Вопрос Жизни и смерти в философии Блеза Паскаля

Дело  здесь не только в том, что сознание своего ничтожества помогает человеку возвыситься над вселенной, но и  прежде всего в том, чтобы подняться  над этим ничтожеством, т. е. подняться  ему над самим собой, ибоничтожество, считает Паскаль, очевиднее у  тех, кто не подозревает о нем, чем у тех, кто его сознает. Иначе говоря, первый шаг на пути преодоления ничтожества (например, недостатков или пороков) состоит  в его сознании, постижении, уразумении, а затем в попытке искоренения  посредством усовершенствования человека. Отсюда берет свое начало известная  паскалевская формула: "Человек бесконечно превосходит человека". Не только в мысли, но и в реальной работе над собой, на практике.

Есть  еще один аспект взаимосвязи величия  и ничтожества, на который обращает внимание Паскаль. Почему человек столь  чувствителен и столь болезненно реагирует на всяческое неуважение, презрение, нелюбовь к себе? Почему он так остро переживает свое реальное ничтожество? Для ответа на эти вопросы  Паскаль прибегает к религиозному представлению о сотворении Богом  совершенного человека "по своему образу и подобию" и его падении  в результате первородного греха, испортившего весь последующий род людской. Вот  откуда у человека неистребимое сознание как своего величия, так и ничтожества. Человек, согласно Паскалю, "ничтожен,как  вельможа, как низложенный король", ибо ремесленник не тоскует по трону короля, равно как никто  не печалится, что у него не три  глаза, но как заглушить тоску  того, кто лишился хотя бы одного глаза, не говоря уже о двух.

Обращением  к религии Паскаль хочет "обосновать" как бы "прирожденное" и первичное  величие человека. Ничтожество оказывается  вторичным и составляет как бы "вторую природу", нерасторжимо спаянную в реальном человеке с первой, т. е. величием. Так что ничтожество  является оборотной стороной величия  и наоборот. Паскаль подчеркивает в этой связи: "...природа людей, которая сильнее всего, убеждает их в величии человека более основательно, чем разум — в его ничтожестве". Отсюда искание славы — почета и уважения со стороны других людей  — есть самая заветная цель человека, самое затаенное его желание. Хотя сама по себе жажда славы, считает  Паскаль, есть самое низменное свойство человека, она в то же время представляет самое великое свидетельство его "совершенства" (excellence). Так, совпадение противоположностей в учении Паскаля выражает самую глубокую и фундаментальную сущность человека.

Паскаль говорит о принципиальной и неустранимой "двойственности" человеческого  существа, принимая идею дуализма души и тела, духовного и животного  начал в человеке, которые связаны  с его величием и ничтожеством. Достоинство и величие человека состоят не в том, считает Паскаль, чтобы достичь одного из этих пределов — величия или ничтожества, но чтобы, "касаясь обеих крайностей, заполнять весь промежуток между  ними, в противном случае человек не взлетает, а падает". Паскаль восхищается Эпаминондом (фиванский государственный деятель и полководец), который обладал противоположными добродетелями, оттеняющими друг друга, — беспримерной отвагой, храбростью и мягкосердечием. Так, больной горячкой, говорит Паскаль, то дрожит в ознобе, то весь пылает, и холод точно так же свидетельствует о силе горячки, как и сам жар. То же самое можно сказать, заключает он, о добре и зле в этом мире.

Именно  противоречивый характер человеческого  существа порождает, согласно Паскалю, весь драматизм и даже трагизм  его жизни, заставляющие человека вечно  стремиться в будущее, преодолевая  настоящее и никогда не достигая желанной цели и успокоения. Сами противоречия как бы "гонятся за ним по пятам": они неустранимы, так как составляют самую суть его натуры. Конечный, ограниченный человек уПаскаля бесконечен в своих стремлениях, и движущей силой их являются противоречия его  существа и его жизни. "Человек  бесконечно превосходит человека". Человек не просто стремится к  счастью — он хочетбесконечного  счастья, то есть Высшего блага.

Исследователи видят своеобразие паскалевского стиля мышления в его феноменальной способности превращать все "за" в "контр", не только сталкивая противоположности, но и непрерывно как бы меняя их местами, заставляя читателя почувствовать силу противоречия, его неизбежность и значимость для выражения той или иной истины. Кроме того, Паскаля вовсе не шокировали и парадоксы, которые он считал неизбежными "спутниками"противоречивой действительности. Не холодно-рассудочная фиксация противоречий, но эмоциональная их оценка в качестве неизбежного и подчас непостижимого парадокса накладывает особую печать на паскалевскую диалектику человеческого бытия. Человек у него оказывается не просто "сгустком противоречий", а трагически раздвоенным и парадоксальным существом, непостижимым, по его мнению, ни для какой человеческой философии и понятным лишь с точки зрения христианской религии: грехопадение объясняет тот парадоксальный факт, что всякое совершенство в мире человеческом обременено своей противоположностью. "Какую химеру, следовательно, представляет собой человек! — восклицает Паскаль. — Какую диковинку, какое чудище, какой хаос, какой сгусток противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, глупый червь земной, хранитель истины, клоака неизвестности и заблуждений, слава и отброс вселенной! Кто распутает этот клубок? (Конечно, это превосходит возможности догматизма и пирронизма и всей человеческой, философии...) Пойми, гордец, какой парадокс ты представляешь. Смирись, немощный разум! Молчи, глупая природа... Послушайте Бога".

