4. Изнашивание «ностальгического
ресурса». С первых же своих
шагов на постсоветском пространстве
Москва фактически сделала ставку
на советский запас прочности
во взаимоотношениях с новыми
независимыми государствами. Сохранение
статус-кво стало главной целью
российской стратегии. Некоторое
время Москва могла обосновывать
свое особое значение на постсоветском
пространстве в качестве посредника
между крупнейшими мировыми центрами
силы и новыми независимыми
государствами. Однако эта роль
быстро исчерпала себя в силу
уже упомянутых причин (активизация
США и ЕС, превращение отдельных
постсоветских государств в региональные
центры силы).
5. Приоритет глобальной интеграции
перед региональной, исповедуемый российской
правящей элитой. Единое экономическое
пространство России и ее союзников могло
бы быть жизнеспособно как проект аналогичный
и альтернативный общеевропейской интеграции.
Однако именно в этом качестве он как раз
не был принят и сформулирован. Москва
на всех этапах своих отношений, как с
Европой, так и с соседями по СНГ прямо
и косвенно подчеркивает, что рассматривает
постсоветскую интеграцию исключительно
как дополнение к процессу интеграции
в «большую Европу» (в 2004 году, параллельно
с декларациями о создании ЕЭП, Россия
принимает так называемую концепцию «дорожных
карт» по созданию четырех общих пространств
России и Европейского Союза). Аналогичные
приоритеты были определены и в переговорном
процессе о вступлении в ВТО. Ни «интеграция»
с ЕС, ни процесс присоединения к ВТО сами
по себе не увенчались успехом, зато вполне
успешно торпедировали постсоветский
интеграционный проект.
6. Провал стратегии энергетического
давления. Реакцией на очевидное
«бегство» прирубежных стран
от России стала политика сырьевого
эгоизма, который подчас стремились
представить в облике «энергетического
империализма», что справедливо
лишь отчасти. Единственная «экспансионистская»
цель, которую преследовали газовые
конфликты со странами СНГ,
состояла в установлении «Газпромом»
контроля над газотранспортными
системами этих стран. И на
главных направлениях эта цель
не была достигнута. К основным
транзитным странам, через территорию
которых российский газ поступает
к потребителям, относятся Беларусь,
Украина и Грузия. В основе
реакции этих стран на давление
«Газпрома» лежит стремление
как можно быстрее ликвидировать
зависимость от российского газа.
Каждая страна делает это разными
способами. Грузия и Украина
— путем строительства новых
газопроводов и транспортировки
газа из Турции, Закавказья и
Ирана. Беларусь — путем диверсификации
топливного баланса. Все три
страны противодействуют контролю
«Газпрома» над газотранспортной
системой. При этом наиболее жестко
возможность совместного контроля
над ГТС отвергла Украина, чья
позиция в данном вопросе наиболее
важна. Что же касается политической
стороны вопроса, то здесь результат
энергетического давления является
не нулевым, а отрицательным.
Это в равной степени касается
не только Украины, Грузии, Азербайджана,
но и «дружественных» Армении
и Белоруссии. Повышение цены
на поставки российского газа
в Армению, состоявшееся в начале
2006 года, уже существенно укрепило
западный вектор армянской внешней
политики. Российский сырьевой эгоизм
в отношениях с Минском окончательно
похоронил идею Российско-Белорусского
Союза. Впервые за более, чем 12-летний
период своего пребывания у власти Александр
Лукашенко в начале 2007 года дал высокую
оценку Западу и подверг жесткой критике
российскую политику.
7. Непривлекательность внутренней
модели развития РФ (номенклатурно-сырьевого
проекта) для стран-соседей.
На этой причине
стоит остановиться несколько
подробней, поскольку, по нашему
мнению именно она является
наиболее фундаментальной. Для
России внешняя политика на
постсоветском пространстве является
лишь формально внешней. И не
только потому, что население
этих стран принадлежит к числу
наших бывших или нынешних
соотечественников. А потому, прежде
всего, что необходимым и достаточным
условием влияния России на
прирубежные страны является
образцовое решение проблем собственного
развития. То есть, по большей
части, характерно постсоветских
проблем, более или менее общих
для всех бывших республик
СССР. Иными словами, влияние в
собственном историческом ареале
(каковым для России является
пространство бывшего СССР) требует
полноценного лидерства. А лидерство
равнозначно способности служить
эталоном развития для типологически
близких стран.
Несмотря на очевидность
такого подхода, как в ельцинский,
так и в путинский периоды
постсоветской истории претензия
Москвы на лидерство в гораздо
большей мере основывалась на эксплуатации
темы общего прошлого и чисто количественном
ресурсном преобладании, чем на привлекательном
образе будущего или успешной модели
национальной модернизации.
Нельзя сказать, что Российская
Федерация не продемонстрировала никакой
модели успеха. В период 2000 – 2007 годов
идея «успешности» стала заметным и
подчас демонстративным атрибутом
нового официоза, что, несомненно, было
замечено и нашими соседями. Однако
в их глазах «российский успех» остается
исключительно «сырьевым», который,
помимо множества неприглядных черт,
имеет две особенности, принципиальных
для нас в данном контексте. Во-первых,
этот успех ни в какой мере не является
общенациональным, а исключительно верхушечным
успехом, усугубляющим коррупцию и социальное
расслоение. Во-вторых, такой тип успеха
не притягивает и не инкорпорирует соседние
страны, а отталкивает их, стимулируя политику
сырьевого эгоизма.
Каждая из этих особенностей
российского «успеха» вполне
закономерна для «экономики вывоза»,
которая ориентирована на глобальный
рынок и объективно не заинтересована
ни в интеграции собственного
общества на базе развития
производительных сил, ни в
интеграции с прирубежными государствами
на базе единого регионального
рынка.
В целом можно отметить,
что в настоящее время действенная
экономическая, политическая, социальная
интеграция на постсоветском
пространстве проходит менее
интенсивно из-за отсутствия подлинной
заинтересованности в ней стран
СНГ. СНГ было основано не
в качестве конфедерации, а как
международная (межгосударственная)
организация, которая характеризуется
слабой интеграцией и отсутствием
реальной власти у координирующих
наднациональных органов. Членство
в этой организации было отвергнуто
прибалтийскими республиками, а
также Грузией (она присоединилась
к СНГ только в октябре 1993
г. и заявила о выходе из СНГ после
войны в Южной Осетии летом 2008 года). Однако,
по мнению большинства экспертов, объединительная
идея в рамках СНГ полностью себя не исчерпала.
Кризис переживает не Содружество как
таковое, а господствовавший в течение
1990-годов подход к организации экономического
взаимодействия между странами-участниками.
Новая модель интеграции должна учитывать
решающую роль не только экономических,
но и других структур в развитии экономических
отношений в рамках СНГ. При этом экономическая
политика государств, институциональные
и правовые аспекты сотрудничества должны
существенно измениться. Они призваны
способствовать в первую очередь созданию
необходимых условий для успешного взаимодействия
хозяйствующих субъектов.