю далеко не в розовом свете. Не трудно понять, что искать смысла в ней как таковой было бы большим, роковым заблуждением. Положительный ответ - если он возможен - может получиться только на почве установления связи личности с неземными целями и помыслами. Если бы человек оставался просто человеком, не становился бы личностью, то жизнь его была бы лишена всякого самостоятельного смысла и ценности. Подчеркивая широту и власть чувственных, земных стремлений людей в «Критике практического разума»² Кант произносит знаменательную фразу: «Человек – существо полное потребностей, но все-таки он не совсем уж животное…»

В своих изречениях, философ  энергично и решительно выступает против гедонизма. Он не стремился, правда, к полному уничтожению «естественных склонностей», а только требует их обуздания³. Потребность в счастье признается им за необходимую потребность всякого разумного существа, но эта потребность далеко от обоснования смысла жизни. Кант везде пользуется случаем подчеркнуть нравственно опасный характер стремления к счастью как самодовлеющей цели. Ценность этой жизни только в том, что мы таким путем открываем возможность иного, более достойного существования. Если бы целью жизни было счастье, то лучше было бы выбрать в руководители природный инстинкт, а не разум.

То, что человек может  породить «я», поднимает его на неизмеримую  высоту над всеми земными существами – такой мыслью начинается кантовская «Антропология». Автор требует от человека революционного перелома в  настроении и образе мыслей и считает  этот факт, может быть, необъяснимым, но все-таки возможным путем свободы.

Понимая под моральной  свободой «в практическом смысле» независимость  воли от принуждения со стороны требований чувственности, Кант наделяет этой свободой человека и этим отводит ему в  мире и жизни совершенно особое место, приписывая ему почти космическое, основное значение. Мыслитель сделал из субъекта своего рода философскую Архимедову точку, на которую у него опирается вообще все его миросозерцание. Таким образом, это приводит нас к очень важному выводу, что цель жизни, смысл ее, если он есть, имманентен личности, что высшее благо не вне личности, а в ней самой. Уже здесь напрашивается ясный вывод, что «царство небесное истинного смысла» может быть только «внутри нас».