Паскаль отчетливо понимает, что "тайна  преемственности грехопадения" шокирует ум человеческий, но считает себя вынужденным  признать, что "узел нашего существования  завязан на дне этой пропасти. Так  что человек еще более непонятен  без этой тайны, чем эта тайна  непонятна человеку". Однако Паскаль  смирил свой философский разум и "объяснил парадокс" с помощью  христианской религии. Впоследствии французские  просветители сняли покров мистицизма с факта противоречивости человеческого  существования, выведя его из многообразия естественного бытия человека. Если Паскаль-философ понимает, что суть человеческого бытия может быть выражена только через противоречия, то Паскаль-христианин жаждет примирить все противоречия в Боге.

§ 3. В поисках «Спасения»

Есть три пути к вере: разум, привычка и вдохновение. Христианская религия, которая одна истинна, не допускает в число  своих истинных чад тех, кто верит  без вдохновения. 
Паскаль

Учение  о Боге составляет третью часть философской  концепции Паскаля и логически  завершает ее, будучи прежде всего  связанным с его учением о  человеке и отчасти с гносеологией. Все "тупики" и парадоксы философии  Паскаля сходятся в его религиозной  доктрине и получают в ней свое абсолютное решение. Неспособность  человека "знать все", равно  как и "не знать ничего", словом, парадокс истины легко, по убеждению  Паскаля, объясняется верой в  первородный грех и его преемственность. В "тайне первородного греха" Паскаль  нашел универсальный ключ к объяснению многих загадок и парадоксов человеческого  бытия, в том числе всеобщей его  антиномии — величия и ничтожества  человека. "Истинные природа человека, его благо, добродетель, равно как  истинная религия, неразрывно связаны  между собой и познаются только в совокупности'".

Ни  одна религия, согласно Паскалю, кроме  христианской, не понимает столь хорошо человека во всей его противоречивости, сложности и многоликости, а потому ни одна из них не является истинной. Он сводит "тайну антропологии" к "тайне теологии", проделав операцию, прямо противоположную той, которую 200 лет спустя осуществляет с позиций  воинствующего атеизма Л. Фейербах!

Когда Паскаль пытается обосновать истинность христианской религии, исходя из факта  противоречивости человеческой сущности, он неявно ставит первую в зависимость  от второй: религиозное объяснение человека оборачивается антропологическим  обоснованием религии. Получается у  Паскаля как бы взаимная обратимость  таинств религии и загадок  человеческого бытия. Словом, Паскаль  считает, что без христианской религии  мы находимся в "темноте неведения". При этом он сам замечает, что  одни парадоксы объясняет другими, еще менее понятными человеку, чем первые, на что и обратили внимание французские просветители.

Конечно, не все  просветители верили в эту версию. Так, Гельвеций с неизменным уважением  отзывается о Паскале и в своих  произведениях "Об уме" и "О  человеке" ссылается на него как  на авторитетного знатока человека и человеческой природы 2 , хотя и  не соглашается с его религиозными взглядами: "...для объяснения человека нет необходимости, как этого  требовал Паскаль, прибегать к первородному греху".

§ 4. Жизнь «Перед лицом смерти»

Антропологическое обоснование религии связано  у Паскаля также с осмыслением  естественного конца человеческой жизни, который он считает "трагическим  концом". Паскаль его настолько  драматизирует, что кажется, будто  острота переживания ожидающей  всех смерти никогда не оставляла  его. Самая мысль о смерти порождает  в нем отчаяние и ощущение безысходности.

"Последний  акт — кровавый, как бы ни  была хороша комедия во всем  остальном. В конце концов, хлопаются  головой оземь, и это уж навсегда", — говорит Паскаль о жизни. Он рисует безотрадную, ужасную картину человеческой жизни, в которой люди уподобляются "узникам в цепях, осужденным на смерть. Каждый день одни из них умерщвляются на глазах у других, а оставшиеся в живых, скорбно и безнадежно взирая друг на друга, ожидают своей очереди". В ответ на это Вольтер возмущается: "Рассматривать универсум как тюрьму, а людей как преступников, которых скоро казнят, — это идея фанатика. Верить же в то, что мир создан для наслаждений, — это мечта сибарита. Думать, что земля, люди и животные являются тем, чем они должны быть по воле провидения, — вот мысль мудрого человека".

Но  паскалевское мировосприятие вовсе не является лишь его уникальным достоянием, поскольку представляет осмысление реального и в самом деле трагического факта человеческой жизни, эмоционально-нравственное ощущение которого варьируется в зависимости от многих условий: социальных, индивидуально-личностных, нервно-психологических и др. Трагическое восприятие трагического факта имеет куда больше оснований, чем героико-оптимистическое его восприятие. Конечно, "зачарованность" смертью требует более чуткого внимания и тонкого подхода, нежели стоическое, простодушно-индифферентное или эпикурейско-оптимистическое отношение к ней. Трагическое мироощущение можно не принимать, но вряд ли можно его разоблачать с точки зрения разума и логики и совершенно нельзя ему не сочувствовать. Мысль о смерти как бы гипнотизирует Паскаля, не дает ему покоя, подтачивает его бытие в самом корне, а оно и без того было всегда очень хрупким. Обремененный с раннего детства различными тяжкими болезнями и физическими недугами, которые не раз ставили его жизнь на грань смерти, не доживший до сорокалетнего возраста, он слишком реально должен был чувствовать близость смерти и даже как бы ее "присутствие" в самой его жизни. Кроме того, беспощадная требовательность к себе, доходившая в последние годы жизни до жестокого нравственного и физического самобичевания, лишала его ощущения полноты бытия, и он часто жил на грани физического и нервного истощения. Полный разнообразных творческих планов, Паскаль остро чувствовал ограниченные пределы своей хрупкой жизни, торопился, подхлестывал себя, боялся не успеть. За свою до обиды короткую жизнь он многое, очень многое успел, но субъективно был убежден, что им почти ничего не сделано. Паскаля называют "мучеником науки", но еще его можно назвать и "гением страдания". Трагизм его личного бытия усугублялся резко отрицательным отношением к социальной действительности абсолютистской Франции, о чем выше подробно говорилось. Таким образом, с разных сторон теснили Паскаля бедствия человеческой жизни и придали трагический характер его миросозерцанию.

Единственную  альтернативу светскому и стоицистско-философскому решению проблемы жизни и смерти, личному спасению человека Паскаль увидел в христианском учении с его идеями бессмертия души и приобщения человека к Богу (как идеалу всесовершенства) через следование примеру жизни Иисуса Христа. "Спасение" Паскаль понимает, во-первых, как преодоление границ естественной жизни и продолжение жизни души после смерти тела, во-вторых, как избавление человека от первоначальной природной греховности (в результате преемственности первородного греха) и приобретенного в этой суетной жизни несовершенства, от несчастий и страданий и обретения "счастья и блаженства с Богом".

Иногда  считается, что "первое обращение" к религии молодого Паскаля было кратковременным и поверхностным. Да, он не оставил науку и не покинул  свет, так что во внешней жизни  как будто ничего не изменилось. Однако жизнь "внутреннего человека" в нем оказалась преобразованной  под влиянием янсенистов и учения Августина, на которое они опирались. Об этом свидетельствует его углубленное  размышление о жизни и смерти в связи с кончиной любимого отца в 1651 г. Паскаль пишет письмо —  утешение своей старшей сестре Жильберте. Но в письме явственно чувствуется горячее стремление утешиться и самому. Он не может найти утешения ни в обыденных, ни в научных, ни в философских представлениях о смерти. Он не может смириться с ней как с "естественным явлением", осуждая за подобное понимание смерти Сократа и стоиков, а позже и Монтеня. В "Мыслях" Паскаль резко осудит этого последнего за его "нечестивые мысли" о самоубийстве. Он находит единственное утешение в христианской религии, о чем он и пишет сестре: "Поэтому не будем предаваться печали, как не имеющие надежды язычники. Мы не потеряли нашего отца в момент смерти... Но я не хочу, чтобы вы были бесчувственны, ибо удар слишком чувствителен, без сверхъестественной помощи он был бы даже невыносим"'.

Человек, подобно ангелам, не может не ощущать  боли, продолжает Паскаль, но в несчастьях и страданиях язычник безутешен, так как не ведает их истинного  смысла и значения, а христианин полагается на промысел Божий. Христианин не будет искать утешения ни в себе самом, ни в близких, ни в чем-либо тварном и временном на земле, но только в Боге, в Иисусе Христе. Ведь ни что сотворенное не является первой причиной того, что мы считаем несчастьями, которые посылаются нам Богом как "единственным властителем наших судеб". Отсюда нельзя смотреть на смерть как на дело случая или роковую природную необходимость, но как на таинство, предопределенное Господом "от века", по истечении времени, в такой-то год, такой-то день, такой-то час, в таком-то месте и таким-то образом. В свете учения Святого Духа, говорит Паскаль, смерть есть наказание за грех, она необходима для очищения от греха. Потому жизнь христианина — это постоянная жертва, могущая завершиться только смертью. Важно, чтобы эта жертва была принесена Богу, а не дьяволу, ибо грехопадение было жертвой  дьяволу.